То, что с ним будут проблемы, Наталья понимает в тот самый момент, когда Алексей впервые подходит к сцене и вручает ей пышный букет ароматных пионов. Он улыбается и подмигивает ей, прежде чем повернуться спиной и вернуться на свое место. А после спектакля он встречает ее у черного входа, непринужденно опираясь спиной о дверцу черно-белой победы. Алексей с первого же дня ведет себя так, будто Наташа ответила согласием, будто он ее о чем-то спрашивал. На деле же он получил желаемое, не принимая отказов и вопросов. Он захотел и он сделал все, что бы у Натальи даже и мысли не возникло уйти. Лучшие места на всех ее спектаклях, букеты, вазы для которых очень быстро закончились и пришлось занимать ведра. Встречи у выхода, проводы, дорогие рестораны, роскошные подарки, бесконечное внимание, ненавязчивые касания и бессчетное количество комплиментов. Наташа чувствовала себя принцессой, которой позволено все, только пальчиком укажи и скажи «хочу». Но самое главное – он нравился отцу. Наташа не знала никого из своих друзей, знакомых, коллег или бывших ухажеров, к кому бы отец проникся такой симпатией. С кем бы соглашался ездить в Астрахань на рыбалку и в Карелию на охоту. Кого был бы рад видеть в своем доме, с кем здоровался за руку, кого зазывал на чай из самовара на даче в Крыму. Алексей очень быстро вошел в семью, очень быстро сел по правую руку от отца, очень быстро стал огромной частью жизни Наташи. Отец видел Алексея своим преемником, активно продвигал по карьерной лестнице, хотя, очевидно, Алексей был не так прост и таких помощников у него достаточно. Если бы Наташу спросили, чем занимается Шостаков, она бы не смогла ответить, она не знала, никогда не спрашивала и не собиралась. Алексей никогда не говорил с ней о своей работе, неохотно рассказывал о своей семье и жизни. Он жил настоящим и Наташу учил тому же. Он учил ее жить настоящим, учил никогда и никому не показывать свою слабость, учил врать не краснея, улыбаться в лицо недоброжелателям и отстраняться от всего, что может разбередить душу. Алексей примчался по первому звонку рыдающей Наташи, когда ей сообщили, что в отца стреляли. Провел с ней мучительные часы у дверей операционной и не дал упасть, когда хирург покачал головой и сказал, что отца не удалось спасти. Алексей взял на себя организацию похорон и все формальности, позволив ей запереться дома и пережить свое горе, осознать произошедшее.  А когда все это закончилось и Наташа смогла вернуться в театр, Алексей приставил к ней мрачного телохранителя, не спрашивая ее мнения и пресекая все попытки отказаться от такого неприятного довеска.
Неприятный довесок очень усердно выполняет свою работу и следует за Наташей по пятам, оставляет наедине только в уборной и ее собственной спальне. Он не отстает ни на шаг, он не любит разговаривать и не отвечает на вопросы. Он непрошибаемый и раздражающий. Он раздражает Наташу всем. Начиная с идиотской прически, напоминающей Наташе об отце и его верноподданных молчаливых солдатиках с молочными усиками и горящими глазами. И заканчивая металлической рукой, о которой так хочется, но не можется узнать. Наташа обплевывает его с ног до головы, грубит и хамит, кидает в него первыми попавшимися под руку вещами, пытается сбегать, врать и уклоняться, пытается его задобрить, заговорить и даже соблазнить. Она борется с ним весь первый месяц и очень удивляется, когда оказывается, что ни один из эпизодов ее омерзительного поведения не доходит до ушей Алексея. Неприятный довесок не докладывает ему ни о чем, кроме того, что касается непосредственно его работы. Это понимание или признак симпатии, или бог весь знает, что еще, как-то примиряет Наташу с постоянным присутствием чужого человека. Наташа пытается найти в нем больше положительных сторон и сама не замечает, как начинает ему симпатизировать и доверять. Перестает держать перед ним лицо. Позволяет видеть моменты слабости, позволяет себе разрыдаться ему в плечо и повиснуть на нем без сил. Высыпает в подставленные ладони стеклянную крошку из пуант и благодарно целует в колючую щеку, когда он немыслимым образом вычисляет вредительницу. Еще через месяц Наташа без стыда засыпает на его плече, пока они ждут очереди на плановый осмотр. Наташа некрасиво утирает нос рукавом и снова заходится в причитаниях у могилы отца. Снимает перед ним пуанты и мычит от боли, когда он приносит ей ванночку с морганцовкой, а после аккуратно заматывает ноги бинтами. Три с лишним месяца спустя «неприятный довесок» обретает имя и становится настолько привычной частью жизни, что Наташе с ним комфортнее, чем с Алексеем. Наташа начинает присматриваться к нему, изучать, отмечать его привычки и вкусы. Хотя, последнего, по ее наблюдениям, у него нет. Он может есть и пить что угодно, от привокзальных беляшей, до черной икры. Он носит немаркие и удобные костюмы, стандартную стрижку и никаких аксессуаров, кроме наручных часов. Он не заглядывается на витрины магазинов, не смотрит на первых красавиц Большого и никогда не оборачивается на проходящих мимо женщин. Он смотрит то, что смотрит Наташа, читает то, что ближе лежит или то, что ему предлагает Наташа. Он слушает ее музыку, ходит по ее местам, пьет ее любимый чай, пользуется туалетной водой, которую она ему всучила. Он как будто не настоящий, как будто без личности. Наташа о нем ничего не знает и это не дает ей покоя. Она уже привыкла к одному человеку без прошлого и личного, ей хватает. Бесконечный поток вопросов не иссякает, просто Наташа перестает их озвучивать вслух, но не перестает искать их в его словах, жестах или стеклянных глазах. Наташе становится необходимо узнать хоть что-то о человеке, с которым она проводит большую часть своего времени.

Политика Большого такова, что замашки и капризы артисток прощаются, принимаются к сведению и исполняются, пока эти самые артистки интересуют публику, приносят доход и справляются со своими обязанностям. Наталья Романова справляется со всеми пунктами. Ее имя печатают крупным шрифтом на афишах, передают из уст в уста. На нее приходят посмотреть, ее зазывают на торжественные мероприятия, снимают для газет, приглашают сниматься в кино. Девочки идут в балет, потому что хотят быть как Романова. Женщины покупают хну и платье, как то, в котором она прогуливалась по Арбату со своим женихом. Мужчины целуют ей руки и дарят охапки цветов, наперебой зовут на свидания или сразу замуж. Ее приглашают выступать в других театрах и следуют за ней по пятам, когда она гастролирует по Союзу. Поэтому, когда она впервые приходит в театр не одна и предупреждает, что отныне с ней всегда будет сопровождение и этому сопровождению открыт весь театр, руководство идет на встречу и молча скрипит зубами, пока сопровождение сует свой нос во все помещения, за каждый занавес. И если сама Наташа к нему в конце концов привыкает, то сотрудники театра и труппа все еще кривят лица, и высказывают свои фи. Но Романову, равно как и самого героя закулисных праздных бесед, их мнение интересует в последнюю очередь. Именно это она сообщает своему партнеру, который заявляется к ней во время примерки, застав те редкие минуты, когда мрачная тень Наташи выходит на осмотр периметра. Смазливое лицо Сашеньки Швецова идет некрасивыми пятнами, он сжимает кулаки, но у Наташи настолько незаинтересованное лицо, что он сдается и позорно сбегает, толком не отстояв свою точку зрения. Наташа держит лицо до хлопка двери, а потом срывается на несчастной швее. Швыряет в нее платье и отрез ткани, топает ногами и кричит, откровенно доводя несчастную. Но швее уже столько лет, она работала с такими артистками, что и словами не передать, поэтому она не сбегает, не плачет и не орет в ответ. Она молча снимает с Романовой платье и упрямо предлагает другие ткани, пока наконец не находит подходящий цвет. Только на выходе, оказавшись по ту сторону ширмы, она позволяет себе высказать недовольство происходящим. Но очень резко и неловко замолкает, когда распахивает на стук дверь и Наташа слышит только удаляющиеся быстрые шаги, а потом щелкает и Романова себя отпускает, слыша голос своей мрачной тени. – Ты же знаешь, что мне это не интересно, оставь свои доклады для Алексея. – Наташа выходит из-за ширмы, накинув на себя легкий халат и устраивается перед зеркалом. Она видит в отражении, как за спиной приоткрывается дверь, врезается в спину телохранителя, а тот, даже не двинувшись с места, смотрит на нее и ждет приказ. К этому Романова не может привыкнуть до сих пор, у нее язык не поворачивается что-то ему приказывать. Она не Алексей, она не начальство. Она не свой отец, который мог кого угодно заставить себе подчиняться. По началу она скандалила и требовала, а после только просила. В этот раз она тоже просит, повернувшись к двери лицом. – Мне нужно время, пожалуйста, я не хочу сейчас никого видеть, не хочу ничего слышать и не хочу ни с кем разговаривать. – А затем, сама толком не понимая зачем, добавляет. – Кроме тебя.