Зачастую важные мысли, требующие серьезного анализа и, как следствие, решительности в действиях, приходят за бытовыми разговорами. Так Чарльз уже собирался ответить, что согласен с возможностью переезда в лабораторию, как предложение Хэнка о создании школы заставило его на время замолчать. Он даже поднял голову и посмотрел на МакКоя расширившимися, удивленными глазами, не сумев скрыть спектр эмоций. С одной стороны, он, конечно же, уже размышлял над этим. Обрисовывал для себя ситуацию в целом, выдвигал ряд причин, по которым создать место для обучения мутантов не просто можно, скорее даже, необходимо, просчитывал вероятность успеха и, самое важное, боролся с воспоминаниями, приходящими из прошлого. Когда расположение под крылом ЦРУ было утрачено и команде мутантов пришлось перебраться в Уэстчестер, Чарльз еще тогда горел идеей сделать из опостылевшего одинокого дома нечто большее, благородное, действительно полезное. У него были последователи, были дети, которых необходимо обучить, сформировать в них личность прежде, чем выпустить в огромный мир. В те дни казалось, что Ксавье никогда прежде не был столь вдохновлен и преисполнен энтузиазмом, как при помощи Хавоку управлять своей разрушающей силой или учить Банши использовать свой крик во всех направлениях. Во снах молодой профессор видел чудесные светлые дни, думал о том, что будет дальше… но никто не смог предвидеть, хотя бы робко предположить, чем обернется столкновение на Кубе. И теперь оно болит глубокой, безобразной раной, сочится ядовитой сукровицей, отравляя разум и запугивая, останавливая. Чарльз будто делится надвое: одна его половина считает, что нужно собрать последние силы и пробовать заново, другая клятвенно обещает не совершать отныне подобных ошибок, хватило одной.
«Хотел бы я думать, что у нас получится».
И в то же время, спустя пережитое, было одно важное отличие. У него есть имя и живое, неуемное сердце. Даже если ничего не выйдет, снова последует провал, рядом будет Хэнк. МакКой остался даже тогда, когда любимая сестра, Рейвен решила уйти, прощаясь со всем, что было дорого в недалеком прошлом, со всем, связанным с Чарльзом. У Ксавье было время обдумать это не единожды, к тому же, Хэнк не раз говорил – это просто их выбор. В конце концов, у каждого наступает в жизни пора, когда необходимо избрать для себя дальнейший, единственно верный путь, и если он отличается от чьего-либо, вовсе не значит, что твое принятое решение априори неверно. Пути профессора и молодого ученого сошлись. Время идет, раны заживают, наступает пора для новых дел и свершений.
- Знаешь, пожалуй, школа – действительно хороший вариант, - вдруг начинает Чарльз позже, когда покорно позволяет снять с себя мерки и поднимает руки выше. Голос звучит тихо и задумчиво, он наполовину витает где-то в своих многочисленных мыслях, старательно отгоняя боль прошлого, из-под ресниц наблюдая за тем, как двигается и записывает результаты измерений Хэнк. – Многим ранее, я составлял проект учебной программы для одаренных детей. Практически, разумеется, это гораздо сложнее, на каждую сверхспособность нужен индивидуальный подход, но коль скоро мы говорим об обычных людях и установленных порядках, им этот проект необходим больше всего. К тому же… - Ксавье наклоняет голову и неловко чешет веснушчатый нос, он до сих пор до конца не привык к своей степени. – Скоро будет два года, как я профессор. Нужные люди помнят об этом, так что добро на создание деятельности, скорее всего, серьезной проблемой не станет. Если будут иные загвоздки… что ж, иногда я умею быть крайне убедительным.
Тихий смешок. Не смотря на то, что обычно Чарльз законов не нарушал и не злоупотреблял своим даром, периодически пользоваться особым убеждением ему приходилось. В конце концов, винить его не за что – любые действия такого характера всегда совершались исключительно во благо.
- Но сначала все вопросы с защитой, перепланировкой дома и пока еще бесконечной подготовкой. Прямо сейчас я, наконец, осознал, что дел у нас – воистину бескрайний океан.
Впрочем, фраза быстро потерялась где-то в гуще обсуждения нового дизайна коляски, затем прочих совершенствований поместья. Так прошел час, еще один и отвлечься от активной дискуссии получилось только, когда в комнате стало темно. Уставшие умы и опустевшие желудки требовали восполнения энергии, поэтому в срочном порядке пришлось отправляться готовить ужин. В процессе нарезки овощей и прочих приготовлениях Ксавье заметно повеселел, ни о чем другом в домашней суете думать было некогда. Вино же и вовсе поспособствовало расслаблению – это был первый бокал спиртного за два месяца.
- Когда дар только открылся, я слышал абсолютно всех, постоянно. Думал, что схожу с ума, паниковал и старался заглушить их, победить. И лишь спустя три года, наконец, понял: это мой дар. Я не должен бороться с ним, но обязан освоить и подчинить себе. Теперь, когда я хочу услышать чьи-то мысли, то переключаюсь на человека и словно проскальзываю внутрь его головы. Общаюсь с его сутью, - Чарльз смолкает на секунду, делая еще один, совсем маленький глоток из бокала и ненавязчиво всматриваясь в молодого ученого, сидящего напротив. – Голос твоих мыслей чистый и ровный. Он без… звериного начала, но выше и материальнее, чем обычный. В обход голосу и физическому телу, я касаюсь твоего разума. И… я читал, видел «изнутри» многих, Хэнк. Но такого, как ты, встречаю впервые. Ты не просто хороший, ты чист и честен душой, своими помыслами. Не наивность, нет, это совершенно другое. Благородство и согласие с собой, как с нравственным, полностью осмысленным человеком, - Ксавье молчит еще немного прежде, чем добавит последнюю, по его мнению, бесконечно важную мысль. – В том числе и поэтому я буду защищать, беречь тебя, насколько хватит моих сил и возможностей.
