Гарри очень часто кажется, что в какой-то момент своей жизни он просто свернул не туда. Одно необдуманное действие, один поступок - слово, взгляд, жест, не важно, - что-то едва заметное и малозначимое, или, может быть, напротив, что-то очень серьёзное.
Просто свернул не туда.
И тогда Гарри долго думает, молчаливо улыбаясь восторженной Джинни. Думает, отводя глаза, отшатываясь от очередных репортёров, словно бы от дементоров; на работе, дома, оставаясь в одиночестве, пребывая в окружении людей, близких и не очень. Думает над тем, когда всё начало ломаться.
Всё хорошо.
Всё идёт хорошо - дела достаются мелкие, но это ничего, пока ничего. Поттер помнит, как гаденько улыбалась Амбридж, обещающая, что у него и вовсе не выйдет - сетовала на низкие успехи в обучении, не озвучивая истинной причины, конечно, но Поттеру и не нужно было слышать это от неё, чтобы всё прекрасно понимать.
Поттер помнит первый год, когда Британия, умывшись кровью тех, кто не должен был погибнуть, сделала шаг к новому миру, широко раскрытыми глазами глядя в светлое будущее. Помнит, как не спал ночами, пытаясь разобрать материал - курсы, экзамен, почётное звание, всё должно было стать его, всё должно было подчиниться, всё должно было сложиться, не могло не. Он ведь, Мерлин подери, Гарри. Гарри Поттер. Для него нет, не может быть ничего невозможного, если он этого захотел.
Кажется, что-то такое писали в одной из газет?..
Ужасно пафосно и пошло, расхваливая так, словно рядом с ним тогда никого больше не было.
Не упомянув ни единого погибшего - восторженная статья-интервью, его и Джинни колдография над текстом.
Жена собирает их все. Собирает до сих пор.
Гарри хочется избавиться от этих статей раз и навсегда, никогда больше не видеть, никогда не слышать.
Ни в одной из них, восхваляющих Поттера, ни в одной, рассказывающей о герое своего времени, нет ни слова о тех, кого тогда не стало.
«Это расстраивает людей, а волшебникам нужно думать о будущем. Волшебникам нужно жить будущим, а не оглядываться в прошлое, безуспешно зализывая старые раны» - так ему сказали, когда он всё же спросил об этом, не выдержав. Когда Джинни изменилась в лице, словно набрав несколько лет в одночасье. Когда кто-то из репортёров долго-долго объяснял ему, будто ребёнку малому, как сейчас важно для его современников пребывать в уверенности, что всё хорошо, а кто, если не сам Гарри Поттер, символ эпохи, может убедить их в этом, сделав это так, чтобы они действительно в это поверили?
Так ему сказали тогда.
И попросили улыбнуться.
Гарри тогда понял, что больше никогда не заговорит со своей любимой женщиной об этом - это было слишком больно и тяжело для неё, слишком лично, чтобы она могла понять, что чувствует он, почему его это так беспокоит.
Никто бы не смог понять.
Всё ведь хорошо.
Всё должно быть хорошо. Именно ради этого они все погибли, не так ли?
Поток людей огибает Поттера - большой муравейник, живущий своей жизнью, который должен приносить долгожданное успокоение, кажется сейчас чем-то ужасно далёким - мысли, которые Поттер старательно отгонял, придумывая для себя новую маску, придумывая новую жизнь и новое имя, вновь возвращаются, окутывая тугим коконом - мрачно тянутся холодные руки из-под чёрных лохмотьев, тонкие пальцы касаются легко, комкают одежду, проводят по лицу, сжимаются на горле. Гарри не нужны дементоры - с их задачей он в состоянии справиться сам. Он, и эти его постоянные мысли, не дающие спокойно жить не дающие спокойно дышать.
Гарри плывёт, плывёт в этом многоголосье, задумчиво вглядываясь в лица окружающих. Не видя их. Гарри странно и страшно от той невыносимой усталости, от горького послевкусия встречи, которая никак не должна была состояться (или, напротив, должна была. Раньше, намного раньше. В тот, первый год?).
А потом один голос выныривает из этого белого шума - будит Гарри, возвращая его к действительности.
- Поттер!
Это звучит так, словно не было долгих-долгих лет. Не было несправедливой войны, не было крови на его руках. Требовательный тон, интонации - эхом времён Хогвартса; профессор Снейп жив, только что снял баллы с Гриффиндора, совсем скоро матч - вечная юность, ничего не случилось, ничего не случится.
И Гарри смеётся - Гарри не помнит уже, когда он так смеялся. Оборачиваясь, глядя на Малфоя, что мальчишечьи-безразлично, привычно и правильно держится - вызов, этот огонь в глазах, плотно сжатые губы.
- Ты хочешь, чтобы я провёл тебе экскурсию по торговому центру, Малфой? - наконец успокоившись, насмешливо уточняет он, легко приподняв брови, - Никогда не замечал за тобой любви к маггловедению, но если ты так на этом настаиваешь.
Мрачные тени отступают на несколько шагов, отпуская Гарри, позволяют дышать ровней и глубже.
Что-то далёкое, что-то яркое, что-то спасительное, как патронус, приходит на смену.
Поттер не чувствует того, что обычно приносят разговоры с людьми, знающими, кто он такой.
В тот момент жизни, в который Гарри позволил себе свернуть не туда, всё стало по-другому - все стали другими. Но Малфой - вот он, стоит перед ним, смотрит нагло. И ничего не изменилось в его поведении, и ничего не изменилось в его голосе, и ничего не изменилось в его отношении к Гарри.
Ничего не изменилось, будь Поттер хоть трижды героем.
И Гарри, кажется, ужасно ему за это благодарен.
- Так мне следует наблюдать за тем, чтобы тёмный волшебник не навредил магглам, - те же интонации, те же ощущения - давным-давно забытое, близкое и удивительно радующее; Малфой задаёт тон, и Поттер цепляется за него, подыгрывая, - Или, может быть, за тем, чтобы магглы не испугали злобного тёмного волшебника, струхнувшего бродить по этому огромному страшному зданию, набитому такими странными существами, в одиночку?
[NIC]Harry Potter[/NIC] [AVA]http://sf.uploads.ru/qos1S.png[/AVA] [STA]one of a kind[/STA] [SGN]
спасибо, blanshefleur[/SGN]