Чистые руки, горячее сердце и холодная голова.
Не по вдовью это честь.
Руки Вдов окрашиваются кровью еще на стадии подготовки. Бурой и алой кровью сестер по несчастью. По локоть заливаются кипящей в этой крови ненавистью и готовностью сложить голову за свою родную отчизну. Руки Вдов не бывают чистыми. Вдова с чистыми руками – мертвая, не прошедшая испытания мямлящая девка. Наташа впервые пачкает руки еще совсем ребенком, сжимает в крохотной ладошке перочинный ножичек и проворачивает его в груди человека, лица которого она уже не помнит. Кровь его, горячая и густая, покрывает кулачок и капает на пол, попадает на лицо и форменное платье. Романова потом несколько часов к ряду остервенело трет ладони и вычищает кровь из-под ноготков.
Горячее сердце гулко бьется под грудью, толкается в ребра и мешает дышать. Замирает на секунду, до боли екает и снова пускается в пляс. Сердце не умеет молчать, оно бьет по барабанным перепонкам, эхом отдается в голове, отвлекает, мешает сосредоточиться на работе. Отчаянно кричит о том, что действительно важно и как надо бы поступить. Вдовы не слушают сердце, их этому учат сразу. Не слушать сердце, отключать эмоции и действовать так, как велит прямой приказ или ясный разум. Нельзя оглядываться назад, нельзя сомневаться, нельзя поддаваться эмоциям. Рука дрожит, сердце кричит, но разум сильнее. Наташа становится лучшей из лучших потому,  что после смерти Алеши и перевода Солдата, ее сердце едва слышно перегоняет кровь, оно ничего не велит, ничего не чувствует.
Холодная голова, приказ, основная директива. Вот что важно, остальное Вдов не касается, потому что они оружие, в первую очередь. Только потом девочки и девушки, личности, живые и остро чувствующие существа. Очищать свой разум от сердечной скверны – самое сильное оружие в борьбе против противника. Можно выжить в жаркой пустыне и среди бескрайних снегов, в голод и холод, под палящим солнцем и больно бьющим дождем, если слушать разум и искать выход, бороться за себя, а не поддаваться эмоциям и сдаваться, опуская руки.
Когда холодный разум заглушает горячее сердце, а руки пачкать больше некуда, становится очень легко принять необходимость совершать зло во благо, лгать во благо. Наташа настолько в этом преуспевает, что после многих десятков лет, четко осознает, что зло во благо не есть добро. Она ни в коем разе не оправдывает свои поступки и громкие колкие слова. Вдова легко делит черное и бело, зло и добро, не пытается обелить свое имя. У нее есть определенная репутация и Наташа ею гордится, поддерживает ее, совершая все больше зла, потому что кроме нее это никто не сделает. Больше некому. Очень мало людей во всем белом свете понимают, что из пожара лучше спасти пятерых незнакомцев, чем родную сестру. Что можно сбросить бомбу на маленький атолл, чтобы не пострадал целый континент. Вырезать одну деревушку, не жалея ни стариков, ни женщин, ни даже маленьких детей, что бы десятки других могли жить в мире и спокойствии, проклиная одну вынужденную так поступить женщину. Лучше живые и ненавидящие, не понимающие, как так можно поступить, смешивающие с грязью и дерьмом, орущие со всех концов, что ее нужно отдать под суд или забросать камнями. Лучше живые, чем хранящие мертвую тишину.
Наташе плюют в спину, обсуждают в пол голоса за чашкой пятичасового эрл грея, клянут на чем свет стоит и такими нелестными эпитетами сыплют, что уши у нее горят не переставая, и икается так, что даже больно. Романова после Лейпцига становится чужой среди своих, клопом на белой блузке. И попрекнуть нечем, и доверие на нуле, ниже просто некуда. Она всем знакома своей репутацией, честно заслуженным именем, выстраданной возможностью решать самой и поступать так, как велит сердце. Плохая Вдова, очень, очень плохая. Наташа поддается эмоциям, слушает впервые настолько громко гремящее сердце. А потом жалеет. Зло во благо оказывается не таким приятным, когда чувствуешь за него ответственность, когда холодный разум растаял из-за горячего сердца. Не слушай сердце, слушай разум. Инструктора были правы, Кудрина и Пчелинцев были правы, Романов был прав. Нельзя, нельзя при такой работе думать о себе, как о живом и чувствующем человеке. Романова оступается, помогает друзья, спасает тех людей, которые для нее очень много значит, дает им шанс и пропускает через зеленый коридор, подписывая себе тем самым приговор. Ни своя, ни чужая. Не верит ей больше никто. Наташа лгунья и тройная дрянь, смердящее чучело набитое дерьмом и грязью, а не человек.
Наташе улыбаются глядя в глаза, а потом шепчутся за спиной. Наташу объявляют в негласный розыск, тратят не малые ресурсы на ее поимку. Наташе на много жизней вперед заказан вход в Ваканду. Наташа скатилась до привычной Вдовам работы. Зачем отмывать руки и обелять свое имя, если можно напасть на монаршую особу. Зачем слушать Тони, единственного, кто заставил себя обратиться к ней и предупредил о том, что за ней придут. Если можно сунуться на саммит совета безопасности ООН, в самое охраняемое сегодня здание Вашингтона.
Наташа забывает обо всех своих прошлых ошибках, бьется лбом и разбросанные ею же грабли и пытается убедить себя в том, что так будет лучше, что так надо. Она снова слушает чертово ожившее сердце, снова лезет на рожон. Надевает свой лучший парик, одалживает у Пеппер самый дорогой костюм, находит в старой конспиративной квартире паспорт гражданки Словении и отправляется на встречу с королем Т’Чаллой. Ловко обходит кольцо охраны и вырастает буквально под носом у короля. Криво улыбается ему, глядя на него поверх спущенных на кончик носа очков в строгой оправе. – Нам нужно поговорить. Очень. Сами понимаете, без острой необходимости я бы так не рисковала. Вы не можете отказаться, я вас не боюсь.