Каждую ночь он до сих пор видит кошмары.

Ощущение тревоги накрывает с головой, стоит лишь закрыть глаза, – видения, мрачные и долгие, проверяют выдержку его разума. Видения. Воспоминания.
Когда Грейвс трансгрессирует в узкий переулок, его визави уже ждёт, но прежде чем завяжется ссора, раздаётся яркая вспышка и крик боли, когда руку с палочкой обжигает заклятием. Дальше следуют долгие муки, боль, алая пелена и холод его же собственной темницы. Искалеченная рука горит и ломит от боли, кажется, что у него отсекли целую кисть. Голова идёт кругом, тошнота накатывает волнами, горячая кровь пропитывает ткань рубашки, которую он использует вместо бинта.
Скольких же пальцев лишил его Гриндевальд для своего адского зелья? Он видит его лицо. Он видит своё лицо. И не узнаёт в этих чертах, ужимках и ухмылках себя. Ужас отдаётся отзвуком глубоко внутри и наступает забвение.
Теперь он стоит посреди улицы, а сухой ветер треплет полы его плаща. Мощённые улочки разбиты в осколки и пыль, багровое тяжелое небо готово вот-вот пролиться дождём, чтобы смыть пыль и кровь, но земля больше не ждёт влаги. На каждом шагу трупы: не-маги и маги. Мертвые дети, мертвые женщины, мертвые авроры, а на кострах Салемцев догорают чьи-то останки. Жаром обжигает лицо, ветер треплет волосы и плащ. И посреди всего этого хаоса возвышается тот, другой.
Гриндевальд с его лицом. И улыбкой. Нет, не с его. С чужой уродливой улыбкой.
Утром Грейвс убеждает себя, что это сон. Вторая часть его видений, конечно же, когда как первая – реальность, и как воспоминание об этом – отсутствие пальца на правой руке. Гриндевальд отобрал всё, пустив корни в его разум, сломив что-то глубоко внутри и порушив веру в себя и в МАКУСА в целом. Сотни вопросов накрывают и заставляют усомниться, пересмотреть свои взгляды...
...но это секрет. Персивалю Грейвсу не положено проявлять слабость.
Каждый день Персиваль идёт по коридорам Департамента с непроницаемым выражением лица, ни словом, ни жестом не выдавая того, что ночами его мучают кошмары. Слабым нет места в этих стенах, Грейвс знает об этом не понаслышке. Всего несколько месяцев назад он с трудом сумел доказать, что всё ещё в строю, что он жив и полон сил, как бы его не ломали. Бессонные ночи, поиски Гриндевальда, бои с его приспешниками, новые травмы и осознание, что каждый из его подчинённых и коллег сомневается в нём.
И всё же Персиваль нужен и Департаменту, и президенту. Как ни странно, но главной гарантией его честности является палец, который Гриндевальд использовал для оборотного зелья. Смотря на искалеченную руку, Грейс ловит себя на мысли, что не хочет её исцелять. Пусть будет так. Как память о том дне, когда он проиграл. Проиграл, но лишь в битве, война впереди. И всё же Гриндевальд забрал больше, чем кусок плоти. Он отобрал имя, внешность, честь, друзей, жизнь. Многие старые знакомые теперь шарахаются от Грейвса, подозревая его то ли в слабоумии, то ли в предательстве. Но Персиваль знает, что он как никогда в своём уме. И каждый день, выдерживая всё это давление с непроницаемым взглядом, он доказывает что жив и психически здоров.
Но его вера попадает под сомнения.
Грейвс помнит, как ему сообщили со счастливым выражением лица: «Мы уничтожили обскура!», хвалясь столь великим достижением, когда как это равнозначно: «Мы убили ребёнка».
Криденс.
Криденс Бэрбоун, который всего лишь разменная монета в игре мага вне закона. Как и сам Грейвс, он использован и выброшен, но, в отличие от Криденса, Персиваль жив и может встать на ноги, гордо поднимая голову под бременем позора.
Порой ему кажется, что госпожа президент словно испытывает его, бросая на растерзание всем тем, кто сомневается в нём.
И всё же он - Персиваль Грейвс, Директор Департамента защиты магического правопорядка США.  Желающих на этот пост - предостаточно, а вот смелости, отчаяния и желания подрываться посреди ночи или не спать сутками у них гораздо меньше.
И больше всего на свете Персиваль не любит жалеть себя. Да что там не любит, просто не умеет. Забытье находится в работе и усилении мер безопасности, создании новых планов и проектов. Теперь Грейвс намерен доказать, что дважды он не ошибётся.
Его история, точнее её новый поворот, начинается внезапно.

Собрать верных людей Персивалю удалось не сразу, но всё же они нашлись. Особым объектом неофициальной слежки стали сёстры Голдштейн, в основном, только Тина: маг подозревал, что в Нью-Йорк к ней рано или поздно вернётся Ньют Скамандер, с которым Грейвс хотел поговорить сильнее, чем с кем-либо ещё. Именно этот несколько нелепый молодой человек сумел распознать под чарами столь сильного мага как Геллерт Гриндевальд, и теперь важно было понять, чем именно выдал себя преступник, который вероятно вновь скрывался под чужим лицом.
Однако несколько месяцев не происходило ровным счётом ничего. И когда Грейвс, решивший не тратить ресурсы, уже приказал снять слежку, результат пришёл внезапно и совсем не оттуда, откуда его ждали. 
– Куини Голдштейн, мистер Грейвс, - сообщила женщина в строгом наряде, стоя перед столом директора. Она гордо подняла голову, и на её тонких губах заиграла победоносная ухмылка. – Была замечена в контакте с не-магов Якобом Ковальски.
Ещё одно знакомое имя. Час от часу не легче.
– Ковальски? – переспросил Персиваль, поднимая голову от бумаг и чуть вскидывая брови. Неужели тот самый Ковальски?
– Да, сэр, – радостно ответила информатор. – Подозреваю, что эти отношения даже более близкие, чем…
Грейвс поднял руку, прося её замолчать. При этом он поморщился, давая понять, что не собирается лезть в чужие дела дальше дозволенного или слушать откровенные сплетни. Его волновал лишь факт контакта с не-магом, а не характер их взаимоотношений.
Следовало устроить официальный допрос, но Грейвс никогда не спешил выслужиться перед начальство и потыкать пальцем в свои достижения. Что-то подсказывало опытному аврору, что для начала следовало поговорить с младшей Голдштейн чуть менее официально.
Грейвс вздохнул, не понимая, как сёстры умудряются вляпываться в подобные похожие истории. Собрав бумаги в стопку и отложив их на край стола, Персиваль поймал себя на мысли, что в кабинете слишком душно, явно пахнет чернилами и воском. Неплохой повод на время перебраться в допросную комнату, в которой не создаётся ощущения, что это помещение больше не его.
– Пригласите ко мне Куини Голдштейн, Мэри, – попросил Грейвс, встав из-за стола и оправив жилет. – Пока что неофициально, но ей об этом знать необязательно.
Мэри кивнула, быстро соображая, что не следует спорить или задавать лишние вопросы. По её мнению характер Грейвса резко испортился после той истории, а Грейвс считал, что только строгость и бескомпромиссность смогут удержать его на месте.