△ кто
› Credence Barebone
› Percival Graves△ где и когда
› Англия, Косая Аллея; 1927 год, весна△ что
› Криденса спас и забрал с собой в Англию Ньют. В новом для себя мире мальчик учиться жить заново, даже не подозревая, что прошлое вот-вот постучится в дверь, но за секунду до этого момента он просто радуется, изучая Косой переулок и его прелести.
Персиваль Грейвс незадолго до этого отправляется на поиски Ньюта, чтобы лично расспросить о событиях, связанных с Гриндевальдом. Информацию он собирается добыть в Косом переулке, но в какой-то момент в толпе он видит знакомый силуэт.
Это не может быть правдой, ведь Криденс давно мёртв, и именно эта смерть всё ещё терзает Грейвса чувством вины.
В памяти пробуждаются сотни невыполненных обещаний и трагических событий.
I'll be a dose of protection through the blood and the tears
Сообщений 1 страница 5 из 5
Поделиться12016-11-30 19:42:17
Поделиться22016-11-30 19:44:54
Криденс, кажется, бесконечно долго вглядывается в глубину камина, будто надеясь увидеть там что-то темное, злое. На мгновения появляются ассоциации со своей же сущность и юноша даже не пытается прогнать мысли, зная что они в любом случае вернутся, поглотят, разрушив даже малейшие его преграды, сопротивления. Благо что отвлекают его быстро, поторапливая, не могут же они тут стоять вечность, в конце концов. Криденс трясет головой, почти до конца прогоняя мысли. Криденс знает что оно вскоре вернется, но сейчас - другое. Руки у него привычно трясутся, и летучий порох скорее попросту стекает с его рук, будто песок в песочных часах, но он успевает тихо выдать дрожащим голосом Косая аллея и порох послушно переносит его в другое место, с резким хлопком, как будто захлопывает после себя дверь. А оказавшись на месте, Бэрбоун тут же успевает удариться затылком, больно, зажмуривается и закусывает губу, так и оставаясь на месте, пока его попросту не пихают в сторону, ругаясь чтобы он не занимал место. Со всей присущей ему неловкостью, Криденс чуть шатнувшись, так и отходит в сторону, уже там ожидая прибытия Ньюта, а пока он ждет, кажется что безумно долго, в голове позорно пролетают мысли что его могли бросить, отправив подальше, паника все больше захватывает с головой, но тут же обрывается, как только Криденс видит лицо Ньюта и кивает.
Магический мир воистину завораживает, со всем многообразием людей, которых Криденс видит перед собой, со всеми магическими вещами, пролетающими перед его глазами, пока он спешит за Ньютом, который спешит куда то, кажется, в самую глубь Косой Аллеи. Почему то он замирает не перед магазином со всем для... квиддича? Не перед магазином с волшебными палочками, а перед магазином с книгами, взгляд скользит, по большинству в своем, красочным обложкам, а названия, выведенные аккуратными буквами, кажутся порождением фантастики. Взгляд уходит в сторону, натыкаясь на следующее здание, такое же аккуратное, с небольшой табличкой «Издательский дом «Обскурус»», и на секунду Бэрбоуну кажется что он цепенеет, совсем глупо уставившись на название, сглатывает и отчаянно вертит головой в поисках мага, с которым он сюда пришел. А того нету, видимо был уверен что тихий мальчик послушно идет следом, а тихий, глупый мальчик глупо пялился на проявления почти незнакомого магического мира и сам не заметил как потерялся.
Хочется ругаться на самого себя, дать пощечину, тряхнуть со всей силы, чтобы такое больше никогда не случалось. Все сознание быстро, практически молниеносно охватывает страх. Страх того что он потерялся, что его не найдут, что он остался тут один. Ногти больно впиваются в ладони, оставляя побледневшие отметины, но вся эта безумная какофония эмоция отказывается отступать и от этого уже безумно страшно и больно. Да, да, пусть такая, казалось бы незначительная ситуация, но ему страшно! Наверно, ему было бы не так страшно в родном Нью-Йорке, где он знает большую часть улиц, каждый путь, но это Лондон. Это незнакомое ему место, а единственного человека, которого он знает, нет рядом.
Страшно еще и от того, что то темное, с легкостью может просочиться в реальный мир, навредить кому-то, разрушить. Вот, ему кажется что он уже видит рядом с собой темную дымку, все внутри настолько болезненно сжимается, что Бэрбоун сам чуть ли не складывается пополам, но Криденс все сильнее сжимает кулаки, так, что ногти уже давно оставляют новые ранки на руках, но чертова боль отрезвляет, дает хоть на долю секунд прийти в себя и глянуть относительно трезвым взглядом на окружающее его пространство. А вот и Ньют. Ньют не пропал, его не бросили. Со всех ног он спешит, быстрее, быстрее, быстрее, к человеку, с которым он сюда пришел. Не остаться одному, не потеряться. Эмоций бесконечное множество, а на деле он просто стоит с широко распахнутыми глазами. А еще немного позже приходит понимание что Ньют не один.
Когда Криденс понимает кто стоит перед ним, все тело, будто охватывает болезненным оцепенением, пока в голове мешается миллион эмоций, из которых ярче пульсируют страх, злость и обида, настолько, что кажется, если закрыть глаза, перед ними все равно будут яркие пятна эмоций. У Криденса безумный взгляд, которого он не отводит от мистера Грейвса. Руки предательски трясутся, а себя он чувствует загнанным в угол зверьком, которому деваться некуда, совсем не-ку-да. И уже не кажется, что хаотичные всполохи темного дыма окружают, стараясь поглотить его, превратить в монстра. Все пространство вокруг него будто сжимается, совсем не оставляя ему шансов на спасение. Его самого сжимает, от чего безумно больно и хочется кричать, сбежать от всего этого, но оцепенение превращает в своеобразную восковую фигуру. А сил контролировать себя у Криденса нет. Слишком живы воспоминания о предательстве, о болезненной пощечине и «Ты больше не нужен, бесполезный!» Кажется, вот-вот из глаз польются слезы, полные отчаяния и боли, а самого его разорвет от переполняющих эмоций. Секунды, пока он вот так стоит, кажутся бесконечно долгими, похожими на бесконечность. Перед глазами сейчас совсем не Косая Аллея, а недавние события, идущие в голове будто по повтору. Накладываясь друг на друга, это все превращает его в того, кем бы на самом деле он никогда бы не хотел быть. По прежнему испуганный-безумный взгляд, а оцепенение понемногу проходит, от чего Криденс потихоньку пятится назад, цепляясь ногами за булыжники, которыми обложено все в Косой Аллее. Шаг, еще шаг назад и ноги неловко и совершенно глупо подкашиваются, от чего Бэрбоун тут же падает, чувствует себя все больше и больше ничтожным и бесполезным. И если бы не все эти эмоции, все это состояние, Криденс наверно высказал бы все Грейвсу в лицо, ударил бы. Хотя кому он врет, маленький глупый трус, который ничего не может сделать, все эти года почти не противостоявший приемной матери. Что ты можешь тут то сделать?
Поделиться32016-11-30 20:58:10
Глупо было думать, что путешествие принесёт успокоение. Грейвс понимает это слишком поздно: проведя в пути часы, дни, недели, он внезапно осознаёт, что боль не исчезает и даже не становится меньше. Влажный ветер теребит его волосы и шарф, голоса пассажиров за спиной сливаются в единый фон, но маг, кажется, проводит каждый день своего путешествия в своих мыслях и самых тягостных воспоминаниях.
Сколько раз он задаёт себе одни и те же вопросы, сводящиеся к банальному: почему так произошло? Как он, столь опытный аврор, смог попасться в ловушку Гриндевальда и отдать ему всё: имя, лицо, работу, уважение коллег? Почему он не умер в этой дуэли, лишая тёмного мага доступа к Департаменту и судьбам сотен человек? И был ли смысл подниматься вновь, позволяя прессе и окружающим глумиться и перетирать его позор раз за разом, день за днём? Гриндевальд исчез, растворился, подобно призраку, а Грейвс, которому бы радоваться, что он вообще жив, всё ещё осознаёт, что преступник оставил в его душе брешь, червоточину, через которую, подобно инфекции, теперь проникает сомнение правоте политики МАКУСА.
Грейвс теребит волосы и лохматит причёску, стоя на палубе и облокачиваясь об ограждения. Он устал, и снова пришли бессонные ночи, ведь любая попытка уснуть приносила кошмары. Тёмный переулок, яркая вспышка, и боль, когда обжигает всё тело, заставляя кричать и потерять контроль. Долгие дни в беспамятстве, холод темницы, и самая банальная простуда. Где-то в кармане тикают часы: оставленные отцом, они, своего рода, талисман потомственного аврора. С каждым новым тиком он цепляется за жизнь, не собираясь так позорно умирать.
Персиваль моргает и отвлекается от дурных мыслей, только когда какая-то дама бесцеремонно окликает его, постукивая тонкими пальчиками по его плечу. Она улыбается, говорит что-то, но Грейвс не понимает и не слышит. Не хочет слышать, списывая всё это на головную боль и бесконечную нервозность, ведь слабости приходится скрывать глубоко в себе, чтобы ни в коем случае не выпустить новых демонов на волю.
Гриндевальд настолько плотно пустил корни в его мыслях и душе, заражая своей идеологией, что Персиваль невольно задался вопросом: должны ли маги прятаться от людей? Грейвс уверен, что знает ответ, но где-то в подсознании больно отзывается только одно-единственное имя.
Криденс.
Он помнит ту скандальную историю, в которую попала Тина Голдштейн, когда атаковала Мэри Лу Бэрбоун в попытке защитить её приёмного сына от бесконечных побоев мачехи. Разбираясь в том деле, Грейвс не единожды наблюдает за мальчиком, забитым и робким, таким несчастным и запуганным, словно весь мир ополчился против него. Возможно, так оно и есть. Затем они начинают общаться, и Грейвс даже утешает юного друга, обещая защиту. Что в итоге оказывается ложью.
Думать о Криденсе с каждым днём становится всё труднее, и Грейвс хоронит его имя где-то глубоко внутри себя, когда уверенно шагает по коридору Департамента. Его боль, сомнения и страхи – лишь его, для остальных он – уверенность в себе и непроницаемая холодность. Персиваль не опускает голову даже когда просит дать ему отпуск для поездки в Лондон. Гриндевальд все ещё не даёт ему покоя, благо, не только ему, и уверенность Грейвса в себе, своём разуме и своих силах, приносит результаты.
И вот его встречает холодный и влажный Лондон, пасмурный и мрачный. Дождь моросит уже с самого утра, лужи размывают по улицам грязь, а небо затянуто мрачными тяжёлыми тучами. Город богатого прошлого, сотен заводов и фабрик, и убийцы Джека-Потрошителя не кажется радушным и гостеприимным. Англичане неулыбчивые, слишком чопорные даже внешне. Персиваль, сходя по трапу, удивляется лишь тому, что красоты, о которой говорили ему многие, тут нет и в помине. Лондон не нравится магу с первого взгляда, действует на нервы, но цель всегда важнее собственного комфорта.
Есть цель по имени Ньют. Именно этот странный юноша умудрился распознать под заклятием Гриндевальда, когда остальные, обученные авроры, не замечали разницы несколько дней. И возможно только Скамандер мог теперь ответить на множество самых разнообразных вопросов или хотя бы подробно расписать, что же произошло.
Воспользовавшись инструкцией и рассказами коллег, что прежде бывали в Лондоне, Грейвс отправляется в место под названием «Косая Аллея», которое находит почти сразу.
Стоит лишь кирпичной стене сложиться, открываясь подобно дверям, как взору мага открывается удивительный и шумный мир. По обеим сторонам улицы десятки магазинов с самыми разнообразными названиями, а Грейвс лишь хмурится, изучая их взглядом. В кармане длинного плаща он бережно хранит записку с именами двух осведомителей. Вламываться к Ньюту Персиваль не собирается, а вот известить о своём приезде, пусть даже через третьи лица – запросто.
Грейвс двигается по улицам, пока внезапно не замечает в толпе пшеничную макушку и не замерает от удивления. Он не верит своей удаче, сомневаясь, что кому-то вообще могло так повезти. Встретить Ньюта на улице, а не искать встречи часами и днями по огромному городу, как планировалось ранее.
Грейвс тут же бросается следом, окликает магозоолога, но останавливается, внезапно ощутив что-то.
Опасность.
Грейвс поворачивает голову, всматриваясь в толпу и выискивая причину своей тревоги. Внезапно сердце в груди сжимает болью, когда он видит мираж или призрак, но слишком насыщенный цветами, чтобы быть иллюзией. Руки впервые за много лет начинают дрожать и Персиваль делает шаг, всматриваясь в лицо, искажённое ненавистью. Аврор готов проклинать свою трусость и слабость, но внезапно признак-видение делает шаг, спотыкается и падает, моментально теряя всю иллюзорность. Он настоящий, живой и реальный, целый и невредимый…
– Криденс?.. – шепчет Грейвс, неспешно двигаясь в сторону юноши.
Он хочет сорваться с места и побежать, схватить мальчика за плечи и встряхнуть, ощутить его тепло и услышать голос. Живой. Я не верю. Живой. Но что-то на уровне интуиции подсказывает: не надо, не торопись.
Персиваль подходит неспешно, не обращая внимания на снующих туда-сюда прохожих, и опускается на корточки, заглядывая Криденсу в глаза. Он держится на расстоянии, но находится достаточно близко, чтобы понять, что это действительно не мираж.
– Криденс, – произносит он, придавая голосу твёрдость и уверенность, хотя поднимает, что все слова просто закончились. – Вставай.
Он сам поднимается на ноги и протягивает руку. Сейчас это кажется ему важнее слов.
Отредактировано Percival Graves (2016-12-08 10:32:43)
Поделиться42016-12-12 09:40:39
Попытки выстроить жизнь правильно, по каким-то своим идеалам, занимают, как правило, большую часть жизни человека. Что-то вроде семьи, любящего человека, детей, банальная счастливая жизнь, свой дом. Может быть домашнее животное. Криденсу относительно неплохо в созданном им же мире. Пускай всего этого нет, но он даже и не надеется на что-то большее, а переезд в Англию все же дарит толику счастья, почти забытого чувства защищенности, и, наверно ощущение какого-то неясного, пока что размытого, но видящегося вдали дома, благо ничем не напоминающего дом его приемной матери.
Маленький, так мечтательно спокойный, спустя долгие годы пережитого земного ада, мир Криденса, заботливо построенный, в миг рушится, просто потому что прошлое не принимает то, что ему становится лучше и не отпускает из своих тисков. Криденс... вдруг снова испытывает глубокое изумление и обиду, по настоящему детскую, от того, что за границами своего тесного мирка существует огромная действительность, живущая по совсем иным законам, которой откровенно плевать на моральное состояние одного из миллиардов маленьких человечков, которых настолько много, что, вероятно, со своими проблемами они должны разбираться своими силами, без помощи этой самой действительности и мироздания. А сил у юного Бэрбоуна нет.
Собственное имя на чужих губах отзывается безумной болью, не осязаемой, да такой, которая кажется, через секунды и вовсе станет физической. В голове пульсирует только одно слово. Беги. Беги, упорно маячит, выталкивая собой все прочие мысли. Беги, пока не откажут легкие, пока ветер не изорвет в клочья твою одежду, пока ты не превратишься в размытое пятно и не сольешься с дорогой.
Беги, пока снова не сделали больно, не ударили, оставляя новые раны, за которыми последуют незаживающие шрамы, и без того исполосовавшие израненную душу и сердце. Это больше чем просто шрамы. Это удар в живот, пощечина, нож, который всадили в спину, потому что нет ничего хуже, как кажется Криденсу, чем это. Беги, пока не начнет колоть в боку, пока не упадешь навзничь, спасаясь от себя, от людей, от всего. Беги, пока мысли не покинут голову, оставляя наедине с пугающей, больной и темной пустотой, скалящейся, радостно забирающей в свои обжигающие объятия. Почти равноценный выбор между болью, накатывающей волнами, постепенно, как удары ремнем Мэри Лу, с каждым разом все сильнее, открывая старые раны, и пустотой. А где то на глубине пустоты, в самом темном углу, который Криденс предпочел бы никогда не видеть, сидит его личный монстр, глядящий пустыми глазницами. Монстр, с таким же лицом, телом, выпирающими ребрами, дурацкой прической и сжатыми в кулаки руками. Монстр только и ждет, пока разум обратится в конечную, необратимую панику. Урчит, готовый вот-вот вырваться на волю и разрушить все, что его окружает. Разрушать легко. Строить новый мир из того, что осталось от старого, - это уже тяжелее. Во второй раз - тем более.
На деле же Криденс по прежнему никуда не бежит, тело по прежнему отказывается служить своему хозяину, немеют ноги, руки же отказываются чувствовать хоть что-то, и на миг, у него появляется мысль, что даже собственное тело его предало. Это кажется очередной точкой невозврата, но как стойкий солдатик, Бэрбоун продолжает пользоваться привитым терпением (на самом деле являющимся обратной стороной истерики). А где то на задворках сознания крутится «И как окружающие до сих пор не проявили никаких действий»? Вероятно, да что там, он еще и искренне боялся повторения ситуации в Нью-Йорке. Такой же загнанный, окруженный магами, больше похожими на палачей, пытающих свою жертву, наслаждаясь мукой и страданием. Сознание заботливо крутит перед глазами прошлогодние события, еще немного и из глаз польются непрошеные слезы.
До сих пор это похоже на временное оцепенение, момент равновесия между двумя одинаково властными стремлениями: действовать и не действовать. И будучи сломленным и потерянным, он отдает предпочтение второму варианту. Сломавшиеся никогда больше не становятся нормальными людьми. До конца жизни в их глазах сидит страх, стоит дать себе слабину и пути назад нет.
Чувствительность возвращается далеко не сразу, что уж говорить о голосе, юноша пытается выдавить хоть что-то, хотя бы «мистер Грейвс?..», но из горла вырывается только противный хрип, больше похожий на воронье карканье. Да и сам Криденс больше напоминает маленького растрепанного вороненка, по-прежнему сидящего на земле. От руки Персиваля юный Бэрбоун отшатывается, ожидая скорее не поддержки, а удара. Будто его сейчас добьют, бесполезного. Криденс пытается понять, почему его до сих пор не ударили, не пнули. На слабых ногах, сам пытается встать, пошатывается, вновь грозясь свалиться. Смотрит испуганным взглядом, вновь пытаясь найти Ньюта, а вместе с ним и поддержку, спрятаться в его чемодане, в самом дальнем месте. Животные не обижают как люди, по своей воле. Они либо защищаются, либо охраняют свое. Они не вымещают злобу на ближайших. Однако ни Ньюта, вновь куда-то подевавшегося, ни его спасительного чемодана нет. Зато есть безумство эмоций, по-прежнему готовое вырваться наружу. Слова отказываются складываться в предложения, зато голос наконец таки появляется, да, пусть хриплый, пусть половину его слов вряд ли разберешь, но каркать Бэрбоун хотя бы перестает.
– Ми-мистер Грейвс... Как?.. Как вы тут?
Поделиться52016-12-19 21:00:15
Смотреть на восставшего из мёртвых Криденса мучительнее, чем представлял Грейвс. Вот оно: облик вины, сила возмездия, упрёк рождённый миром и оставленный как память о позоре, фиаско целого магического мира. Не его была вина, что кто-то просмотрел и упустил, но мучится и разрушать себя почему-то приходится Грейвсу, не столь давно познавшего разрушение и боль настолько мучительные, что сложно себе даже представить. Он умер и восстал из пепла, собирая из осколков свои достоинства и имя, он буквально умер, чтобы снова стать живым.
И теперь ему приходится страдать опять, смотря в эти тёмные пугающие глаза.
Но Грейвс не спешит уходить. С мазохистским удовольствием он остаётся, прекрасно понимая, что они с Криденсом давно связаны одной нитью, что прошила их кожу, слив воедино. Подобные истории не забываются, пусть даже ту нить звали Геллерт Гриндевальд.
И понимает это Грейвс настолько явственно, что готов ловить мальчишку, если тот захочет убежать. А если явится Обскур? Да пусть, Персиваль никогда и ничего не боялся, даже Обскуров. Особенно Обскуров. Не так давно (хотя и кажется, что это было в прошлой жизни) он заглянул одному такому в душу, видя там замученного и израненного ребёнка. Его же видит он и сейчас, пусть даже Криденс обрёл силу. Ребёнок не стремится разрушать, он снова ищет то, что когда-то у него столь несправедливо отобрали. Ласку, заботу.
А Персиваль по природе своей сухарь. Он не знает нежных слов, хотя способен утешить объятием. Но сейчас его прикосновения не желательны, а вот слова… их всё ещё нет.
Персиваль впервые ощущает себя чудовищем. Что сотворил Гриндевальд, что этот ребёнок, такой могущественный и опасный, смотрит на него затравленно, испуганно, что даже нижняя губа его столь очаровательно дрогнула. Грейвс ожидает, что юноша разразится истерикой. Но этого не происходит.
Криденс отшатывается от протянутой руки, и Грейвс отступает, не желая давить. Мальчик встаёт, с трудом, пошатываясь, но всё всё же встаёт, не переставая озираться по сторонам.
Ищет Ньюта. Как спасение.
– Ми-мистер Грейвс... Как?.. Как вы тут?
В груди что-то сжимается, когда собственное имя срывается с этих губ. Как он отвык от голоса юноши, от его приятного звучания, от этого взгляда и нежной робости. Когда Криденс успел стать так… дорог? небезразличен, Персиваль и сам не понимает. Возможно после смерти, возможно после воскрешения, а возможно душа аврора истосковалась по искренней радости, которая порой читалась в глазах юного Бэрбоуна при их редких встречах.
И вот они словно вновь в том самом переулке, перешептываются подобно заговорщикам, и Персиваль берёт чужие руки в свои, чтобы залечить раны. До чего уродливыми и ужасными были эти шрамы от ремня, омерзительные травмы с запекшейся на них кровью. Как вообще можно было избивать ребёнка так, нанося не только физический, но и моральный вред, позоря и опуская его как личность из раза в раз. Имей Персиваль своих детей – никогда бы их и пальцем не тронул, не то, чтобы так. Подобная жестокость поражала, как и равнодушие тех, кто не уследил за мальчиком из семьи магов.
– Я искал Ньюта, – Грейвс придаёт своему голосу уверенность, внешне не теряя самообладания ни на секунду. Хоть кто-то из них должен был оставаться спокойным и собранным, чтобы сгладить тревогу и волнение другого.
– Криденс… – вкрадчиво произносит Грейвс, не сводя с мальчика внимательного взгляда. – Я не отвечаю за его поступки.
Персиваль нарочно выделяет слово «его», но понимает, что Криденс может просто не знать о ком и о чём идёт речь. По его взгляду – так оно и происходит, Криденс просто не понимает его. Персиваль поражён: неужели Ньют ничего не сказал? Или магозоолог, увидев Персиваля Грейвса, кинется в атаку с криком: «Гриндевальд» ?.. И слова вновь не желают находится. Персиваль не привык говорить, он привык действовать. Именно так он и стал аврором – действуя, решая, атакуя.
И вот он неспешно поднимает изувеченную руку и стягивает перчатку, демонстрируя отсутствие пальца. Картина эстетически малоприятная, но выглядит это намного выразительнее пустых слов.
– Он забрал мой палец, а с ним – голос, внешность, имя, Криденс, – говорит он, смотря на мальчика. – Он пришёл к тебе под маской и сделал что-то, о чём я даже не в курсе. Всё это время я считал тебя мёртвым. Авроры, когда нашли меня в темницах Департамента, сказали, что уничтожили Обскура, вот и всё. Это… – рука невольно дрогнула. – Для оборотного зелья. Ньют не рассказывал?
Закончив, Персиваль опустил руку и вновь натянул перчатку, не желая светить увечьем. Что ещё он мог сказать? Что сделать, чтобы… чтобы что?
Сам-то ты чего хочешь?
Как ловить преступников или бить чудовищ, так Грейвс был первым. Как понять и разобраться в себе – так делал шаг назад. Лучше бы было просто отпустить Криденса, дать ему шанс на новую жизнь. Но Персиваль не хотел и не мог оставить его сейчас.
– Я бы никогда… – продолжил он и сделал шаг вперёд. – Не обидел тебя, Криденс. Никогда.
