Говорят, что люди уходят не для того, чтобы покинуть кого-то, а для того, чтобы вернуться.
Он уже не помнит запах улиц Гринпойнта и больше не видит во снах набегающие на песчаный берег волны нетерпеливого Атлантического океана. Он стер из памяти воспоминания о родном городе, так что сердце почти не замирает, когда он краем уха слышит небрежно брошенное кем-то такое знакомое до боли название "Бруклин". Он даже не всегда узнает по телевизору Нью-Йорк с его роскошным Центральным парком и вечно многолюдной и залитой огнями огромных телеэкранов площадью Таймс Сквер. Он с маниакальной упорностью твердит себе, что не скучает по оставленным там, в этих далеких Штатах, людях и следом добивает себя мыслью, что они-то о нем уже и не помнят.
Он больше не задыхается воздухом чужой страны и теперь говорит все чаще по-французски, неспешно изучая на досуге итальянский и очаровывая местных своим столь необычным акцентом. Он по привычке заводит новые мимолетные знакомства, щедро раздаривая улыбки и выдумывая каждый раз очередную неправдоподобную историю своей жизни. Он убежден, что за пять лет окончательно привык к Цюриху и его несколько иному ритму жизни, насколько это возможно влился в него, несильно изменяя своим привычкам. Он появляется в полюбившихся ему с незапамятных времен гоночных клубах и иногда выводит на пробежку своего монстра Ямаху, но все же чаще остается в стороне, занимая руки, рвущиеся схватить шлем и руль, бутылочкой безалкогольного пива. Но даже той пары редких и исключительных гонок хватает, чтобы привлечь к себе нежелательное в современных реалиях внимание влиятельных толстосумов и ребят из золотой молодежи.
Именно из-за этого внимания он впервые за последние пять лет выбирается из Швейцарии. Пожалуй, если бы он сам выбирал пункт назначения, то вероятно выбрал бы Туманный Альбион, а не Большое Яблоко, которое словно феникс воскресает в его памяти и расправляет свои огромные крылья, стоит только выехать за пределы аэропорта Ла-Гвардия и окунуться в привычно суетливый город. Его возвращение на родину - чистая случайность. Провидение. Судьба. Как ни назови, и Джеймс испытывает смешанные чувства по этому поводу. Где-то внутри все трепещет в ожидании встречи с родными и милыми сердцу местами. Где-то внутри все замирает и сковывает льдом в ожидании встречи с людьми, которых он оставил когда-то.
- О, это будет прекрасная гонка. Ну же, развеселись, ты слишком долго сидел на скамейке запасных. Теперь пришел твой звездный час, - задорно разглагольствует сидящий рядом тучный мужчина, потирая в предвкушении развлечения и денег ладони. Джеймс не отрывает своего взгляда от проплывающего мимо уличного пейзажа, придерживая язык за зубами о своей былой гоночной карьере.
На Кони-Айленд они приезжают в сгущающихся сумерках - самое время вывести на пробежку заждавшегося железного коня, но желание Джеймса воплощают в жизнь другие. На дороге глухо рычат выстроенные в два ряда шесть мотоциклов, привлекая к себе повышенное внимание и вызывая одобрительный гул собравшейся толпы. Он никого не узнает, кругом молодые, новые лица - прямое доказательство процветания клуба. Все это вызывает довольную улыбку: он - один из основателей этого клуба, и видеть свое детище процветающим действительно удовольствие, пусть он больше и не принимает никакого участия в его жизни.
- Джеймс?! - немного забывшись и утонув в своих воспоминаниях, которые не тревожил все время, проведенное в Цюрихе, он на автопилоте подошел к месту, облюбованное организаторами и основателями гонок, откуда раньше с друзьями наблюдал за заездами. - И правда ты! - гонки отходят на задний план, стоит только Сэму подскочить к Барнсу и заключить его в крепкие дружеские объятия.
- Что у вас тут за детский заезд? Им хоть есть по шестнадцать? - шутливо ворчит Джеймс, похлопывая друга по спине. Он рад его видеть, но будут ли рады ему остальные?
- За документы у нас как всегда отвечает Наташа. Она такой дотошная до всех этих цифр. Ну, тебе ли не знать? - он наконец-то отстраняется и, поймав за рукав, тянет за собой. - Ты прав, заезд сегодня так себе. Пойдем, выпьем чего-нибудь и поболтаем,- самый главный вопрос застревает где-то в горле и Джеймс находит мысль выпить довольно удачной. Если и выслушивать о том, какой он редкостный засранец, то не при местной молодняке.
- На тебя тут смотрят с обожанием. Мне на выходе глотку не перегрызут? - он смеется, оглядываясь на толпу, которая не очень-то внимательно следит за гонками. Видимо, нечасто "верхушка" кого-то к себе приближает.
- Выходи со мной и никто не посмеет тебя тронуть, - в дверях небольшого бара их встречает Тони, приветственно разводя руки. Может, Джеймс все же ошибался, когда думал, что возвращение на родину - неудачная идея.
И прежде чем он успевает пожать руку Старку, на шее оказывается Наташа. Он даже и представить себе не мог, как скучал по этой рыжеволосой бестии, которую знал практически всю свою жизнь, живя в соседних подъездах. Небольшое помещение гудит как улей, ребята наперебой рассказывают о достижениях и недавних введениях. Джеймс смеется наравне со всеми, чувствуя, как сковывающее его напряжение наконец-то отступает, но это происходит ровно до того момента, как в дверях буквально на мгновение появляется хмурый Роджерс. Этого мгновения хватает, чтобы перехватит его взгляд, в котором читается доля удивления и "не подходи, убьет". Только вот Джеймс знает, что ему жизненно необходимо подойти и по мере возможностей как-то объясниться.

Он рассеянно улыбается, с каждой минутой все меньше прислушиваясь ко всеобщему разговору и практически откровенно отвлекаясь на собственные мысли. Безусловно он рад видеть старых друзей в здравии и в хорошем расположении духа. Безусловно он рад выслушать их доброжелательную болтовню. Безусловно он рад ощутить крепкое пожатие Тони, теплые объятия Наташи и твердое плечо Сэма. Радость от столь неожиданной встречи без труда читается в их глазах - Джеймс безусловно рад и этому - но хватает одного взгляда, чтобы все сомнения разом нахлынули.
Джеймс теряет контроль над своими мыслями и они снова и снова возвращаются к Стиву. Память услужливо подкидывает их совместное прошлое: гаражная возня с байками, летние вылазки с палатками на природу, ночные гонки по узким улочкам города и теплые, неторопливые разговоры у костра. Оно так резко контрастирует с его взглядом, что у Джеймса не остается никаких сомнений - его тут не ждали. Только вот он все же тут и им придется пересекаться в этом клубе, хочет того ли Стив или нет.
Прямо посреди захватывающего рассказа Тони о какой-то судьбоносной гонке (в качестве приза выступала какая-то длинноногая и сногсшибательная модель) Джеймс поднимается со своего места и просит прощения за то, что должен отойти. Это крайне некрасиво с его стороны, о чем красноречиво говорит взгляд Старка, но Барнса сейчас волнует совершенно иное и в оглушающей тишине компании, оставив свою бутылку на стойке, он уходит через дверь, за которой несколько минут назад скрылся Роджерс.
- Привет, - он не думал, что их встреча произойдет на темном заднем дворе клуба, предназначенном только для своих. Он не думал, что будет так неловко совать руки в передние карманы джинс, медленно вышагивая к старому пикапу Стивена и лихорадочно соображать, что обычно говорят в таких ситуациях. - У меня создалось впечатление, что клуб процветает, - он останавливается у двери с водительской стороны и поглаживает ладонью капот. - А ты все гоняешь на этой развалине. Не хуже меня знаешь, что ее место на свалке, но, кажется, со временем не изменяешь своему хобби - ее починке, - возможно, это не лучшее начало, но Джеймс и не претендует на участие в конкурсе "Лучшая речь года на первой встрече после пяти лет молчания". Ему хочется сказать так многое: о том, как тяжело было бросать его с ребятами, о том, как не хватало его голоса и поддержки. И о многом хочется умолчать, хотя бы о причинах, из-за которых он оставил его и друзей, не приезжал и не звонил.
- О, ребята, смотрю, вы уже встретились, - буквально из-под земли вырастает тот самый толстосум, по чьей прихоти Джеймс сейчас находится в такой нелепой ситуации. - Мои ребята завтра завезут тебе байк, Стив, - он не чувствует повисшего между мужчинами напряженного молчания, мнит себя хозяином ситуации, неспешно вышагивая к машине и бесцеремонно заглядывая внутрь, уложив свою руку на плечо Джеймса. Тот не реагирует на подобный выпад лишь по одной причине: благоразумно не желает попасть в полицейский участок. С такими, как он, разговор у них короткий. - Он действительно хорош, - мужчина хлопает ладонью по плечу Барнса, широко скалясь. - Какой потенциал! Ты точно знаешь, кто тебе нужен, чертяка, - он усмехается и вроде собирается уходить, оставляя после себя лишь вопросы без ответов и еще больше недопонимания между бывшими друзьями. - Если не справишься, ты знаешь, как со мной связаться. С удовольствием потренирую этого малого, - последняя реплика вносит хоть каплю ясности в происходящее. Джеймс провожает долгим взглядом огромную спину мужчины, думая о своем, взвешивая и оценивая все сказанные слова, и разворачивается к Стиву с лукавой улыбкой:
- Значит, ты хотел меня видеть, - он не спрашивает, констатирует факт, довольно растягивая слова, словно убежден в том, что Роджерс уже давно простил ему его побег и отсутствие звонков по вечерам, а его мрачный вид всего лишь из-за головной боли от того шума, что устроили их друзья в баре. Но Барнс прекрасно знает, что все это не так. Стив простил бы ему исчезновение через месяц, но не через пять лет.