Конфликт, произошедший между мной и доктором Ангелой Циглер в первый день прибытия на базу успешно пропустили мимо ушей все, кто к тому моменту оказался невольным свидетелем, включая одного из самый болтливых, после Лены Окстон, агентов, что было крайне удивительно, даже невероятно. Однако, этот факт ни коим образом не влиял на нежелание пересекаться с кем-либо вне тренировочного полигона и конференций по обсуждению предстоящих миссий, помимо брата и, постоянно следующего за ним, омника, раздражавшего одним только легким скрежетом механических деталей, функционировавших непрерывно для обеспечения работоспособности модели, не говоря уже о том, что он с завидной периодичнотью прерывал разговоры царственными нравоучениями и советами. Все вечерние встречи, общие приемы пищи, прогулки по базе и вылазки в ближайший центр за провизией и снаряжением вызывали стойкое чувство отвращения и почти физическую неприязнь от одной только мысли о том, чтобы присоединиться. Благо, никто не настаивал на моем обществе, что позволяло спускать все свободное время на оттачивание стрельбы во втором полигоне и безуспешные попытки медитации на крыше дальней смотровой башни, куда определенно никто, кроме младшего дракона не мог добраться, что, несомненно, являлось основным критерием в выборе места для уединения.

Не смотря на полнейшее отсутствие интереса со стороны основного состава Overwatch, все же нашелся тот единственный раздражитель, постоянно всплывающий на пути - Маккри. Этот несносный стрелок, судя по всему, полагал, что предыдущая встреча в том заброшенном городке по пути трассы 66 в Дорадо давала ему определенные привилегии, позволяющие практически ежедневно перебегать мне дорогу, выкрикивая громкие привестсвия даже после того, как я проигнорировал его, пожалуй, уже в тысячный раз. Приобретенная за десятилетний срок работы наемника паранойа била тревогу, с каждым разом заставляя искать обходные пути и длинные пустынные коридоры пока еще заброшенной части базы, чтобы избегать нежеланных встреч. Самое отвратительное - это помогало не более, чем на неделю, после чего мужчина неожиданно возникал, прогуливающимся по старому ангару или сидящим на заднем дворе жилого корпуса, надвинув нелепую шляпу на глаза, пожевывая не заженную сигариллу.

Это раздражало.

Раздражало, однако, не больше самого факта такой настырности, при том что остальные агенты давно бросили попытки сблизиться или хоть как-то взаимодействовать вне тактических тренировок, этот койот все еще вертелся где-то неподалеку, постоянно напоминая о своем присутствии. Благо, у него не хватало смелости или, все же, хватало ума, чтобы не нарушать личное пространство, не пытаться контактировать, помимо приветствий, не совершать никаких оных действий, способных привести к развитию конфликта.

Не дисциплинированный, неопрятный, грубый, дикий, необузданный...

С силой ударяю себя по щеке, заставляя отвлечься от раздражающей темы для размышлений, в попытке зацепиться мыслью по крайней мере за горящее от удара лицо, когда замечаю в конце коридора знакомый силуэт.

Громогласное приветствие не заставило себя долго ждать, когда мужчина, оттолкнувшись от стены в лучших традициях старых американских фильмов, вальяжно зашагал навстречу, поправляя шляпу, оставляя за собой ленту сизого дыма. Приблизившись, слегка понизил голос, ставший от того необычно глубоким, больше походящим на рычание, в котором, определенно чувствовались нотки угрозы, несмотря на совершенно поверхностные фразы, неостановимым потоком льющиеся изо рта ковбоя. Многозначительно вздыхаю, осознав, что поток сознания, выплескивающийся из Маккри, адресован именно мне, а не возможному воображаемому другу, с трудом сдерживаясь, чтобы не ускориться или вовсе ударить навязавшегося собеседника, тем самым, в первую очередь, доказывая себе собственную несостоятельность и отсутствие силы воли.

— Тебя мало что интересует, но у меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться, – полушепотом, как будто невзначай произносит стрелок, стремительно разворачиваясь на каблуках, продолжая движение в том же направлении так, что по спине пробегает предательский параноидальный холодок, сменяющийся разгорающемся гневным всплеском от осознания, что все пути отхода были заблаговременно заблокированы, тем или иным способом, возможно, даже не зависящим от Маккри, как, например, отключения лифтов в ночное время для экономии энергии. Желание разбить лицо преследователя возрастало с каждым, заметно замедляющимся, шагом, пока не достигло своего апогея, цепляясь за крошечную часть самообладания, все еще контролирующую ситуацию.

— Предлагаю небольшое пари. Насколько я тебя понял, ты помешан на чести и гордости, так ответь на мой вызов, – останавливаюсь, как вкопанный, одним быстрым движением разворачиваясь на 180 и с нескрываемой ненавистью прожигая взглядом человека, который только что подписал себе смертный приговор собственной дерзостью и неумением вовремя прикрыть щель, из которой вылетают разрозненные предложения, никак не подкрепленные логическим или иным подтекстом, — Или считаешь меня недостойным противником, Шимада-сан? – скрещивая руки на груди, явно довольный собой, произносит Маккри, оценивающе глядя сверху-вниз, явно силясь казаться уверенным в себе человеком, когда подрагивающие уголки губ выдавали степень его взволнованности происходящим.

Правая бровь саркастически дернулась вверх, задержавшись на мгновение, вновь вернулась обратно, придавая лицу обыденное угрюмое выражение, пока я раздумывал над странным предложением, выбившим меня из колеи тем, что совершенно не вписывалось в рамки представлений о предложениях, которые могли когда-либо поступить от стрелка. Пить на спор, пока проигравший не потеряет сознание от алкогольного отравления, прыгнуть со скалы в океан «кто лучше», угнать служебный транспорт и посмотреть, как быстро Уинстон обнаружит пропажу – что-то детское и глупое, до боли в зубах, но никак не соревнование по стрельбе должно было стать предложением, от которого предпочтительнее было бы отказаться. Несмотря на все сомнения, гордость, действительно, взыграла, заставляя со всей серьезностью рассмотреть возможность унизить самоуверенного агента; как вообще можно допустить мысль, что клоун со своей громоздкой пушкой, которой в пору просто бить противников по голове, а не стрелять, сможет победить снайпера, десятилетиями оттачивающего свое мастерство?

Да кто он такой?!

Отступаю назад, шаг, еще один, останавливаюсь, переводя дыхание от слишком долгого, практически физически ощутимого дискомфорта от нахождения в чужом личном пространстве, внимательно наблюдая за реакцией на происходящее, но ковбой остается недвижим – в нем ничего, родным счетом, не меняется и это настораживает.

— Что получит каждый, в случае победы? Какова конечная цель?

Любопытство берет свое. Настолько самоуверенное предложение не может не иметь под собой определенной выгоды любого характера для одной из сторон. Что настолько необходимо заполучить стрелку, что он готов попытать удачу на полигоне в прицельной стрельбе: деньги, информация, помощь, сотрудничество? Заключая подобное пари нужно быть всецело уверенным в собственных силах, если только не иметь какого-нибудь туза в рукаве, способного обеспечить беспрекословную победу в соревновании, однако, учитывая тот факт, что Маккри бывший наемник, мальчишка, грабивший банки и виртуозно обчищающий карманы прогуливающихся зевак, стоит с большой вероятностью предположить подвох в происходящем.

Отвлекшись на пространные рассуждения о причинах, по которым я все еще стою посреди коридора, опасаясь совершать необдуманных движений в присутствии мужчины, от которого, в буквальном смысле, зависел мой дальнейший маршрут передвижения в этот вечер, пропускаю момент, когда тот делает уверенный шаг вперед, уже открыв было рот, чтобы ответить, и рефлекторно в момент вскидываю оружие, вложив стрелу, готовый атаковать.

—Не. приближайся., – тетива напряженно поет у самого уха. На мгновение закрыв глаза, будучи уверенным в неподвижности мужчины, понимаю, что это было опрометчивым решением, когда все внутри скручивает в огромный узел, выбивая весь воздух из легких: паническая атака прошибает холодным потом, головокружением и слабым тремором в руках, когда я с заметным усилием открываю глаза. Спустя десятилетие одиночества, очень сложно находится в непосредственной близости от других людей; это отвратительно настолько, что в пору никогда не пытаться преодолеть психологический барьер, будто тяжесть их взгляда ощущается на физическом уровне и с силой вдалбливает тебя в землю.

Утверждение о том, что приз определенно придется по вкусу и однозначно не разочарует казалось весьма сомнительным, поскольку ковбой не мог знать наверняка пристрастий, оставшихся после всех событий, произошедших за последний десяток лет, когда и самому было сложно припомнить хоть что-то, к чему бы осталась привязанность. Разве что хороший алкоголь, независимо от того, сакэ ли это, вино или что покрепче - качество и вкус напитка оставались основными критериями в процессе выбора.

Недоумение относительно цели соревнования настолько поглотило, заставляя перебирать любые возможные варианты исхода событий, начиная, пожалуй, с самых унизительных и глупых, заканчивая чем-то очень возвышенным и далеким, что было, несомненно чуждо ковбою и так близко к прошлому, полнящемуся традициями и легендами. Однако, один из всех перебранных вариантов казался самым заманчивым и более, чем выполнимым, когда, в случае победы, можно было бы настоять на полной изоляции себя от этого назойливого американца, что, действительно, было бы хорошей мотивацией хотя бы создать ощущение собственной напряженности и вовлеченности в процесс стрельбы по мишеням. С головой погрузившись в переплетающиеся мысли в потоке сознания, краем уха прислушиваюсь к условиям, которые определяет ковбой для тренировочного полигона: несколько статичных целей, несколько движущихся, соревнование на меткость, не ограниченное временем - все, что нужно знать, четко, лаконично, что удивительно для болтуна вроде стрелка.

Медленно выдыхаю, чувствуя, как отступает тошнота и постылое чувство тревоги, заставившее мгновение назад наставить готовое к атаке оружие на союзного агента и одного из лучших стрелков из числа элитного состава организации. Маккри действительно был единственным, способным, разрядив барабан своего револьвера, четко попасть в четверых из шести возможных противников меньше, чем за минуту. Будучи назначенным основным координатором и стратегом, в силу тактического склада ума и наилучшей позиции во время боя, имея полный обзор территории, я обязан знать сильные и слабые стороны отряда, которыми одновремено и является агент Джесси Маккри: слишком медленный и неуклюжий, достаточно крупный, чтобы с легкостью стать основной мишенью, несомненно, после здоровяка Рейнхарда, он, в то же время, единственное максимально меткое и смертоносное орудие, при направлении которого в нужное русло можно с легкостью избавиться не от одного десятка врагов. Естественно, в силу медлительности, он так же остается единственным, требующим к себе повышенное внимание и полноценное прикрытие, помимо остальных, более мобильных членов отряда. Как подобие коллективного сознания, я обязан координировать действия каждого и всякий раз я стараюсь состредоточиться на том, чтобы все агенты действовали, как единый организм, однако, американца постоянно приходится просить обо всем дважды. Невнимательный и безрассудный, в пылу сражения он часто психологически блокирует любые раздражители, чтобы полностью сосредоточиться на четкости выстрелов. Это нервирует, заставляя срываться на рваные выкрики в его адрес, дабы вернуть мужчину к реальности происходящего. По окончании операции по предотвращению терракта в Лондоне, несколькими неделями ранее, когда из-за безалаберности агента Маккри мне не удалось вовремя прикончить одного из наемников "Когтя", в упор выстрелившего в плечо Окстон, от чего та отлетела на несколько метров, повредив ребро при ударе о кирпичную стену, потеряв остатки самоконтроля и наплевав на устав я разбил американцу нос, вдобавок к остальным ранениям, полученным во время сражения, пытаясь втолковать, что он безответственный ребенок, а не элитный наемник.

Но он все же лучший. 

Закинув штормовой лук на плечо, слегка встряхнув руками, сбрасывая напржение в мышцах, недовольно наблюдаю, как ковбой связывается с Афиной, давая указания по подготовки полигона к "пари", лучезано улыбаясь, развернувшись и направившись к лестничному проему.

Безответственный.

— Я не дал согласия, агент Маккри, - собственный голос звучит непривычно тихо, эхом отдаваясь во все еще гудящей от приступа голове. Требуется несколько мучительных секунд, чтобы сформулировать и систематизировать информацию, роящуюся в голове с того момента, как изо рта американца вылетело опрометчивое предложение о заключении "пари".
— У меня есть ряд условий, обязательных к выполнению, - безапиляционно заявляю, делая шаг навстречу оторопевшему ковбою, так и замершему на пол пути к лестнице, — В первую очередь - личное пространство: тебе запрещено приближаться ближе десяти шагов; второе - оставь свою болтовню при себе - это мешает сосредоточиться [многозначительно приподнимаю правую бровь]; третье - приложи все усилия, чтобы удивить меня; твой прицел был более, чем отвратительным в Лондоне, слишком много промахов - слишком мало концентрации. Считай это тренировкой в том числе. Скрещиваю руки на груди, готовый оспорить любой из перечисленных пунктов, если ковбой попытается не согласится хотя бы с один из них. Однако стоять на месте в ожидании тирады возмущения не было никакого желания, посему, взяв себя в руки, максимально быстро преодолев расстояние, отделявшее меня от спасительного лестничного пролета и возможности оказаться как можно дальше от близкого физического контакта со стрелком, почти сбегаю вниз, устремляясь по длинному коридору первого этажа в сторону ангара, откуда, через душевые и раздевалку, можно было попасть на полигон.

Отредактировано Hanzo Shimada (2017-02-15 20:39:33)

— Готов, самурай? - язвительная фраза, которая заставляет тяжело вздохнуть, демонстративно закатив глаза, всем своим видом выражая крайнее недовольство подобным сравнением, однако, времени на разъяснения разницы между благородным воином и наемным убийцей, и неуместности употребления первого, пусть даже в шутку, относительно второго, не было совершенно.

Как только бронированные двери полигона разъехались, открывая взору гигантских размеров ангар, идеально спроектированный для стрелковой тренировки, ковбой моментально сорвался с места, устремившись к наземным мишеням на нижнем уровне, судя по всему, благородно уступая верхние площадки и находящиеся там мишени, будто давая фору. От увиденного лицо исказилось в саркастичной ухмылке при воспоминании о томном взгляде американца, утверждающего, что соревнование заключается в меткости, но никак не скорости стрельбы. Непоследовательность действий мужчины странно веселила, поднимая из памяти рассказы младшего брата, утверждающего, что агент Маккри знатный разгильдяй и взбалмошный сукин сын, что не мешало ему быть отменным стрелком и хорошим другом. В последнее время разговоры с младшим Шимадой все чаще сводились к попыткам последнего усмирить недовольство поведением и действиями напарника, и бесконечным просьбам быть к тому снисходительнее, как когда-то к самому Гендзи в том далеком прошлом, воспоминания о котором почти физически ощущаются гнетущей тяжестью в груди. Киборг упорно настаивал на сближении со стрелком, помимо тренировок на полигоне и непрекращающейся ругани, в вперемешку с оскорблениями и нередкими физическими взаимодействиями, утверждая, что агент Маккри мог бы стать хорошей опорой и верным напарником. Брат был более, чем уверен в том, что мне, определенно, не хватает кого-то "живого" рядом, такого, каким когда-то был он сам: веселого, беззаботного и готового доверятся, открываться, такого, рядом с кем можно было позволить себе быть счастливым и, по нерушимому мнению младшего Шимады, ковбой был тем самым, кто мог бы стать вторым важным человеком, ради которого можно начать жизнь с чистого листа, перечеркнув все, что было до него.

"Ain’t it worth a shot?" - фраза, которую так часто можно услышать от стрелка в ответ на гневную тираду после очередного безрассудства в бою, всплывает на задворках сознания рычащим, низким голосом, выбивая весь воздух из легких.

Из потока размышлений выводит оглушительно громкая стрельба, в тот момент, когда ковбой поражает уже, пожалуй, с десяток дронов. Глубоко вздохнув, взбираюсь на ближайший ко входу выступ, перепрыгивая на движущуюся платформу, траектория которой проходит практически через весь комплекс, что дает максимальный обзор всей территории полигона. Заметив несколько дронов впереди, использую одну из немногих кластерных стрел, оставшихся после предыдущей миссии, забирая сразу четыре цели, за счет удобного расположения последних в углублении, что, фактически, исключает вероятность промаха хотя бы одним из отделившихся осколков снаряда. По привычке бросаю беглый взгляд на мужчину внизу, как это, с завидной периодичностью,происходит на миссиях, когда важна каждая секунда, чтобы вовремя подстраховать партнера, предупредительным выстрелом привлекая внимание. В такие моменты последний очень напоминает динго, резко оборачиваясь в поисках причины негласной команды к осторожности, бегло осматриваясь в полу-присяде, готовый увернуться от нападения, шальной пули, чего угодно. Совершенно чужой, дикий, не приученный к рукам, но, в то же время, завораживающий настолько, что, порой кажется - плевать на осторожность - он испугается, будет скалиться и рычать, не понимая, как поступить, но не разорвет, не перегрызет глотку, ожидая действия.

Единственным, по-настоящему важным вопросом, относительно Джесси Маккри, все еще оставалось загадкой, почему осознание его безопасности было настолько важным фактом. Это не было тем чувством ответственности а его жизнь, как координатора боевого отряда, так же не было дружеским порывом, внушенным разговорами с младшим братом, будто бы в сознании было давно решено - ковбой важен.

Замечаю яркую вспышку оглушающей гранаты недалеко от себя и машинально спускаю кластер в направлении света, забирая трех сбоивших от взрыва дронов, отмечая недовольный взгляд, рыщущий в попытке поразить обидчика лучами ненависти и, кажущейся детской, обиды, когда спрыгиваю вниз с целью забрать последних пятерых роботов и наконец завершить пари.

Общая усталость и беспокойство создавали стойкое ощущение, будто бы ковбой не надеялся на победу. Большая часть времени, объективно, была потрачена на пространные размышления, в очередной раз не вовремя всплывшие в сознании.

Что, черт побери, ему нужно?

— Не обольщайся так, мне не хватило всего лишь пяти очков. Ты выиграл. - недовольным, по-детски обиженным голосом бурчит стрелок, все еще соблюдая установленные условия, стоя в почтительных десяти шагах. Раздраженно и устало потираю переносицу, осознавая, что, сейчас, мысли о собственной мотивации, толкнувшей меня на участие и заставившей так упорно размышлять о стоящем передо мной мужчине, занимают намного больше, чем что угодно, вылетающее из этой оскаленной пасти. Машинально киваю, соглашаясь с результатом, и нехотя интересуюсь выигранным призом - ведь, кажется, ради этого все и затевалось.

— Что будет моей наградой? Ты оставишь меня в покое и наконец-то займешься своими делами?

Слова вылетели быстрее, чем пришло осознание того, что было сказано в импульсивном порыве закрыть тему с загадками и интригой, которая нервировала настолько сильно, что в пору выть от бессилия и усталости.

Он так же растерян, как и ты, дай ему шанс.

Отмахиваюсь от навязчивых воспоминаний о брате. Все сомнения, эмоции и желания, касающиеся Маккри превращаются в огромный импульс, заставляющий, пожалуй, чувствуя вину за необоснованную резкость, сократить расстояние между ними, протягивая вперед руку, моментально скользнувшую по шее мужчины. Длинные пальцы пробегают по спутанным на затылке волосам, не задерживаясь дольше положенного:

— Хорошая тренировка, агент Маккри - и чуть погодя - Приношу свои извинения за излишнюю резкость.

Кажется, это самое долгое спокойное взаимодействие со стрелком за все время пребывания на базе.

Отредактировано Hanzo Shimada (2017-02-20 20:58:05)

Никогда не придавал особого значения физическим данным партнера,основывая выбор на личной привязанности и ощущении желания, исходившего от человека, что означало незначимость пола, внешних данных и целостности организма последнего. Совокупление, наряду с удовлетворением иных первостепенных потребностей, никогда не было чем-то постыдным, что обсуждают только шепотом в темной комнате за запертыми дверьми, смущаясь, как дети, нервно посмеиваясь и прикрывая рот ладонью. Если организму необходима разрядка - важно ее обеспечить быстро настолько, насколько это возможно, именно по этой простой причине действия мужчины не вызвали, возможного в подобной ситуации, отвращения, только, пожалуй, растерянности от осознания нелепости происходящего.

Влажные прикосновения к шее горели, клеймами отпечатываясь на бледной коже, вызывая, накрывающее с головой, возбуждение от осознания полной подчиненности чужой воле, принятия условий игры, противоречащих всему, что случалось до этого. Во всех предыдущих связях всегда выступал инициатором, будучи уверенным в унизительности факта подчинения, однако, чувство беспомощности относительно мужчины, уверенно сжимающего металлическим протезом, не давая возможности сопротивляться, свободной рукой блуждающего по оголенной части торса, заставляло замереть. Отчасти, было опрометчиво вырываться, стоило только взглянуть в лицо стрелка, отметив в глазах последнего толику ненависти и бесконечную глубину отчаяния, будто все происходящее - его последняя попытка добиться одному ему известных целей, в случае провала оных, останется только смерть. Однако, губы, покрывающие поцелуями открытые части тела, укусы и долгие ласки горячего языка, казались провокацией, издевкой, попыткой найти повод, чтобы скомпрометировать, унизить, уничтожить в последствии.

От этого становилось мерзко.

— Твоё тело отзывается мне, а ты упорно молчишь и игнорируешь, - практически рычит ковбой, с силой ударяя в плечо, выбивая весь воздух из легких, впечатывая в стену, придавив собственным весом, фиксируя руки над головой так, что вырваться возможно только вывернув плечевые суставы. Конечно, не стоит списывать со счетов человека, с прошлым, подобно прошлому Маккри - наемник, убийца, определенно не гнушавшийся пытками и иными способами выбивания информации; он отлично знает, как обездвижить соперника, несмотря на то, что разница в росте не слишком велика, а, относительно физической силы, последний мог даже уступать. Подобные ситуации требовали способности психологического давления на оппонента, возможности заставить его захлебнуться собственными эмоциями, будь то страх или гордость в равной степени, засомневаться в собственных силах, что приводит к физическому ослаблению и невозможности совладать с организмом. Вместо сосредоточения на происходящем, ты падаешь в эмоциональную бездну, глубже и глубже уходя под толщу чувств, накрывающих тебя с головой, заставляющих отрешиться от реальности, в которой, в ту самую минуту, ты можешь быть на последнем издыхании, изорванный в клочья, отдавая победу противнику.

Ковбой владел этой способностью в совершенстве, пусть даже неосознанно.

Чужие, все еще влажные, губы мазнули по приоткрытому рту, обжигая. Где-то глубоко внутри все свело судорогой, внизу живота завязалась гнетущая тяжесть, напомнившая о том, что несколько последних лет единственными, кто помогал снимать напряжение, были собственные руки. Жар чужого тела, чувство беспомощности и желанности разрывали изнутри, наряду с желанием сейчас же уйти и забыть о произошедшем, уповая на молчание стрелка: они наемники, не сегодня - завтра кого-то подстрелят на очередном задании и похоронят в деревянном ящике, без почестей и церемоний - так к чему все это? В чем смысл связывать себя обязательствами и излишними эмоциями, когда вот, сейчас, снайпер спустит курок и тяжелая свинцовая пуля продемонстрирует всем "богатый внутренний мир" моего, его, чьего-либо другого тела?

Размышления о неминуемой гибели прервал разгоряченный язык ковбоя, безуспешно пытающийся преодолеть преграду из плотно сжатых губ, с целью углубить поцелуй, сильнее вжимая в холодный металл обшивки стен полигона, свободной рукой рвано блуждая по пояснице и бедрам, слегка притягивая к себе. Пусть будет по твоему. Приоткрываю рот, позволяя проникнуть внутрь, в ответ пробегая собственным языком по кромке зубов стрелка, сплетая влажную плоть и чуть подаюсь вперед, чувствуя, как от неожиданности ослабляется мертвая хватка на запястьях, после чего высвободить руки не составило труда, тут же перемещая одну из них на поясницу Маккри, вжимаясь бедрами в грубую кожу передней части ковбойских штанов, предназначенную для уменьшения урона от ножевых ранений. Свободной рукой легко пробегаю по спине, поднимаясь к спутанным каштановым волосам, зарываясь пальцами, оттягивая назад, прижимаясь всем телом, слегка дрогнув, коснувшись прохладной пластины нагрудной брони. Оттягивая голову стрелка сильнее, разрываю поцелуй с легким характерным хлюпающим звуком, облизнув губы. Все происходит слишком быстро. Размахиваюсь, с силой заряжая кулаком в челюсть Маккри, от чего голова последнего  резко дергается в бок, тут же отпуская руки, позволяя мужчине отшатнуться от удара в сторону.

Несколько шагов назад, не отрывая взгляда от раскрасневшегося лица агента Джесси Маккри, несколько минут назад страстно покрывавшего мое тело горячими поцелуями, не в силах оторвать взгляда от этих щенячьих глаз.

Страсть? Желание? Любовь ...

Развернувшись быстрым шагом направляюсь к выходу из ангара, однако, возвращаться в номер нет никакого желания, лучше на воздух, туда, где в это время никто не сможет помешать - прочь с базы.

................................................................................

Вертолетная площадка наблюдательного пункта окружена огромными железными контейнерами, выставленными так, чтобы со стороны океана не было возможности понять, что спрятано за ними. Те, что стоят над самым обрывом образуют своеобразную площадку, куда идет только одна лестница, поднимающаяся с самого края уступа.

3:00.

Рассвет только занимается на горизонте.

Гнетущую тишину базы разрывает крик, яростный и отчаянный настолько, что больше напоминает вой раненого зверя. И несколько сильных ударов о полый внутри гофрированный металл.

Почему, спустя столько лет и людей, в одну секунду вспыхивает пожаром тысячи костров та буря эмоций, сводящая с ума, которую сознание заперло глубоко внутри десятки лет назад.

Просыпаюсь, медленно осознавая, что даже не удосужился лечь как подобает, отключившись в небольшом кресле у задернутого занавесками окна.

Постепенно понимаю, что спина порядком затекла и по телу волной пробегают тысячи крошечных иголок, заставляя невольно передернуть плечами, сжимая ладонями подлокотники, от чего тут же приходит осознание неприятного факта разбитых в кровь о гофрированный металл костяшек пальцев. Импульсивность - то дрянное качество характера, от которого никак не выходит избавиться.

Ноющая головная боль заставляет поступиться принципами и присоединиться к общему завтраку, хотя бы ради чашки крепкого кофе и таких удивительно вкусных панкейков, которые каждый понедельник готовит Лена, радостно напевая себе под нос одни ей известные мелодии и лучезарно улыбающаяся каждому вновь прибывшему. Слегка склоняю голову в благодарность за ее труд и устраиваюсь в дальнем углу залы, чтобы лишний раз не привлекать ненужное внимание. Неторопливо уплетая обильно политые кленовым сиропом блинчики, невольно вспоминаю события прошедшей ночи, гадая, как скоро ковбой придет в себя и объявится с неизменной широкой ухмылкой на лице в дверях кухни, громогласно приветствуя всех присутствующих, но, со временем, с удивлением замечаю, что на появление последнего нет ни единого намека: ни гулкого звона шпор, ни неизменного запаха дешевого табака его сигарилл, ничего, что всегда так громко оповещает о его прибытии.

Агент Маккри не объявился за завтраком, обедом; не присутствовал на собрании относительно предстоящей миссии в Лондоне так же, как и не соизволил прийти на тактическую тренировку, чем вызвал бесконечный поток вопросов о собственном местонахождении.

Долго смотрю в щель между занавесками, разглядывая ночное небо с мириадами ярких звезд и засыпаю лишь с рассветом, отключившись на несколько часов, измученный непрекращающимся потоком мыслей о неподобающем взрослому человеку поведении стрелка.

........................................

Ковбой не объявляется и на следующий, и последующие за ним пару дней. Отрывки разговоров, которые удается уловить во время общих трапез и собраний дают четкое осознание того, что никто из присутствующих на базе агентов не видел его все прошедшие четыре дня, ни единого намека на жизнедеятельность. Все чаще всплывают предположения о том, что, вероятно, стрелок покинул базу, как это частенько случалось, и, как было всегда, объявится перед самой миссией, виновато улыбаясь и театрально падая на колени, рассыпаясь в извинениях. Мэй Лин, климатолог, предположила, что мужчина просто устал и, вероятно, отсыпается и приводит себя в порядок. Уинстон постоянно бросал многозначительные взгляды в мою сторону, намекая, что, как координатор и страйк-коммандер отряда , вернуть в строй основную боевую единицу - первостепенная задача, однако, никогда не заводил открытого разговора в силу собственной тактичности. Малышка кореянка Хана Сон - пилот боевого робота компании "МЕКА", громко смеялась, предполагая, что ковбой ушел в далекое путешествие по океану дешевого виски и бурбона, в силу меланхолии, вызванной постоянной рутиной, которую он так не мог терпеть. Наш Джесси - вольная пташка! смеялась девчонка, похлопывая по плечу неизменно следующего за ней бразильского медика.

Никто из агентов не придавал особого значения пропаже Маккри.

Никто?

........................................

Пятница.

4:00. Раннее утро.

Вздрагиваю, просыпаясь от резкого стука в металлическую дверь, накидываю на плечи kudo-gi и, наспех собирая распущенные волосы в высокий хвост, активирую небольшой компьютер, от чего тяжелый металл тут же отъезжает в сторону. Передо мной, в полном обмундировании, с совершенно серьезным выражением лица, стоит страйк-коммандер Уинстон, нервно поправляя сползающие на кончик носа очки в роговой оправе.

- Доброе утро, агент Шимада. Прошу простить меня за столь ранний визит, но... - горилла запинается, усердно сверля глазами пол, явно подбирая правильные слова, - ... кхм, я пришел сообщить, что через пол часа отряд отбывает в Лондон. Мы перенесли операцию на раннее утро в силу технических причин и поломки одного из шатлов, который планировался для предстоящей миссии, - существо замирает на полуслове, поднимая глаза, осознав, что, стоящий перед ним человек, явно теряет терпение от обилия ненужной информации, используемой для отвлечения от основной проблемы, - Вы и агент Маккри отстранены от задания, - он торопливокивает головой, вскидывая раскрытыми ладонями вперед руки в примирительном жесте, - Я отдаю себе отчет в том, что без снайпера и координации риски увеличиваются, пожалуй, вдвое, однако, в следующем месяце нам предстоит намного более важное дело с корпорацией Вишкар, в Нумбани, и мне необходимы вы оба. Ваша прямая обязанность в мое отсутствие привести агента...Джесси в надлежащее состояние. Это приказ. - слегка неуверенно, но, не смотря ни на что, жестко рапортует Уинстон, привычно, как и все находящиеся на базе агенты при общении с представителями восточной культуры, кланяясь и быстрым шагом удаляется вниз по коридору, в сторону грузовых лифтов.

Тяжело вздыхаю, возвращаясь в глубину комнаты, ощущая, как внутри постепенно нарастает напряжение. Эта миссия должна была быть идеальной возможностью продемонстрировать как собственные навыки, так и навыки этого безалаберного стрелка, который как ребенок бежит от первой же возникшей проблемы, неспособный взять себя в руки и справиться с эмоциями в угоду общего дела, которое он ценит больше собственной жизни. Человек, рисковавший головой ради возвращения в ряды организации, подарившей ему все, что он когда-либо имел, трусливо поджав хвост прячется, срывая одну из немногих санкционированных миссий, бесконечно важных для восстановления доверия к Overwatch. Как нашкодивший пес бежит в дальний угол, чтобы только не попадаться на глаза разгневанному хозяину, Джесси Маккри и носа не показывает из выделенной ему комнаты.
Несколько раз глубоко вздыхаю, осознав, какое огромное море эмоций и разрозненных мыслей бушует в голове при одном только упоминании о человеке, которого даже не могу назвать партнером, слишком мало зная о нем и его темном прошлом. О мужчине, чей неизменный образ преследует со дня появления на базе, чей запах чудится в каждом дуновении ветра: дешевый табак, банальный одеколон, смешивающийся с мускусным запахом пота и дубленая кожа его шляпы, штанов и ковбойских сапог со звенящими серебристыми шпорами. Все в Джесси Маккри кажется нелепым и оттого притягательным, вызывающим желание подобраться поближе, рассмотреть, изучить, протянуть руку, как к дикому динго, подманивать, лаская, трепать по холке.

Желание заполучить себе. Животное чувство полного обладания смешивается с простой человеческой необходимостью  оберегать и поддерживать.

Переодевшись, покидаю комнату, быстрым шагом направляясь в конец коридора, параллельно активируя легким нажатием коммуникатор:

|| {athena} || LOG ON >> Доброе утро, агент Шимада. Могу я чем-нибудь помочь?

|| {Shimada} || LOG ON >>  Могу я получить доступ к личной комнате #9787?

|| {athena} || LOG ON >> Это невозможно. Доступ в личное помещение может быть выдан только закрепленным за ним агентом.

|| {Shimada} || LOG ON >>  ЧП. Агент Маккри не выходит на связь более четырех суток, я, как действующий координатор, должен удостовериться в его дееспособности. Все происходящее - под моей личной ответственностью.

Звук загрузки системы раздражает настолько, что невольно сжимаю кулаки, уже давно не обращая внимания на раз за разом расходящуюся кожу, только-только стянувшуюся корочкой на костяшках.

|| {athena} || LOG ON >> Ваши данные внесены в систему.

Отключаюсь, машинально бормоча слова благодарности, останавливаясь у самой последней двери на этаже. Активирую замок отпечатком пальца, чуть отстраняясь от отъезжающей металлической конструкции, выпускающей в свежий утренний воздух смрад, состоящий из запахов перегара, табака и столба пыли, поблескивающей на тонкой полосе света, пробивающейся сквозь занавешенные окна.

Злость, напряжение, недовольство и желание отчитать мужчину за безответственное поведение моментально испаряются, когда глаза привыкают к полумраку: в углу комнаты свалено в кучу грязное белье и одежда; на полу в беспорядке разбросаны смятые пивные банки и несколько полупустых бутылок крепкого алкоголя вперемешку с табачным пеплом и бесконечным количеством окурков, которым, судя по всему, иного места не нашлось; у противоположной стены на полу россыпью поблескивают осколки; в углу кровати, сгорбившись, сидит Джесси Маккри собственной персоной, медленно и лениво поднимая затуманенный взгляд, тут же сменяющийся смесью паники и удивления.

По спине пробегает холодок, когда где-то глубоко внутри взыгрывает совесть: неужели все только из-за меня?

Уверенно направляюсь вперед, ловко обходя разбросанный мусор и осколки стекла, присаживаясь на противоположный край небольшой кровати, краем глаза замечая на ближайшей тумбочке перекись, вату и пару пластырей, тут же обнаружив причину держать медикаменты поблизости: металлические накладки на неизменной перчатке, прикрывающей правую руку и рабочие пальцы от стертых до мяса мозолей, рассекли скулу стрелка, однако, судя по состоянию раны, обрабатывать ее Маккри забросил несколько дней назад. Молча, по-хозяйски, смачиваю небольшой мягкий кусочек ваты прозрачным раствором, придвигаюсь ближе, пользуясь полнейшим замешательством мужчины, и осторожно протираю ссадины, удаляя запекшуюся кровь, стараясь не встречаться с удивленным и испытывающим взглядом.

Покончив с обработкой, украдкой наблюдаю за поведением ковбоя, все так же неподвижно сидящего в дальнем углу постели. Тот щенячий взгляд, который впервые проскользнул после конфликта на полигоне, исчез, лишь слегка проглядывая сквозь толщу недоверия и обреченности; вся живость и взбалмошность, постоянно окружавшая мужчину, бесследно исчезла, не оставив и намека на собственное существование.

Глубоко внутри все взвыло от окружающей гнетущей атмосферы опустошенности.

- Я пришел просить прощения...

Отредактировано Hanzo Shimada (2017-03-13 15:28:35)

Все нутро ухает в пустоту «тебе ли не знать, что за отсутствие чувств не принято просить прощения». Самая страшная из тысячи догадок сейчас лежит, как на ладони: действия стрелка не были ни желанием удовлетворить физические потребности, ни издевкой или затянувшимся розыгрышем, ни едким желанием найти причину избавиться от старого конкурента и надменного командира; это была эмоция, давно задвинутая, спрятанная, подавленная собственным сознанием, страшная, медленно пожирающая изнутри чертова любовь. В секунду  события прошедших месяцев собрались в единую картину: щенячьи взгляды, попытки сблизиться, преследования и пари – все было лишь ради того, чтобы быть рядом, касаться, не боясь пропустить тяжелый удар, наслаждаться осознанием принадлежности или обладания, упиваться запахом, вкусом, ловя каждое слово желанного голоса. И вот он, весь нараспашку открытый, живой, смотрит с этой детской надеждой, просит разрешения коснуться губами всего лишь запястья.

Меня любят… банально, до тошноты, не за что-то, а вопреки. Ты толкаешь человека в пропасть, а он все цепляется за рукав юкаты и скулит, воет, рычит, но не отпускает, медленно, с упоением разделяя, расслаивая душу надвое, на существо, способное лишь уничтожать все, к чему не прикоснется, и бестелесное, тянущее ослабшие руки для объятий, мечтающее раствориться в чужом я, сливаясь в единый образ, чувствовать, видеть, слышать, воспринимать все вокруг чужим естеством.

………………………………………………………

Влажные губы несмело касаются тыльной стороны ладони, грубые пальцы переплетаются, сжимая руку до боли в рассеченных костяшках. Ковбой поднимается выше, до куда позволяет рукав юкаты, возвращается, проводя языком по всей длине большого пальца, после, осмелев, захватывает его губами, посасывая и лаская.

От ощущений горячей мокрой плоти становится привычно некомфортно внизу живота, и лицо обжигает горячей волной, моментально бросая в жар. Никто и никогда не заставлял заводиться так сильно, когда тело откликается на малейшие манипуляции, не требуя лишних прикосновений. Никто и никогда не заставлял так остро ощущать собственную нужность и упиваться этим чувством сполна. Ни разу не открывался кому-либо, никогда не говорил об эмоциях, о которых сейчас хотелось кричать во все горло, игнорируя хваленый самоконтроль и сдержанность; желание подчиниться чужим рукам душило, заставляя судорожно втягивать носом воздух, уповая на невнимательность ковбоя и увлеченность процессом изучения правой кисти и длинных пальцев.

- Позволишь? – тяжелая ладонь накрывает пах, указательным и средним пальцами оттягивая край штанов.

Почему ты все еще не харкаешь кровью на грязном полу в куче осколков и сигарных окурков, если я сопротивляюсь происходящему? - сглатываю сухой ком в горле, но молчу, не смея нарушать гнетущую тишину полумрака, пристально наблюдая за реакцией мужчины, которой нет: ни единого намека на любые эмоции, будто вся взбалмошность и несдержанность, извечно сопровождающие стрелка, схлопнулись и исчезли. Он выжидает.

Глубоко вдохнув, протягиваю вперед свободную от чужой хватки руку, вплетая пальцы в беспорядочные каштановые пряди волос, сжимаю кулак и тяну, заставляя подняться на один уровень с собственным лицом так, чтобы чувствовать на нем чужое дыхание. Не издаю ни малейшего звука, раздвигая ноги и, высвобождая вторую ладонь из металлических пальцев протеза, хватаюсь за ворот смятой рубашки, вынуждая полностью прильнуть к полуголой груди.

В голове такая тишь, что и ее нет желания нарушать.

Касаюсь чужих тонких губ своими, не задумываясь углубляя поцелуй, по-хозяйски проникая горячим языком в приоткрытый рот. На вкус ты прогорклый и острый от дешевого табака и алкоголя, но это не так омерзительно, как могло показаться, - закрываю глаза, чуть ослабляя хватку, дав возможность перехватить инициативу, со всех сил борясь с желанием сейчас же отдаться властным рукам стрелка, но это игра не в одни ворота.

Чуть отстраняюсь, на мгновение, чтобы судорожно вдохнуть и еле слышно в самые губы:

- Джесси...

- Ты мог подставить отряд, ублюдок! - Тебя почти подстрелили, кретин! - Внимательнее, ковбой! - Что еще тебе нужно, стрелок?! - Отлично стреляешь, Маккри.
Я никогда не звал тебя по имени. Джесси...

Отредактировано Hanzo Shimada (2017-03-15 12:37:26)

- Хочу тебя... - выдыхает стрелок, припадая горячими губами к груди, вылизывая, прикусывая, достаточно ощутимо, чтобы доставить удовольствие, но недостаточно сильно, чтобы оставить след.

Откидываюсь назад, облакачиваясь на локти, когда мужчина настойчиво тянет за бедра к краю кровати, попутно стаскивая тренировочные штаны вместе с нижним бельем. Горячо становится от одной только мысли о том, что к собственному телу прикасаются чужие горячие, сильные руки, заставляя закрыть глаза, полностью отдаваясь плену ощущений, давно забытых и так редко пробуждавших внутри что-то, кроме животной похоти. Длинные пальцы бегло проскользили по ягодицам, переместившись на машонку, легко сжимая и оглаживая, в то время, как влажные губы сомкнулись на головке члена, что незамедлительно вызвало непроизвольный стон, больше напомнивший жалобный всхлип, моментально подавленный и скрытый,  в надежде, что не был услышан.

Обжигающий плен сомкнулся на члене, когда ковбой со всей серьезностью принялся за дело: сначала медленно заглатывая плоть на всю длину, старательно и неторопливо, со временем то наращивая темп, то вновь сбавляя, отдавая предпочтение мелочам: проходясь кончиком языка по всей длине ствола, игриво вибрируя на уздечке только сильнее раздразнивая. С каждым новым толчком металлическая рука, придерживавшая левое бедро, сжималась сильнее, оставляя на светлой коже темные синяки.
По телу волнами пробегает напряжение, предвещая скорую разрядку: колени содрогаются, кончики пальцев подрагивают. Полностью расслабляюсь, откидываясь на старый матрас, небрежно водя руками по оголенной груди, соскальзывая ниже, ладонью упираясь в основание члена, чуть надавливая, стараясь оттянуть надвигающийся оргазм в тот момент, когда с громким характерным хлюпанием, Маккри выпускает головку из раскрасневшихся, слегка припухших губ, сменяя последние мазолистой прохладной ладонью и, осознанно облизнув, захватывает машонку металлическим протезом, сводя на нет собственные усилия.

- 誰に断ってそんな事をしたのか?! - грубость слетает в губ, подстрекаемая недовольством от сорванного оргазма, прежде, чем успеваю понять, что происходит в тот момент, когда стрелок отстраняется, неуклюже стаскивая с себя клетчатую рубашку и домашние мешковатые штаны, отбрасывая детали одежды к дальней стене. Внимательно наблюдаю за действиями мужчины, пытаясь предугадать события, предпочтения: захочет ли Маккри отдаться, завлекая несдержанными стонами, нежностью, столь непривычной для них обоих, податливостью; или же предпочтет активные действия, властно лаская, вынуждая прогибаться под каждым прикосновение горячих ладоней.

Увлеченный собственными мыслями, двигаюсь вверх по кровати, упираясь спиной в холодную стену и бесстыдно раздвигая ноги, свободной ладонью оглаживаю слегка обмякший от ледяных прикосновений член.

- Присоединишься или так и будешь смотреть? - нетерпеливо изгибаюсь в пояснице, запрокидывая голову назад и свободной рукой развязываю ленту на темных волосах, позволяя тем соскользнуть вниз, едва касаясь плеч. Изящная ладонь перемещается вверх от паха по груди, затем выше - на шею, оглаживая, чуть сжимая пальцы.

*Кто тебе позволил это сделать?/ Какого черта ты творишь?!

Отредактировано Hanzo Shimada (2017-03-31 20:05:29)

Голова совершенно отказывалась думать, мысли путались настолько, что даже на родном языке с трудом удавалось формулировать предложения, когда теплый язык коснулся сфинктера, вылизывая и слегка толкаясь внутрь. От подобных ласк тело отвыкло, пожалуй, слишком давно и сейчас на малейшее прикосновение реагировала каждая клетка кожи, раз за разом запуская по телу волну легкой дрожи. Запрокидываю голову, тяжело дыша, изо всех сил стараясь не стонать во все горло от того, насколько упоительными были обострившиеся до предела ощущения: влажная плоть, настойчиво проталкивающаяся в плотное кольцо мышц; грубые ладони, блуждающие по торсу; легкое  щекотание неряшливой бороды по ягодицам. Действия стрелка были такими же резкими и непредсказумыми, как и он сам: то настойчивые фрикции, то нежные поцелуи и ласки, что, в прочем, никак не усугубляло процесс, принося с каждой сменой новые ощущения.

Казалось, еще несколько минут подобной прелюдии и сдержать оргазм повторно не удастся, однако, как и несколько минут назад, Джесси отстранился, виновато поднимая глаза:

— Ммм... Дорогуш, дотянешься до тумбочки? Там смазка...

Хмыкаю, больше рассеяно, нежели недовольно, и тянусь к небольшой тумбе у изголовья кровати. В верхнем ящике действительно находится небольшой прозрачный тюбик, стыдливо заваленный пустыми пачками сигарилл и всякой мелочью, которую обычно держат в доступной близости. Выуживая лубрикант, краем уха улавливаю тихий металлический звон, заставляющий сосредоточиться: зацепившись за край кровати и выскользнув из тяжелых ковбойских штанов, позвякивает увесистая пряжка кожаного ремня, который является чуть ли не главным аксессуаром всего нелепого образа Маккри. Обдумывать собственные действия и чужую реакцию на них настолько не хочется, что можно просто рискнуть: легким движением накручиваю ремень на кулак, незаметно пряча тот за спиной и возвращаюсь к мужчине, нетерпеливо тянущему к себе.

Все происходящее следом полностью срывает все запреты, предрассудки и сомнения. Джесси обильно смазывает пальцы, не торопясь вводя сначала один, растягивая и давая привыкнуть, затем второй. Расслабляюсь, стараясь не обращать внимания на небольшой дискомфорт, ловя каждое приятное ощущение при проникновении, когда стрелок задевает простату, слегка надавливая. Ожидание мучительно и когда Маккри наконец одним только взглядом просит разрешения - моментально киваю, тут же вздрагивая от прикосновения головки члена к разработанному входу.

Ковбой двигается осторожно, медленно проникая внутрь, но за всем внешним спокойствием отчетливо чувствуется порыв покончить быстрее со всеми нежностями и наконец отдаться пожирающей изнутри страсти и животной похоти. Животной ... Не раздумывая ни секунды, выуживаю из-за спины злосчастный ремень, уверенно накидывая тот на плечи стрелка, тут же стягивая, переходя на мощную шею, пропускаю конец через пряжку и притягиваю к себе, вынуждая достаточно резко войти на половину длины:

- Как только станет не комфортно - дай мне знать, - шепчу на ухо, прикусывая чувствительную мочку.

Ослабляю хватку, чтобы дать возможность выпрямиться и с удовольствием отмечаю, что, помимо растерянности и удивления, никаких негативных эмоций стрелок не выражает, однако, останавливается, не решаясь двигаться дальше. Это распаляет еще сильнее, заставляя нетерпеливо двигать бедрами навстречу, практически насаживаясь на член самостоятельно, от чего щеки Маккри моментально приобретают розоватый оттенок смущения.

Господи, Джесси... - приоткрываю рот, позволяя отдаться ощущениям и неприкрыто постанывать в такт возобновившимся фрикциям. Дискомфорт и боль через некоторое время сменяются ощущением заполненности и нарастающим напряжением в собственном члене, когда, наконец, партнер наращивает темп.

В этот момент становится совершенно не важно, насколько пошло и громко отдаются в ушах собственные стоны и тяжелое дыхание.

Толчки становятся резкими и беспорядочными. Маккри с силой вдалбливается, отодвинув на задний план неуместную нежность и ласку, полностью отдавшись желанию и похоти, что не причиняет дискомфорта - никогда не был одним из тех, кому важна чрезмерная эмоциональность процесса.

Джесси впивается пальцами в бедра, приподнимая, что моментально сбивает дыхание и кружит голову от слишком активной стимуляции простаты, и заставляет с силой притянуть партнера к себе, упиваясь прикосновениями горячей плоти.

"Good boy, Jesse" - крутится в голове, но озвучить все же не хватает решимости.

Не смотря на безудержную страсть со стороны ковбоя, надолго удержать столь бешеный темп не выходит и со временем он сбавляет обороты, двигаясь размеренно, полностью выходя и вновь проникая на всю длину, наслаждаясь каждым новым ощущением - щурится, закрывает глаза, горячо выдыхая в шею, от чего по всему телу пробегает волна мурашек, концентрируясь внизу живота. Каждое движение приближает к желанному оргазму, каждое прикосновение заставляет закрывать глаза, полностью отдаваясь процессу, где, не смотря на далеко не пассивное положение, все таки нахожусь снизу, позволяя чужим рукам сжимать тело до синяков, ласково оглаживать и прикасаться где только заблагорассудится.

Казалось бы, оба не были близки ни с кем слишком давно, однако американец четко понимал, когда нужно уделить внимание члену партнера: неспешно огладив машонку, грубые пальцы сомкнулись в кольцо вокруг ствола, наращивая темп в такт движению бедер. Не понимаю, сколько на деле проходит времени, когда все замолкает, кроме собственного сбивчивого дыхания и неприлично мокрых звуков при каждом резком толчке - глубже и сильнее остальных - спускаю в кулак Маккри в тот момент, когда сквозь бахающее в ушах сердцебиение доносится протяжный стон и, чуть помедлив, партнер стаскивает с шеи тяжелый ремень и падает на кровать рядом.

— Я думаю, мы облажались ... — доносится все так же издалека и смысл сказанного доходит только через мгновение - измотанное и расслабленное тело не способно сразу осознать, что между ягодиц тонкой струйкой стекает полупрозрачная прохладная сперма. Демонстративно закатываю глаза, на деле не придавая происходящему особого значения. Мужчина бросает виноватый взгляд, приподнимаясь на локтях и подается вперед, мазнув раскрасневшимися губами по моим, настойчиво требуя чего-то большего, чем машинальное движение в ответ: живая ладонь проскальзывает вверх по груди и зарывается пальцами в и без того спутанные волосы, притягивая к себе, когда ковбой углубляет поцелуй, нежно прижимаясь всем телом. В тот момент, когда губы стрелка перемещаются на ключицы и плечи, бесцеремонно отстраняюсь, поднявшись с кровати, в два шага пересекаю комнату и щелкаю замком на дверной ручке ванной.

..................................................................................................

Горячая вода расслабляет ноющие от непривычной нагрузки мышцы и притупляет навязчивые мысли, помогая расставить все на свои места.
Поведение стрелка - убивает. Каждый взгляд, наполненный преданностью и желанием; каждое чересчур нежное прикосновение, такое бережное, будто фарфоровая кукла - Ханзо Шимада - рассыпется в пыль от более грубых действий; каждое вычурное слово - все это сжимало в тиски, скручивало изнутри до боли, от которой хочется выть белугой. Никогда раньше не чувствовал себя по-настоящему желанным, нужным, важным: долгие годы старейшины планомерно душили способность выражать эмоции и принимать чужие с благодарностью и уважением, внушали, что можно лишь позволять любить себя, не давая ничего взамен: выражать чувства - слабость; демонстрировать эмоции - низость; любить, доверять, надеяться - глупость, какой не видел свет. Юный Господин должен быть холоден, бесстрастен, решителен и рационален - большего не дозволялось даже в отношении родных.

Не смотря ни на что - так было гораздо легче существовать: нет угрызений совести, нет жалости, нет волнений и беспокойства - только грубый расчет и действия по указке, по большей части, не кого-то "сверху", а самого себя. Эдакий извращенный самоконтроль, мазохизм, шизофрения, при которой мнимая личность полностью контролирует истинную, прописав собственный свод правил и модель поведения.

Я не умею любить.

Джесси, не смотря на всю тяжесть прожитой им жизни, сохранил способность отдавать всего себя человеку, которого он хочет видеть рядом каждое утро. Стрелок не потерял драгоценной способности доверять, не заглушил в себе все светлое, что прививается каждому с момента рождения - такой живой, настоящий. Ему нужен человек, который сможет подарить ему уверенность и спокойствие, кто сумеет оценить его старания и ответить взаимностью, растворившись в нем.
Кто угодно, только не я.

Я не достоин такого человека, как Джесси Маккри, как не достоин и произошедшего несколько часов назад.

Пальцы проскальзывают в мокрые волосы, сжимая и до боли оттягивая назад. Хочется собрать брошенные на полу вещи и молча выскользнуть из комнаты, направившись к себе, и покинуть базу, не вспоминая никогда о произошедшем - оградить себя от чувства  ущербности, которое верными спутником сопровождает каждый день с момента проявления внимания со стороны ковбоя. Больше никогда не чувствовать себя неспособным на что-либо. Не чувствовать этой подавляющей слабости и беспомощности.

Однако, здравый смысл и "хваленый самоконтроль" никогда не позволят поступить так с тем, кто отчаянно желает быть рядом во чтобы то ни стало.

Тишина, сменившая стук тысячи капель по плитке, давит, гулом отдаваясь в глубинах сознания.

Накинув на плечи махровое полотенце, закрываю за собой дверь, вновь оказавшись в полумраке комнаты, где все еще душно и пахнет сексом. Брезгливо откинув ворох одежды у подножия кровати в сторону, опускаюсь на колени, склонив голову.

Слова застревают в горле:

— Я пришел просить прощения, — именно с этими словами я появился на пороге несколько часов назад, — Я не достоин быть рядом с тобой, поскольку не способен ответить взаимностью твоим чувствам. Ты все еще живой, настоящий, я же - пустота, исполняющая приказы ... и только то, - вымученные слова, больше напоминающие рапорт о проделанной работе, нежели попытку откровенного разговора.
— Я не прощу себя, если вновь причиню боль важному для меня человеку ... не хочу, чтобы ты страдал из-за такого, как я - тот удар и вся эта неделя, когда я должен был прийти, должен был быть рядом, но просто не посчитал нужным - отличный пример, чтобы понять, что я не стою ни единой частицы тебя, Джесси Маккри...

Отредактировано Hanzo Shimada (2017-05-21 22:59:13)