Это была комната, огромная и полутёмная, похожая на библиотечный зал в старинном поместье, в каких Венди и не бывала-то раньше. Девочка брела вперёд, чувствуя себя так, будто её тащат вперёд за горло, маленькие босые ноги поджимались на (могильных) мраморных плитах пола. По обе стороны от неё на головокружительную высоту уходили неровные ряды полок, с которых на Венди, как белые луны, глядели слепыми бельмами мириады циферблатов. Огромное множество часов всех форм и размеров стояли там, и от этой фантасмагорической выставки идущего времени ей было невыносимо жутко. Венди почти не могла дышать, ужас навалился на неё, как чёрный зверь... и, сделав ещё одну отчаянную попытку глотнуть воздуха, Венди наконец проснулась в абсолютной темноте своего домика на дереве.

Абсолютная темнота — вот что не давало ей дышать. Так не должно быть — она всегда оставляет горящим ночник (осколок памяти о доме, о маме, за который она держалась обеими руками).

- Уйди отсюда, - хрипло сказала она. Голос постыдно дрожал. - Убирайся!!

В темноте, прямо перед ней, вспыхнули два горящих глаза. Тяжесть, давившая Венди на грудь, оказалась Тенью Пэна. По обыкновению промолчав, Тень стремительно взмыла вверх, вытягивая за собой шлейф ледяного ветра, и выскользнула в окно. Воздух хлынул Венди в лёгкие. Ночник сонно мигнул, как будто оттаивая после мертвящего присутствия жуткого существа, и его мягкий свет разлился по древесной комнатке, похожей на уютную внутренность шкатулки.

Адреналиновая волна всё ещё захлёстывала Венди с головой, её жестоко колотило, длинные растрёпанные пряди липли к потному лбу. Девчушка рывком отбросила одеяло и, пробежавшись по мшистому полу, перебралась на широкий, на совесть сработанный подоконник, чтобы ночной воздух отогнал морок.
Иногда ей снился этот сон про комнату с часами, странный и тягостный. Иногда она просыпалась от присутствия Тени. Иногда Тень появлялась у Венди на пути, до смерти её пугая.
Венди не решалась задавать вопросы. Тень казалась ей чем-то настолько чудовищным и в то же время настолько личным, что Венди старалась обходить эту тему и даже делать вид, что не замечает её наличия в жизни острова. В жизни Пэна.

Но сейчас Питера на острове не было.
Его не было уже несколько дней.
Несколько дней!
Иногда он просто пропадал — вроде бы он улетал с острова по каким-то своим собственным делам, а может, не улетал, кто знает? Венди точно не знала. Его просто не было.

Мне никто ничего не говорит.

Ну и отлично, свирепо говорила себе Венди, открывая глаза по утрам и сразу ощущая скучную одурь, что окутывала весь остров в его отсутствие. Просто замечательно! На всём сказочном сновиденном острове есть только одна проблема — Питер Пэн. Как хорошо, что и она преходяща!
Но вечером, когда темнота опускалась на Неверлэнд, окутывала её маленький домик, где она была совсем-совсем одна, когда таяли барьеры воли и сознательности, ей приходилось признать — её страшно, ужасно ломало из-за отсутствия Питера. Она не находила себе места. Ей было одновременно скучно, муторно, тоскливо, она злилась, она сходила с ума...

И вот теперь Венди смотрела в ночную тьму, сна не было ни в одном глазу, перед её внутренним взором стояла комната с часами, а уровнем глубже, как всегда, как всегда она видела лицо Пэна, нестерпимо притягивающее и сбивающее с ног, заставляющее сжимать кулаки, и ещё не давала покоя мысль о Тени (если Питера нет, почему Тень здесь... почему это существо вечно... пугает меня... С ним ведь ничего не может случиться?! Питер...) Девушка нервозно встряхнулась, стремительным, привычным движением вскочила на подоконник и, едва поведя плечами, оторвалась от него, окунулась в полную жизни черноту тропической ночи.

Она ведь была с ног до головы в пыльце, вы знаете. Как обычно. Как обычно.

Она страшно боялась темноты, но никогда не боялась полёта в ночном небе. Это устремление ввысь приносило облегчение, пьянящую радость, ощущение, что ты наконец делаешь то, для чего был рождён. Слабо, как-то заворожено и расслабленно улыбаясь, локтями прикрывая нежное лицо от веток и колючек (хорошо мальчишкам с их повязками), Венди медленно взлетала вверх. Её маленький домик притулился в самой сердцевине леса, и ярусы густой тропической растительности окружали его со всех сторон. Теперь жара спала, и всё живое приветствовало ночь: джунгли звенели голосами птиц, животных, насекомых. Прямо в ветвях деревьев заливались лягушки. Венди плыла среди всего этого оживления, окружённая разномастными, переплетающимися ароматами листьев и ночных цветов.

Она не заметила, что на прикроватном столике, где стояла ваза с лиловыми орхидеями (утренний подарок одного из младших), привычная чашка с водой и вазочка выдуманного песочного печенья (я в джунглях, но я всё ещё леди), притаились небольшие, неправильной формы часы, похожие одновременно на игрушку и на что-то жуткое, отталкивающее. Частично сформированный, не успевший принять окончательную форму обрывок кошмара, вытянутый в реальность тем, кто начал слишком глубоко врастать в чудесный остров...

Через несколько минут Венди оставила внизу густое переплетенье ветвей и, уже смеясь от переполняющей её радости полёта, врезалась прямо в ночные небеса. Зябкий ветер упруго окутал босые ноги, играл её длинными вьющимися волосами, проник даже под рубашку, и дурной сон наконец улетучился. Ночной остров расстилался внизу, чёрный, омытый таким же чёрным океаном, в котором тут и там звёздчато мерцали огоньки охотящихся русалок. Бултыхаясь в восходящих потоках тёплого воздуха, Венди играла с ветром, пока наконец не вытянулась в струнку параллельно земле и не помчалась вдоль берегов, сильно жмурясь и наслаждаясь полётом стремительным, как бросок хищника.

Звёзды сияли над её головой.

Она не думала, что что-то ищет. Что уже (во сне) что-то узнала, что сейчас что-то нащупывает, летая там, где, вроде бы, уже столько раз летала — но в Неверлэнде всегда следует ожидать сюрпризов.

Это было похоже на те картинки, на которых ты видишь что-то одно, а потом линии вдруг складываются в нечто иное. Или как если бы кто-то сдёрнул занавеску со знакомого пейзажа. Венди увидела то, чего никогда раньше не видела: риф в форме черепа. Кошмарную белую, как голая кость, скалу в форме гигантского черепа, саму похожую на создание кошмарного сна.

И первым, что она ощутила, была ледяная, пронизывающая до костей в своей ясности и загадочности мысль: вот оно.

Что оно, Венди не знала, но совершенно точно знала, что это оно и есть.

Девочка зависла в воздухе, тяжело дыша от вновь нахлынувшего адреналина. Она остро ощущала исходящую от скалы мрачную, угрожающую мощь, подобную мертвящему дыханию, странному внутреннему движению, как будто здесь земная кора была особенно тонкой, и чудовища вот-вот готовы были вырваться наружу. Было ясно как день, что от этого места стоит бежать без оглядки. Но глазницы гигантского черепа светились мечущимся светом факелов, и ощущение ЭТО ОНО, ВОТ ОНО, это и есть те дела Пэна, про которые ей никто никогда не расскажет, его тайны и секреты, поднялось волной к самому горлу, путало мысли, тащило Венди вперёд. Её сердце колотилось как безумное.

Его нет на острове.

Никто не узнает.

Она стремительно летела к скале, чувствуя себя то ли вором, то ли клятвопреступником, преодолевая омерзительное ощущение, будто сама залетает в пасть акуле. Череп разрастался на глазах, уродливый, до непристойности неуместный здесь, в царстве мёбиусного отрочества. Вот уже глазницы превращались в обычные отверстия в скале, и всё же на мгновение Венди муторно шатнуло — она почувствовала себя так, будто физически лезет кому-то в голову.

И конечно, первом делом она увидела их. Часы главенствовали над всем. Перекрывая мечущееся пламя факелов, от них разливалось отражённое золотистое сияние.

Венди медленно, как бы машинально приземлилась, не отрывая расширенных глаз от гигантских песочных часов и теряя ощущение реальности происходящего. Как будто её сны... вырвались и сомкнулись с реальностью... (как будто раньше ничего подобного не происходило, да, Венди?)... и там, внутри льдистых стеклянных колб, где клубился зеленоватый туман... там тёк и тёк золотой, сияющий, поющий песок.

Там. идёт. время?!

Она стояла в пещере, перед грудой разновеликих, отливающих медью черепов (кто это. кого здесь убили.), и на неё накатывало дурнотное ощущение, что всё происходит здесь и сейчас, что прямо перед ней бьётся истинное, тёмное сердце острова, что она вот-вот что-то поймёт, что какая-то истина лежит прямо на поверхности, и если она приложит ещё немного усилий, она наконец нащупает правильные льдинки и вычитает из неразберихи знаков правильные смыслы. У неё закружилась голова.

Ночь текла сквозь неё, золото втекало в глаза, и настойчивая, неуловимая мысль (...сердце...) билась где-то в глубине, мощно и опасно всплёскивала, никак не даваясь в руки. Венди не знала, долго ли простояла перед часами, почти не моргая, но в какой-то момент ей показалось, что падение песка меж двумя колбами замедляется, и она — девочка, ребёнок, сидит по ту сторону стекла и играет с сияющими золотыми песчинками, подбрасывает их вверх!

И струя песка замирает.

Наполовину засыпая, наполовину теряя сознание, она успела почувствовать этот момент разделения. Неверлэнд — это мир, в который попадают дети во сне, куда же попадают во сне те, кто спит в Неверлэнде? Я всегда... подозревала, что однажды... у меня появится двойник.

Девушка в белой ночной рубашке медленно опустилась на камень, смежая ресницы и отключаясь, сильно побледневшее лицо почти светилось в ореоле разметавшихся по скале волос; девушка в узком красном платье стремительно поднялась на ноги, сузила вендины-но-не-вендины хищные глаза и сделала то, что никогда не сделала бы деликатная, страшно боящаяся причинить вред Венди.

Она сделала несколько быстрых, решительных шагов вперёд и преспокойно положила узкую ладонь на колбу часов.

- Так это время? - спросила она.