Лондон с высоты птичьего полета завораживает. Он перехватывает дыхание и завязывает его в морской узел, кажется, что вот-вот подавишься, что не хватает объема легких, чтобы вынести вид этого города, пока он не превратился в жалкую точку. Самолет (легкомоторный, не рассчитанный на большое количество пассажиров) набирает высоту (левое крыло накренилось вправо, подгоняемое потоками воздуха). Душно.

Это такой потрясающий обман: сделать в самолете иллюминаторы. Все равно, что сделать в доме окна, которые невозможно открыть.

В детстве Шерлок не мог открыть окно в своей комнате, пока не стал достаточно высоким, чтобы дотянуться до верхней щеколды. Тогда ему приходилось просить Майкрофта, и старший брат, тогда еще юный, но уже невыносимый, самодовольный и бахвальский, с высоты своего роста и чувства собственной значимости, открывал окно.

Нашлось окно, которое Майкрофт был открыть не в состоянии. Не помогли ни рост, ни статус, ни деньги, ни умение вести переговоры. Это окно в Лондон.

Телефон. Почему в самолете нельзя открыть иллюминатор, но невозможно заткнуть телефон.

– Майкрофт?..

Шерлок не мог отказать себе в умении предусматривать и предугадывать события, но к такому не был готов даже он. Даже Майкрофт.

Шерлок нужен Англии, этой чопорной старухе, которая только что чуть не вынесла его со своих земель восточным ветром. Честное слово, будь злопамятным, то непременно бы обиделся, взял бы в заложники пилота (воздушное пиратство не совсем отвечало детской мечте, но тоже подойдет) и через несколько часов был бы под палящим сирийским солнцем, вытряхивая песок из ботинок (из сладок на брюках, рубашке, из волос, изо рта – Ближний Восток просто большая пустыня). Самолет заходит на посадочную полосу. Шасси касаются земли с шорохом, который слышно даже в салоне.

Майкрофт не знает толком, что случилось. Шерлок видит его в таком смятении во второй раз в жизни (в первый раз он видел его таким, когда тот собирался на новогоднюю школьную дискотеку – это был единственный раз, когда Майкрофт посещал подобные мероприятия, насколько знал Шерлок). Они на Воксхолл-стрит, в его кабинете; шестой уровень здания MI-6 открывает не только карьерные горизонты, но и просто горизонт. Шерлок видит крыши лондонских зданий и думает, что вид из окна с пуленепробиваемым стеклом ничуть не уступает виду с сотни метров высоты. Джона и Мэри не допустили, сославшись на небезопасность в целом и на беременность в частности. Шерлок пообещал Джону быть на связи и точно знал, что ближайшее время не будет: дело получит гриф "Секретно" еще до того, как им начнут заниматься вплотную, а если Джона не пустили сразу, то не пустят в середине расследования тем более. Майкрофт отказался обсуждать это.

– У него беременная жена, Шерлок.

И этот взгляд: подумай хотя бы раз не о себе. Шерлок пожал плечами и уселся в кресло. Он больше всех в этой стране думает, как бы капитан Джон Уотсон не умер от скуки, поедая воскресные блинчики с джемом и подкачивая спущенные шины на своем велосипеде, а этого почему-то никто не ценит.

– Ты и правда думаешь, что...

– ...что он жив? Не знаю, Шерлок, – Майкрофт стучит по клавишам своего драгоценного ноутбука (контролирует рассылку из MI-5). – Пока еще рано даже строить теории. В MI-5 отслеживают сигнал и ip-адрес, с которого поступил этот ролик.

Он поворачивается к Шерлоку и словно нехотя начинает:

– Нами была замечена некоторая... активность, – Майкрофт потрясающе умеет подбирать эвфемизмы результатам полевой работы агентов разведки, – в Лондоне. С того момента, как ты и весь твой местный разношерстный фан-клуб, отпраздновали твое возвращение, в городе набирает обороты мелкая преступность. Так, что-то клановое или вроде того, – Майкрофт отвлекается, чтобы ответить на сообщение. – Пешки выполняют задания, но ими кто-то руководит. Скотланд-Ярд, конечно, задерживает всех, кого может задержать, – при этих словах Майкрофта Шерлок ухмыльнулся, – но...

– ...но то есть никого.

– Никого существенного, – мягко поясняет Майкрофт, будто бы извиняясь за низкую эффективность работников Ярда. – Тем не менее, есть все основания полагать, что сеть Мориарти активизировалась. Снова.

О. Майкрофт молчал, а меж тем, проснулась паутина, паутина, которая без паука во главе не может существовать.

– И ты думаешь?..

– Все может быть, – Майкрофт дергает плечом. Жест, по его мнению, должен был означать что-то вроде "я не знаю", но делает его похожим на невротического работника министерства с букетом психических заболеваний. Шерлок не может сдержать смешка.

– Рад, что тебе весело, – съязвил Майкрофт.

– Извини. Наверное я должен быть расстроиться, что мой отпуск в Сирии так неожиданно оборвался. Ты-то уж точно расстроился.

– О, не начинай, – прошипел Майкрофт и снова уткнулся в свой ноутбук.

Стеклышки в калейдоскопе встают на свои места, и картинка снова искрит разноцветными отсветами. Даже хмурый и прогорклый Лондон словно бы сам теперь освещается этим ярким сияющим спектром.

Это, определенно, того стоило. Стоило того, чтобы тогда умереть.  Умереть. Самовозгоревшемуся фениксу понадобилось время для того, чтобы возродиться из пепла и расправить крылья – и шелест его перьев разносился теперь по всем концам Англии, извещая о том, что игра возобновилась и перешла на новый уровень. Лондон снова живет – им удалось взболтать воду в этом мутном аквариуме, снова привести все в действие и заставить этих рыбешек метаться в разные стороны, сталкиваться друг с другом и впечатываться в стеклянные стенки. И это копошение особенно приятно наблюдать с расстояния – то, как постепенно начинает волноваться вода, закручиваясь в водовороты беспокойства, как это самое беспокойство пузырится сначала среди больших и влиятельных рыб, затем с головой накрывая паникой и мелких рыбешек.

Все должно было произойти именно так – резко, неожиданно, подобно ярчайшей вспышке на солнце, отсвету шаровой молнии. Ослепительно и оглушающее одновременно.

Звон.
Тихий, на уровне ультразвука – едва различимый и почти незаметный.

За все то время, что они вдвоем провели в вынужденном изгнании, Ричард уже почти забыл, какого это – ощущать под пальцами эту вибрацию. Прослеживать самыми кончиками каждую тончайшую нить, заставляя сеть, Сеть дребезжать и дрожать.

Казалось, что история повторяется снова, двигается по бесконечной хитро закрученной спирали, где каждый новый виток может повернуться в совершенно другом направлении и под другим углом. Их новая история искрит яркими соцветиями созвездий во всех уголках вселенной, завихряется туманностями и пульсирует бездонными черными дырами.

Точки соединялись в выверенные четкие линии созвездий, всю красоту которых можно было оценить только с расстояния. Они и оценивали их, пока сеть, Сеть отдавалась вибрацией по всем концам Лондона, пока феникс расправлял свои полыхающие огнем крылья.
Это было чистой воды безумием. Кристальным, незамутненным, но в то же время отливающим всем спектром красок, переливающимся самыми разнообразными цветами. Это было безумием – и это ощущалось до иррационального правильно.

Именно так, как надо.

Did you miss me?

-х-

Взрыв.

Его отголоски заставляют барабанные перепонки едва ли не разрываться. И сеть, Сеть в ответ тоже разрывается судорожной какофонией, вибрируя вразнобой и опасно натягивая свои тончайшие нити.
В их безумие врывается некто третий, хоть поначалу Ричарду и кажется, что все это – часть плана, в которую его каким-то немыслимым образом забыли посвятить.

Но все оказывается куда более прозаичным.

Штопор, так и не совершивший полную серию оборотов, тускло поблескивает, воткнутый в пробку. Сейчас не до него – потому что сеть, Сеть дребезжит и вибрирует в другой тональности и на другой частоте. Более угрожающей, более тревожной и напряженной.
В какой-то момент эта игра перестала быть только их собственной. Теперь же этот третий, ворвавшийся и вмешавшийся так бесцеремонно, отвлек на себя все внимание – однако же отвлек так, что в любом случае все подумают на них.
На него.
Почерк подделан настолько филигранно, что все это кажется чем-то немыслимым.

Напряжение вьется стальными нитями, опутывая комнату, поблескивает металлическим отсветом где-то под потолком. Эти нити гудят на низких частотах, гулко и протяжно, будто бы пробираясь в самую подкорку мозга.

– Думаешь, это какой-то преданный поклонник решил так отпраздновать возвращение Джеймса Мориарти? – гипнотизируя штопор в винной бутылке невидящим и застывшим взглядом, спрашивает вдруг Ричард, словно пытаясь ослабить напряжение и натяжение этих стальных нитей, что раскинулись над потолком.

– Будешь выяснять, кто это? – и этот вопрос повисает в воздухе.
Потому что единственно правильный ответ на него знают они оба.