But you see it's not me,
It's not my family
In your head, in your head they are fighting
With their tanks and their bombs
And their bombs and their guns
In your head (с)

“Плохая идея. Очень плохая идея. Отвратительная”, - Пьетро передвигался по комнате разве что не со скоростью света, время от времени роняя на пол предметы обихода и даже мебели. Святой Курт (серьезно, это так иронично, что даже шутить совестно) терпеливо стучал в стену, таким образом отзываясь на каждый шум, создаваемый непоседливым соседом, который никак не мог набраться смелости, чтобы сделать то, что должен.
За свои шестнадцать лет Пьетро привык оправдываться, почти искусно врать, чистосердечные признания у него выходили на порядок хуже. Честно говоря, он даже не пробовал правду на вкус.
Кроме того, Ртуть понятия не имел, как принято вести себя с отцом. Мама, дабы сохранить его маленькую тайну, мужиков в дом не водила, а наблюдать со стороны, как безымянный родитель воспитывает такого же безымянного ребенка где-нибудь в парке, было невыносимо до сжатых кулаков.
«Здорова, чувак, мы уже виделись, я вытащил тебя из пентагона, помнишь? В общем, я твой сын», - Пьетро наконец опустился на кровать и, спрятав лицо в ладони, принялся громко смеяться, оценив по достоинству всю комичность данного заявления. Смех у него был жуткий, совершенно не подходящий несовершеннолетнему мальчишке - таким смехом начинены взрослые до тех пор, пока что-то их не взорвет.
Хорошо.
«Эй ты, в шлеме! Ты хоть знаешь, что у тебя есть дети?» - Максимофф лишь презрительно фыркнул, отгоняя и эту мысль, которая неведомо каким образом сформировалась у него в голове. Так отстойно даже в кино не говорили.
Вообще-то ему объясняли и не раз, что подслушивать нехорошо, но Пьетро в буквально смысле одеревенел у двери профессора Ксавье, когда услышал голос. Этот голос. Ртуть не мог разобрать смысл, но интонации, с которыми Чарльз не иначе как пытался донести до Магнето некую мысль, незащищенному разуму переносить было почти физически больно. Потеряв координацию, Пьетро едва успел отскочить к противоположной стене, чтобы нос к носу не столкнуться с Эриком Леншерром или, по крайней мере, не разбить этот самый нос неожиданно распахнувшейся дверью. Магнето не был в ярости, создавалось впечатление, что он просто устал: то ли спорить, то ли вообще, Максимофф только отметил под его глазами глубокие лунки залегших теней, и в этот момент расстояние между ними показалось непреодолимым даже для самого быстрого человека на планете.
- Чтнтянепрофессору, - что означало: «Что? А, нет, я не к профессору». Пьетро жил на какой-о своей волне, которая не всегда совпадала с волной остальных людей и мутантов, даже справиться с собственной речью порой было довольно проблематично, тем более, когда от волнения не чувствуешь ничего, кроме собственных трясущихся поджилок. Впрочем, для самого Максимоффа его ответ показался вполне внятным, поэтому он не счел нужным его повторять. – Вообще-то полагается, но я особенный, - Ртуть произнес это до абсурда загадочным шепотом, словно они оба находились не в сонных коридорах школы для мутантов, а, как минимум, в цирке или театре, где Пьетро следовало расшибиться в лепешку, но заинтересовать непрошибаемую публику в лице одно-единственного зрителя, удержать интригу до того, как упадет занавес. – Мне хватает около получаса, чтобы выспаться, у меня куча свободного времени, вот и шляюсь туда-сюда, туда-сюда, - Максимофф рукой изобразил сей увлекательнейший процесс, однако, чувство самосохранения сотнями сигнальных сирен предупреждало, что пора завязывать и переходить к делу, пока ему не пробили башку каким-нибудь железным тросом. Или металлической ножкой журнального столика, который наверняка найдется в кабинете у профессора – неизвестно как далеко способна зайти фантазия Магнето.
- На самом деле я искал тебя. В смысле, я знал, что ты здесь, давно заметил, - Пьетро снова упустил момент, когда связная речь отдала концы, а сам он начал тараторить. Получалось, конечно, весьма непринужденно, однако, отсутствие какого-либо интереса в стальных глазах Леншерра (до сих пор не поворачивается язык назвать его отцом, а надо, придется) заставляло поежиться едва ли не на молекулярном уровне, и Ртуть наконец принял решение перейти к делу.
«А может, лучше свалить?»
- Я случайно услышал ваш с профессором разговор, - слово «случайно» при этом прозвучало абсолютно неубедительно. – И что-то мне подсказывает, я смогу тебя переубедить.
«Наверное. Не уверен. Это не точно, но я попробую»