Старк был раздражен, и оттого его голос звучал более резко, чем в начале разговора, вот только Стив не знал наверняка, что именно послужило главной причиной этой резкости: он сам; слова, которые он произнес, или Тони злился лишь на себя самого.
Что он хотел от Старка...
Вопрос, на который Стив точно и не знал ответа, вот в чём была проблема. Кем был для него Тони Старк? Человеком фактически с другой планеты, с полностью противоположным воспитанием, взглядами на жизнь, вкусами, принципами, если у Тони Старка вообще были принципы. Кем он был для Тони Старка? Таким же существом с другой планеты, который раз за разом говорит одно и то же, пытаясь стучать в наглухо запертые ворота из бронированной стали? Тогда странно, почему Тони до сих пор не развернулся и не ушёл куда подальше.

Стив не знал, почему и он не может сейчас встать и уйти, как будто он был привязан... Впрочем, это так и было. Иногда люди тратят годы на то, чтобы попытаться разглядеть в ком-то близкого человека; человека, которого нельзя так просто отпустить. Иногда же всё происходит с точностью до наоборот - ты за считанные мгновения чувствуешь, как близок тебе другой, какими бы разными вы не казались на первый взгляд. С Баки у Стива было точно так же, окружающим сложно было представить, что у этих двоих могло быть общего, но дело в том, что даже самые прочные канаты иногда бывают невидимы для посторонних.

Роджерс мог тысячу раз ошибаться в своих ощущениях, он не мог назвать себя знатоком душ человеческих - у Стива всё было гораздо, в разы проще - он просто верил в людей. Точка. И было ли это его главным достоинством, или же главным недостатком, решать было не ему.

Единственное, что он мог бы ответить на вопрос Тони, была всё та же обезоруживающая правда. Они и так зашли слишком далеко, чтобы что-то придумывать, лицемерить, прошли свою точку невозврата, после которой либо расходятся врагами, либо протягивают друг другу руку для пожатия.
- Я... я не знаю, Энтони, - Стив покачал головой. - Я уже не надеюсь вас в чём-то переубедить. Возможно, мне просто хочется, чтобы вы ещё хоть раз были таким же, как в тот вечер. Искренним и настоящим. Каким я вас увидел.
И только сказав это, Стив понял, что в споре с Тони он тоже не задал своего вопроса.
- А вы? - он смотрел прямо, как будто стараясь запомнить все черты лица Старка, каждую мелочь, и главное - взгляд. Опять захотелось взять карандаш, блокнот и рисовать. Интересно, если бы Тони мог увидеть себя его глазами, глазами Роджерса, изменил бы он мнение о самом себе? - Чего вы ожидали от меня, когда решились позвонить во второй раз?

Стив обрадовался, когда понял, что Старк не собирается уходить, хотя виду не подал. С Тони было интересно - интересно даже спорить, находясь на противоположных полюсах мнений. Старк говорил спокойно, не пытался надавить на собеседника, хотя наверняка мог бы, если бы захотел, и у него однозначно была позиция, к которой он пришел не вчера и даже не позавчера. Это было заметно. Но если он готов был выслушать и другую позицию, это говорило только в его пользу.

О том, что сказал Тони по поводу Штатов, Стив думал. Возможно, Тони мог считать его юнцом в розовых очках, которому к тому же здорово промыли мозги в армии (хотя Стив искренне надеялся, что Тони так не считал), но это не соответствовало истине, и, что самое интересное, косвенно в этом был замешан сам Тони, впрочем, даже не подозревая этого.

Просто после того самого вечера покушения, утром, Стив отчетливо понял, как мало он, Стивен Грант Роджерс, знает о том, что происходит в мире. Он жил так, как ему было комфортно, просто делал свою работу, катался на мотоцикле, рисовал жителей Нью-Йорка, пил пиво с Баки... Он вёл такую же жизнь, какую ведут тысячи, да что там - миллионы американцев за своими белыми заборчиками. А где-то в это время ставили подписи под договорами, меняющими судьбы мира; взрывались бомбы; стреляли в человека, который просто посмел на этот раз сказать "нет".

Стив будто вынырнул из воды - тёплой, комфортной, но очень мутной - и впервые глотнул морозный, обжигающий легкие, воздух.
Он начал много читать о происходящем в мире, начал хоть немного понимать, какие рычаги приводят в действие весь этот механизм, как он устроен, и как войны выгодны определенным лицам. И всегда будут выгодны.

- Это так, мистер Старк, - Стив последовал примеру Тони и тоже отодвинул свой бокал. - И даже я, патриот с детства, ко многому происходящему отношусь критически. Это было одной из причин, почему я отправился в армию - увидеть всё своими глазами. И я видел многое. Разное... - Стив на секунду опустил взгляд - слишком свежи были в памяти некоторые картины, но их нельзя было забывать, ничего из увиденного нельзя было забывать. - Но я видел и людей, которые благодарили нас за помощь. Которым мы спасли жизнь. И это перешивает чашу весов. К тому же, просто поверьте, Энтони, - он говорил так, будто давал какую-то клятву, из тех, которыми мальчишки в детстве или юности скрепляют "дружбу навеки", - я не буду слепо следовать тем приказам, которые сочту преступными. Чего бы это мне в итоге ни стоило.

Он согласился поехать с Тони и потому, что ему было любопытно, и потому, что отпуск скоро заканчивался, ему нужно было возвращаться на Восток, и Стив не мог знать, увидит ли он Старка еще раз вживую, а не на обложке журнала или в выпуске новостей.
Когда они выходили из паба, Тони положил руку на его плечо, и Стив на миг замер - простое прикосновение чужой руки почему-то обожгло, как огонь, и уже на улице он заторопился к мотоциклу только, чтобы Тони не заметил его реакции.
Совершенно неожиданной реакции для него самого.

Как-то Баки, то ли действительно ради интереса, то ли желая подразнить Стива, спросил, нравятся ли ему парни. Конечно, Стив тогда залился краской по самые уши и ответил отрицательно, что было чистейшей правдой. Беда была в том, что он не мог сказать, что ему нравятся девушки - точнее, они вроде бы нравились, он целовал их, и тело даже отзывалось, желая большего, но такой реакции на легкое прикосновение руки у него никогда не было. Даже тогда, в мастерской, потому что он был слишком ошеломлен, слишком обескуражен, слишком смущен и еще тысячу других "слишком". Сейчас он был спокоен, именно поэтому такая реакция стала для него самого шоком - на мгновение так отчаянно захотелось сбросить ладонь Тони только, чтобы в следующую секунду прижать его к стене и до боли поцеловать, срывая ту самую броню цинизма, о которой они только что говорили.

От этих мыслей было и страшно, и... странно. Эти мысли не могли принадлежать Стивену Роджерсу, и, тем не менее, это было так. Стиву оставалось только порадоваться, что путь до лаборатории Старка они провели порознь, лишь поменявшись ролями: теперь дорогу показывал Тони, а Стив ехал на мотоцикле в арьергарде.

За что Стив любил быструю езду – она здорово прочищала мозги. Если хотелось сбежать куда-то подальше от мрачных мыслей, от нерешённых проблем, да просто от сумасшедшего ритма Нью-Йорка (который Роджерс, как истинный сын Большого Яблока тоже по-своему любил, но не всегда), рецепт был один: садись на мотоцикл и дави на газ.

Лавируя между неповоротливыми по сравнению с его «железным конём» автомобилями, можно было выбросить всё из головы и только чувствовать свист ветра в ушах, чувствовать: вот-вот немного – и ты взлетишь.

И сейчас, следуя за Старком, который, к счастью, тоже непрочь был прокатиться с ветерком, Стив почувствовал, что постепенно приходит в себя от наваждения, вызванного близостью человека, с которым он и не был толком знаком. Точнее, желание узнать Старка ближе никуда не делось, но сейчас к нему не примешивалось то странное, новое, чему Стив никак не мог отыскать название. Это можно было бы назвать «желанием», но Стив опасался этого слова.

Когда они подъехали к зданию лаборатории Старка, Роджерс с любопытством осмотрел здание. В отличие от невероятно пафосного, возвышающегося даже среди многочисленных небоскребов Нью-Йорка, здания «Старк Индастриз», это было гораздо проще – функциональное, неброское. Но почему-то сразу становилось понятно – здесь настоящее сердце компании Старка, его второй, а, может быть, и первый дом.
Стив так засмотрелся, что даже не заметил, как Тони практически бесшумно оказался рядом и вдруг, совершенно внезапно для Роджерса, прикоснулся к его волосам. Стив не успел сделать шаг назад только потому, что Старк сам отошёл – так же быстро; так, как будто ничего и не было.
Точно наваждение.

Это чувство вернулось, и Стив следовал за Тони, практически не понимая, что с ним происходит. К его счастью, внутри оказалось достаточно темно, впрочем, Стив всё равно волновался, что Тони заметит, как сильно он покраснел. Вечный удел людей с очень светлой кожей, чтоб ей. Баки всегда посмеивался над этим – беззлобно, конечно, но какая разница – контролировать эту реакцию Стив не мог.

О Говарде Старке, конечно, Стив слышал многое, но его мало интересовали изобретения Говарда, гораздо интереснее было читать о том, как он сражался во Второй мировой.
Тони говорил негромко, и это создавало какую-то особую атмосферу в этом помещении, освещенном слабым голубоватым, почти призрачным, сиянием. Стив шагнул к реактору, обвёл его взглядом – это было похоже на волшебство.
- Если бы я ещё понимал, о чём речь, Энтони, - он приблизился к Тони, но не слишком близко, хотя хотелось это сделать так, чтобы почувствовать даже дыхание на своей коже. – Как его можно использовать? То есть, мне просто интересно, правда. Вы же не думаете, что я тут же побегу рассказывать об этом военным? – Стив улыбнулся, с досадой почувствовав, что снова слегка покраснел, как школьник. Он не стеснялся своего незнания, глупо было стесняться его рядом с гением, но чувствовать себя полным идиотом тоже не хотелось.