Я не люблю излишне вежливых людей. Они бесят просто на генетическом уровне. Особенно, когда сегодня полнолуние. И как вообще отец додумался отправить меня в магазин в этот день? Ах, да, он же не знает о небольшой особенности его недавно нашедшейся дочери: ночами в полнолуние она хочет убивать людей и не видит в этом ничего предосудительного. По крайней мере, человеческая часть пытается найти аргументы в пользу людей, но каждое полнолуние в бессилии закусывает нижнюю губу и уговаривает койота быть послушным и не брать контроль над разумом. Ненавижу длинные очереди в магазинах. В этом мире вообще столько всего, что я ненавижу, и это бесит меня ещё сильнее. Закрываю глаза и облегчённо выдыхаю, когда мне удаётся выйти из магазина и засунуть пакеты с чипсами для отца и сырым мясом для меня [полнолуние, все дела, не могу отвыкнуть от старой койотской привычки] в багажник автомобиля. Да, вожу я по-прежнему хреново, но я хотя бы стараюсь.
     С чувством выполненного долга выгребаю содержимое пакетов на стол под одобрительное хмыканье отца. Похоже, он думает, что я адаптировалась к жизни, что была уготована мне с самого начала. И я была бы счастлива жить в этой семье, не зная ни Пустынную Волчицу, ни Питера Хейла.
    – Я иду спать, – безапелляционным тоном заявляю я отцу, прежде чем подняться в свою комнату. Он недоумённо кивает, а я, чтобы не выглядеть перед ним виноватой дурой со своей резкостью, добавляю уже мягче: – голова разболелась, – отец, папа, мой понимающий папа улыбается, морщин на его лице становится в разы меньше, и я не могу не улыбнуться в ответ. Всё-таки он любит меня, он единственный, кому я вообще нужна, так что ради него я постараюсь быть ч е л о в е к о м, ведь именно этого мне так не хватает.
     Под звуки футбола, что отец продолжил смотреть, поднимаюсь в свою комнату, морщась от боли и жажды крови, что возрастала каждое полнолуние. Не знаю, приковать ли себя наручниками к батарее, но наручники слишком слабы, чтобы выдержать напор оборотня. Решение пойти в лес охотиться приходит через какое-то время раздумий о своей нелёгкой судьбе. Рано или поздно, я всё равно обращусь, а пугать отца странным грохотом из своей комнаты, где я вроде как сплю, не хочется совершенно. И ровно в полночь я просто вылезаю из окна, после чего направляюсь в до боли знакомый лес, где провела свои лучшие годы, не зная никакой вины, боли и страданий. Тогда я была животным, сейчас  я чёртов человек, и я для меня было бы гораздо легче снова стать койотом, эгоистичным, кровожадным животным.
    Я иду, глядя на полную Луну, что светит своим единственным жёлтым глазом, словно смеясь надо мной и моим бессилием. Злюсь, что не могу быть обычным подростком, что сейчас вместо того, чтобы контролировать каждый свой вдох, зажигают на вечеринках. Злюсь, что не одна из тех ботаников, которым легко даётся математика. Злюсь, что у кого-то есть любящие родители, а у меня лишь приёмный отец и мать с сестрой, которых я собственноручно убила. Злюсь. Злюсь.
    Но внезапно всё меняется, мой чуткий нюх улавливает чьё-то дыхание. Человеческое дыхание. Хмурюсь, но слабые попытки сдержать койота, что почувствовал человека, которого можно растерзать, не остановить. Зачем, зачем кому-то понадобилось быть здесь, словно Вселенная тоже издевается надо мной. Я не хочу обращаться, но жажда крови сильнее. Моё сознание больше не принадлежит мне – это последняя мысль, что успела промелькнуть перед обращением в беспощадное чудовище, что удавалось сдерживать так долго.
     Койот хочет убивать. Койот жаждет крови, человек отходит на задний план, давая управление бесчеловечной твари, что только и ждала момента, когда получит контроль. Глаза загораются ядовито-синим, когти, острые, несущие смерть, одна мысль о которой сводит койота с ума, выходят наружу, язык во рту ощущает клыки. Парню явно не повезло оказаться здесь, но это только его проблемы, я не записывалась в альтруисты, скорее, эгоистка во мне сейчас абсолютно довольна тем, что койот крадётся к своей жертве, планируя сделать из этого паренька неплохую добычу.  Малии Тейт больше нет, Малия Тейт нежится на задворках собственного сознания, примеряя на себя роль гостя. И мне это нравится. Нравится перекладывать ответственность на кого-то другого.
      Где-то там же, на задворках сознания, рождается мысль, что парень делает один в лесу ночью, но она была быстро отброшена, потому что для тех, кто знаком со Стайлзом Стилински, понятие об удивлении вообще не известно. Зверь рад, зверь сегодня будет лакомиться вкусным ужином в полнолуние, что не ровня сухим завтракам, что, по мнению моего отца [который не был серийным убийцей], являются здоровой пищей. Я приближаюсь, готовая вонзить клыки в его шею, продираясь сквозь заросли, не обращая на ветви деревьев, что, находясь на моём пути, царапают кожу, но она мгновенно зарастает благодаря регенерации и адреналину. Мазохизм, смешанный с чувством превосходства.
     Парень впереди дышит так быстро, что у меня невольно захватывает дух. Прибавляю шаг, потому что вена на шее пульсирует слишком призывно, манит, зовёт вонзить клыки как можно скорее. Перехожу на бег, койот счастлив, что сегодня будет целый пир, а не какое-то глупое животное, что я ловлю каждое полнолуние, когда зверя не удаётся контролировать. Приближаюсь, но в последний момент парень поворачивается ко мне лицом, а я почему-то, опешив, отшатываюсь на пару шагов назад. Койота почему-то охватывает смятение, а ведь это происходит только с моей человечной стороной, что койота явно забавит. Но миг проходит, и зверь берёт контроль. Рычит, скалится, наступая, мысленно уже разрывая плоть убитой жертвы на куски, блаженно улыбаясь, потому что для настоящего счастья нужно лишь убить.
     Убить. Именно этим я и хочу заняться прямо сейчас. Последствия всё равно придётся разгребать потом, и это будет уже проблема человечной Малии, а сейчас в голове стучит мысль о том, что нужно выпустить когти, бить, смотреть, как кровь будет хлестать фонтаном, и наслаждаться.