Время, когда Райс находился в коме и являлся лишь невольным наблюдателем того, что совершают с его собственным телом, текло действительно медленно. Это ощущение нельзя было сравнить ни с чем иным, и уж тем более мужчина никогда не испытывал ничего подобного до этого момента. Ныне тело Райса Габриэля не принадлежало ему, оно находилось в собственности того, кто каждый день снова и снова, с маниакальной точностью и упорством вонзал острые предметы, рубил, кромсал, вынимал и вновь соединял все куски. Райс не видел лица того ублюдка, сквозь прозрачную пелену перед глазами он мог разглядеть лишь ослепительно белый цвет халата, мельтешащего тут и там перед носом Райса. Он скорее не видел его, просто чувствовал эту неприятную, режущую белизну. И не только халата, но и всего остального вокруг. Идеально очищенные приборы аккуратно лежали на столе, каждый на своем особенном, выделенном только для него месте, готовые к своей каждодневной работе, и, можно было не сомневаться, каждый вечер, после изнурительного рабочего дня, их до блеска вычищали и подтачивали. Невероятно, такому доходящему до фанатизма вниманию к его персоне мог бы позавидовать сам Райс, если бы только весь этот процесс не приносил ему дьявольскую внутреннюю агонию. Он не имел понятия, что с ним происходило в эти моменты, но тело горело изнутри, прожигало собственные органы, оставляя на них тлеющие дыры. Это было тем, что ощущал мужчина каждый божий день в одно и то же определенное время и, будь все проклято, эти самые ощущения никогда не становились слабее. Он на моральном уровне не мог привыкнуть к ним.
А после его отвозили в палату. Непонятное место, где вечно было темно и лишь пищащий аппарат жизнеобеспечения, все еще твердивший своими сигналами о том, что Райс был жив, будь то даже против своей воли, служил напоминанием о том, что завтра с ним произойдет то же самое и он вновь не будет в состоянии что-либо сделать.
Обычно Габриэля оставляли одного почти сразу же, иногда подкручивая те или иные параметры на огромном жужжащем приборе или быстро меняя жидкость в капельнице. На кой черт им было нужно его тело, находившееся на момент прибытия в это место даже не на грани жизни и смерти, а буквально ступившее одной ногой в адские земли. Райс был уверен, что он мертв. Не только оболочка, но и мозг мужчины смирился с тем, что лучшие годы ушли, а то, что он увидит далее, находится за гранью его воображения. Каково же было удивление.
После этих недолгих процедур, на которые он сам не мог никак повлиять, мужчина не находил иного развлечения, кроме как предаваться мыслями о всей своей жизни, совершенных действиях, высказанных речах и том, что будет с ним далее. И только насчет последнего Райс был действительно уверен, все остальное его нынешнее состояние ставило под сомнение. В особенности из-за того, что на данный момент Габриэль не был уверен, сошел он с ума или нет, реально ли то, что происходит, или все это - результат травмы мозга. Чем является череда экспериментов, проводимых на его теле, чего пытаются добиться те, кто проводит их вновь и вновь, получая, как казалось самому Габриэлю, отрицательный результат. Люди возле него постоянного говорили что-то, их мерная речь растекалась по всей палате или комнате пыток – как сам Райс назвал её, не видя иных вариантов – но была лишь чем-то далеким и неуловимым для его собственного слуха. Бывший лидер Блэквотча и ныне подопытный неведомой ему доселе организации мог только строить догадки о том, что действительно было нужно от него самого. Что могло дать тем, кто уже вытащил его со смертного одра, мертвое тело предателя Овервотча, отвергнутого изгоя, вышвырнутого совершенной на первой взгляд системой. Не лучше ли было бы раскопать из-под ошметков дотлевающего здания тела этого отвратительного Джека? Райс был более чем уверен, что этим людям оно было под силу. Однако этого не случилось, и на операционном столе лежало именно его в прошлом бездыханное и ныне функционирующее за счет непонятных ему механизмов тело.
А потом случился тот день, когда Габриэль был в состоянии разлепить глаза и впервые увидеть, насколько темной была его комната, насколько мрачным было место, в котором он оказался, прочувствовать, как разит безысходностью и его собственным отчаянием. Стало быть, в ад он все же попал. А если то, что окружало его, было не адом, то тогда наверняка было самим чистилищем, в котором ему, Райсу, суждено было провести остаток своей бесконечной жизни, осознавая совершенные им действия.
Конечно, все это было бреднями его воспаленного мозга, перетерпевшего множество вспышек агоний и букет самых разнообразных чувств и эмоций, которые он никогда бы не предпочел испытать вновь. Кашель был настолько глухой, что казалось, будто в самих легких Габриэля находилась вековая пыль, не дающая ему вздохнуть без нового приступа мерзкого кашля. Однако мужчина все же нашел в себе силы привстать, более того, дрожащими, но цепкими пальцами, заметно исхудавшими за время, когда он был в состоянии увидеть их в последний раз, Райс отсоединил себя от аппарата жизнеобеспечения, не совсем уверенный, что последует за его действием. Ничего не произошло, и Габриэль продолжил свои попытки, на этот раз он спустился - сначала лишь одними ногами - с кровати, а после встал, шатающейся походкой проходя к предполагаемому окну. Подняв жалюзи, Райс был неприятно удивлен тем, что за окном мелькали ненавистные ему закатные лучи. Иронично, ведь именно на закате в прошлый раз должна была оборваться его жизнь. Красный свет почти ослеплял его, из-за чего мужчина быстро отошел от источника света, заинтересовавшись уже своим внешним видом. То, что Габриэль выглядел ужасно, сам он не сомневался, однако на наихудшие мысли, которые только могли посетить его голову, наводили черные пряди, падающие на его плечи. Что, черт возьми, с ним делали и сколько времени он тут уже находится? Шатающейся походкой Райс подошел к зеркалу, но быстро передумал, потому лишь слабый взгляд прошелся по очертанию острых скул и копне черных волос, казавшейся сейчас совершенно чужой. Габриэль вновь взглянул на свои руки, и, наконец, до него дошло. Ни единого шрама, малейшей царапины или любого другого признака повреждения, ранее прямо указывающих на то, что владелец этих рук пережил далеко не одну схватку врукопашную. На ум сразу пришла мысль проверить старый шрам в области предплечья, служивший ему вечным напоминанием об одной нелегкой битве, произошедшей годы назад. Он выделял это ранение на фоне других, ибо еще тогда, когда технологии не были настолько совершенными, именно из-за этой раны Райс находился на грани жизни и смерти. И потому было трудно осознать и переварить то, что одна из самых серьезных травм в его жизни осталась в прошлом, вместе с его прежней жизнью и, получается, прежним телом. Теперь ему было куда интереснее увидеть собственное лицо, которое, возможно, даже не принадлежало ему, а было снято скальпелем с другого человека и пересажено на место его прежнего. Все было возможно для него теперь, ничего нельзя было отрицать. Однако к его возможному разочарованию лицо Райса все еще было его, с некоторыми изменениями, связанными с пребыванием на аппарате жизнеобеспечения. Все возможные последствия были сведены к минимуму, потому Габриэль не казался себе таким худым, каким мог бы быть. Его взгляд стал безжизненным, однако сам мужчина не находил в этом ничего примечательного. Прежние шрамы сошли с его мрачного лица, сменившись на более заметные, нежели ранее, морщины. Он выглядел таким старым, каким никогда прежде не казался самому себе. Теперь Райс отчетливо видел проседь в темных волосах, выбивавшуюся на общем фоне отдельными более светлыми, нежели основная масса волос, участками. И вновь ничего удивительного, по личным подсчетам мужчины прошли месяцы с тех пор, как он был перемещен сюда. На самом же деле наверняка прошли годы.
Дальнейшие теории были прерваны звуком открывающейся двери. Мужчина тут же дернул голову в сторону, столкнувшись взглядом с молодой светловолосой женщиной, и только после этого он увидел всех остальных. Неприятные однотипные лица ученых, насколько он мог сейчас судить. Все они казались ему на одно лицо за некоторыми исключениями и не выделялись совершенно ничем, разве что редко меняющейся формой очков на их крючковатых носах.
— Привет, — донеслось до Райса, — Как ты? Помнишь что-нибудь? — женщина запинается и будто вся находится на иголках, неуверенная в том, что ей действительно следует сказать, отводит взгляд при малейшем зрительном контакте, однако упорно вновь возвращается к нему.
— Мы.. Ты находишься на территории Когтя. База Овервотч в Цюрихе была разрушена практически до основания,.. После вашей с Джеком драки, — светловолосая женщина закусывает губу, скорее всего, пытаясь как можно корректнее подобрать слова, однако даже не имеющий на протяжении многих лет контактов с другими людьми человек в лице Райса мог понять, что ей это давалось с великим трудом,— тело Джека не нашли, а.. тебя я увидела на обломках перед бывшим входом в здание. Ну.. А потом ты оказался здесь, был подключен к аппарату жизнеобеспечения и какое-то время провел в коме, — а после она добавила, будто в довершение всей предыдущей реплики. — ...думала, что ты уже не очнешься.
- Это все, что ты можешь сказать мне после того, что со мной произошло? – прошипел Райс, сжав кулаки с несвойственной ему еще пару минут назад силой. - После того, как эти уроды делали с моим телом то, что моему собственному разуму никогда не будет дано понять! Я провел здесь годы! Годы, повторяющиеся с хирургической точностью, дни, не имеющие никаких отличий, разве что в дате, которую мне пришлось выдумать для того, чтобы не потерять счет времени и не сойти с ума! Это то, что ты можешь мне сказать?! – Габриэль перешел на крик, вырывающийся из горла сразу после очередного приступа кашля. - Ты видишь, что со мной стало?! Они переделали меня, выпотрошили наизнанку и сшили обратно, будто так и надо! Кто давал тебе это право, а, Ангела?! Кто? Почему ты думаешь, что я хотел такой жизни, как тебе вообще могло придти в голову то, что такая жизнь будет для меня лучше смерти?! Что больничная койка будет лучше чертового гроба? Я бы все сейчас отдал, чтобы не видеть твоего отвратительного молоденького личика, встревоженного, вероятно, моим гребаным криком! Но мне плевать! Ты, это только ты виновата в том, что со мной стало, виновата в том, что я пережил и еще переживу!
Его монолог продолжался бы еще долгое время, пока у Райса просто-напросто не закончились бы слова, с помощью которых он мог бы описать свою ненависть по отношению к несчастной блондинке, если бы не одинокая пуля, незаметно в ходе его громкого монолога попавшая в него и оборвавшая его связь с реальностью. Мужчина отчаянно пытался не заснуть из-за транквилизатора, ощущая невероятное желание находиться в сознании и снова и снова промывать мозги Циглер, чтобы она наконец поняла, до чего может довести её сострадание ко всему миру. Но этому не суждено было случиться, зато он смог наконец сквозь стремительно надвигающуюся пелену сна услышать сиплый голос одного из ученых, который сухо произнес лишь одну фразу:
- Эксперимент продолжается, мисс Циглер.
И вновь непроглядная чернота.
[NIC]Gabriel Reyes[/NIC]
[STA]you're responsible for this[/STA]
[AVA]http://sd.uploads.ru/aQTux.png[/AVA]
[SGN]лучше бы я не ходил с ангелой на ту вечеринку[/SGN]
[/SGN]
