Some say the world will end in fire,
Some say in ice.
From what I’ve tasted of desire
I hold with those who favor fire.
But if it had to perish twice,
I think I know enough of hate
To say that for destruction ice
Is also great
And would suffice.

iCross

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » iCross » Незавершенные эпизоды » От долгого молчания, пожалуй, свихнуться можно.


От долгого молчания, пожалуй, свихнуться можно.

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

https://66.media.tumblr.com/41a884aa717634ff5f5ab9339f9c77ac/tumblr_n036ohYc4D1rlmldro1_500.gif
▲ Действующие лица:
Annie Cresta, Katniss Everdeen
▲ Время и место:
6 января  6083 года. Дистрикт 13. Время после полудня.
▲ Краткое описание событий:
После того, как спасли трибутов, все пытались понять - что произошло в Капитолии с Питом. При первой встрече с Сойкой он кинулся ее душить, когда очнулся только и делал, что кричал, что ее нужно убить. Любое напоминание о Сойке вызывало подобные приступы. Но чтобы понять хоть что-то, чтобы выудить хоть какую-то информацию, нужен был тот, кого Пит знает, но кого он к себе подпустит, кому сможет снова довериться и поговорить. А Сойке оставалось лишь наблюдать со стороны.. И если бы Энни не была рядом в этот момент, кто знает, как бы сильно Сойка ушла в собственные переживания.

Отредактировано Katniss Everdeen (2016-10-01 19:25:28)

+2

2

Каждый день медленно сходить с ума и ждать подвоха, паника и паранойя - не единственные подарки, которыми щедро одарил меня Капитолий. Я едва различаю реальность и сон, порой, мне кажется, что они и вовсе поменялись местами. Мне с трудом верится, что все позади - Капитолий, одинокие ночи в четырех стенах, крики и звуки ударов и ругани из соседних помещений, леденящие душу шаги миротворцев в коридорах, ночные кошмары, перетекающие в не менее кошмарную реальность. Здесь все иначе. Финник жив, он со мной, он рассказывает все, что происходило на играх и после, настолько подробно, насколько может, иногда по несколько раз, чтобы я запомнила новую действительность, воиспроизводя ее в своем сознании раз за разом и выталкивая из него все то, что было навеяно Капитолием. Он с готовностью отвечает на все мои вопросы, обнимая мои холодные пальцы своими широкими теплыми ладонями. Я привыкла верить ему, с легкостью отказываясь от навязанной в столице ложной реальности. Сложно бывает воспринимать две параллельные действительности, но мне помогают.

Тринадцатый Дистрикт оказался не таким, как я себе представляла. Мне казалось, что тут ужасно неуютно, люди здесь серьезные, строгие - солдаты, запрограммированные на борьбу с властью, строгий военный распорядок и витающий в воздухе дух войны. Глупо и по-детски, но мне это место виделось именно таким. На деле же, все оказалось совсем иначе, вокруг меня не солдаты, а люди, они улыбаются, смеются, плачут. Они говорят друг с другом, делятся мыслями, идеями, планами. Они боятся войны, не хотят убивать и не желают расставаться с жизнями, но идут на этот риск, чтобы обеспечить будущее своим семьям и последующим поколениям. Они знают, за что они борются, и это придает им сил и уверенности. А еще она - Огненная Китнисс.

За все время пребывания в Тринадцатом Дистрикте я видела ее всего один раз, мельком, тогда для меня имел значение только один факт - Одэйр жив, я могу дотронуться до него, обнять, могу целовать его губы - и это реально как ничто иное. Я даже не придала значения тому, что нахожусь буквально в паре шагов от той самой девушки, вдохновившей стольких людей на сопротивление власти президента Сноу. Позже мне говорили, что Пит, находясь под воздействием яда пчел-убийц, накинулся на Эвердин, пытаясь ее задушить. Девушку спасли, а Мелларка поместили в изолятор. Я пару раз подходила к одностороннему стеклу и смотрела на парня, которому удалось на пару с возлюбленной впервые изменить итог Голодных игр. Он кажется мне неестественно бледным, исхудавшим, с синими кругами под глазами - ему тоже снятся кошмары, я точно знаю. Но Китнисс встретить мне так и не удалось. Я так и не решилась заглянуть к ней в больничную палату, боясь ее потревожить. Да и что бы я ей сказала? И надо ли вообще говорить что-либо?

Пока Финник был на тренировках, я изучала этажи и помещения Дистрикта. Он сказал, что как только я окрепну, он будет брать меня с собой на тренировки. И хоть едва ли он позволит мне отправиться с ним на штурм Капитолия, но точно не хочет оставлять меня беззащитной. Меня подобная перспектива радует, и я с усердием пытаюсь восстанавливать свой изможденный организм, чтобы поскорее приступить к занятиям. Бесцельные прогулки по этажам приводят меня в новь к тому одностороннему стеклу, за которым лежит прикованный к кровати Пит Мелларк. Только вот, на этот раз, у стекла кто-то есть. Я хотела-было бесшумно свернуть и скрыться на лестницы, пока не поняла, что силуэт девушки мне знаком. Несколько секунд я стою в замешательстве, вглядываясь в спину Китнисс Эвердин, но все же решаюсь подойти к стеклу. Делаю это максимально бесшумно, чтобы не потревожить ее. Встаю рядом, понимая, что боковым зрением меня невозможно не увидеть  - я совершенно не хочу напугать ее.

- Он борется, - первая нарушаю тишину я. Мне кажется, что я просто обязана ей об этом сказать, ведь я точно знаю то, что ей наверняка не известно. Они приложили немало усилий, чтобы... - запинаюсь, пытаясь подобрать слова, а девушка рядом словно глиняная статуя, как будто не замечает меня. - Сделать с ним это, - киваю в сторону стекла. - Но не думай, что он перестал бороться за тебя, это не так, - качаю головой. Я редко говорю с незнакомыми людьми, поэтому данный диалог, а если быть еще точнее, монолог, дается мне не очень легко. - Меня зовут Энни, - зачем-то добавляю я, хоть мне и кажется, что это последняя информация, которая ей могла бы когда-нибудь пригодиться. Пожалуй, зря я на эио решилась, наверное, стоит исчезнуть отсюда и позволить Китнисс побыть наедине с собой.

+1

3

"Я хочу остаться самим собой".
Они преследуют меня вот уже пару дней. Те слова, что Пит сказал мне еще на первых наших с ним играх. Я тогда еще посмеялась над ним - люди хотят выжить любыми способами, а он лишь "остаться собой". Только вот сейчас мне совсем не смешно. И именно сейчас я понимаю смысл этих слов.
Тот, кто вернулся из Капитолия - не похож на Пита. Внешне - да, пусть он и исхудал до невозможности, а на коже живых мест не осталось от синяков. Но взгляд - это не Пит. Никогда не видела в нем столько ненависти, злобы и боли. И главное, что причиной всему этому была я.
Не знаю, как мне теперь со всем этим жить, но раньше ведь как-то получалось? Осознавать, что врала ему раз за разом, чтобы спастись самой. Пусть мне и было стыдно за мои поступки после, но это все равно ничего не меняет. Как и не меняет сейчас - он стал тем, кем он сейчас был, только из-за меня. Все, что случилось с ним - только из-за меня.
Так почему я так удивилась его поступку? Тому, что он кинулся меня душить. Я не знала, как на это реагировать, да и просто не могла, наверное, совершенно никак, кроме глупого растерянного взгляда и хриплых попыток позвать его по имени. Зная, что меня стоило бы ненавидеть за собственный эгоизм, все равно не была готова ко всему этому. Особенно, после того, как нуждалась сейчас в Пите больше всего на свете.

После того случая, я подходила к стеклу снова и снова - мне хотелось видеть Пита, хотелось доказать самой себе, что все происходящее неправда. И, видя собственное отражение - хомут на шее, красные испуганные глаза, я встречалась с чем-то еще более ужасным - дикой ненавистью граничащей с безумием. Он и правда был безумен, но я видела, как он узнавал остальных, как он говорил с ними, пытался это делать, а мое имя было синонимом лишь к одному слову - "убить".
Я ненавидела в те моменты Сноу сильнее прежнего, но это только еще больше забирало силы. Чем дальше, тем сильнее мне ничего не хотелось - ни революции, ни жизни вообще. Меня злило, что все от меня чего-то ждали - воодушевляющих речей, которые будут толкать людей на поступки. Мне и самой сейчас такие бы не помешали, а вместо этого я видела только понимающие взгляды в молчании.. А может так и к лучшему. Эти слова вряд ли помогли бы Питу, а пока он в таком состоянии, для меня не существует того, что происходит вне.
Я устала от всего. Я не хочу быть Сойкой-пересмешницей - символом этой чертовой революции, которая мне не была нужна.

Все это возникает в мыслях каждый раз, когда я смотрю на Пита. Меня к нему не пускают, да и я сама боюсь сейчас с ним встречаться. Кто знает, чем закончится еще одна такая встреча. В этих же соображениях, его привязывают к кровати, чтобы он никому не навредил. Будучи пленником в Капитолии, он продолжает быть им и здесь. Но тут от меня уже ничего не зависит. Мне сказали держаться от Пита подальше ради его же блага. Я стараюсь, но все равно прихожу к этому стеклу. Пусть Пит и не видит меня, но я часто задумываюсь над этим - знает ли он о том, что я прихожу? Судя по тому, что он постоянно выкрикивает мое имя в сочетании с этим "убить" - не исключает такой возможности. По его словам я "капитолийский переродок, что всех погубит". Может оно и правда.

Из мыслей в реальность меня возвращает чужой голос. И он заставляет снова перемотать все с самого начала по кругу. Я возвращаюсь к моменту прибытия отряда со спасенными трибутами. Я вижу Пита.. Как же я была рада, что он живой. Может я и тешила тем фактом свою собственную совесть (а была ли она у меня?). Может я действительно готова была отдать многое, только чтобы вернуть Пита. Может я действительно за все это время поняла, насколько сильно он мне был нужен, но..
Я смотрю на девушку, а слезы сами катятся из глаз. Ее слова вырывают меня в реальность, в которой я совсем не хочу находиться. Но как же я хочу верить ее словам. Верить в то, что Пит борется с Капитолием и его пытками до сих пор - борется ради меня. Это был не Пит, не в его глазах та ненависть, что предназначалась мне. Я должна сделать все, чтобы вернуть его назад. Но хочет ли он того?
- Ты ведь.. - "подруга Финника", почему-то хотелось сказать мне. Я слышала это имя, слышала рассказы Одэйра. Я знала, насколько дорога ему эта девушка. Финник был тем, кто понимает меня, он был тем, кого тоже хотели сломать, мучая его Энни. - Ты ведь из четвертого дистрикта? - я была рада, что эта девушка вернулась вместе со всеми. Я была рада, что хотя бы Финник не выглядел теперь белее тех стен, что окружали Пита. Если задуматься, то было ведь и что-то хорошее среди множества кошмаров, что происходили вокруг, но еще немного, и я сорвусь окончательно. Мне совсем больше не хочется быть Сойкой-пересмешницей в этой чертовой революции.

+1

4

Я привыкла быть тенью. Незаметной, забытой, никого не интересующей. Больше скажу, мне нравилось быть ей. Я не умею сходиться с людьми, теряюсь, стесняюсь, опасаюсь их. Мне кажется, что каждый из них способен на невообразимую жестокость, что каждый может стать новым героем моих ночных кошмаров. Здесь же, в 13-м Дистрикте, атмосфера кажется мне достаточно дружелюбной, чтобы я могла позволить себе немного расслабиться и успокоиться. Тем более, Финник рядом, он все время рядом, он почти не выпускает меня из рук, и я не знаю, что еще я могла бы желать, кроме этого.

Сейчас я сама не понимаю, что заставило меня подойти к Китнисс и заговорить с ней. Она младше меня лет на шесть, ей столько же, сколько было мне, когда меня выбрали трибутом. Но ее сила и внутренняя уверенность настолько велики, что практически осязаемы, и я непроизвольно себя чувствую на ее фоне маленькой и слабой. Но я понимаю, что это все маска. Финник тоже казался спокойным, даже самодовольным и циничным, но это только для других, для публики, которая на него смотрит, для фанатов, которые без колебаний делятся с ним даже самыми сокровенными секретами. Удивительным и безупречным он предстает перед людьми, но мне доступно куда больше правды, чем кому-либо. Я знаю и понимаю всю его внутреннюю боль, вижу все те же кошмары, знаю, как трудно не сойти с ума, вновь и вновь возвращаясь к воспоминаниям об Играх. Арена ни для кого не становится прошлым, она будет преследовать тебя всю твою жизнь.

Сейчас я  могу наблюдать мелкую дрожь в руках отважной Сойки, искусанные в кровь губы, и вот уже по щекам ее катятся крупные слезы. Я не хотела ее расстроить, я думала лишь о том, чтобы помочь, приободрить, рассказать о том, что могу знать только я, доказать этой девушке, что ей есть, за что сражаться. Мне хочется провалиться сквозь землю - я не умею утешать людей, никогда не знаю, что говорить, обычно утешать приходится меня, и я стою в растерянности, соображая, что мне сейчас правильнее всего будет сделать - продолжить говорить или уйти, оставив ее наедине со своей болью. Ее дрожащий голос все решает  за меня. Она пытается что-то спросить, но запинается. Склоняю голову набок, смотрю на нее внимательно, а когда она завершает свой вопрос, я вдруг понимаю, как глупо выглядела моя попытка представиться.

- Выживших принято знать в лицо - все время об этом забываю, - мягко улыбаюсь, опустив взгляд. У меня язык не поворачивается назвать вернувшихся с Арены победителями, их даже счастливчиками не назовешь. По правде говоря, я была уверена, что канула в пучину забвения, и все давно перестали вспоминать, кто вернулся из Капитолия в родной Дистрикт пять лет назад. Если обо мне еще и говорят, то как о безумной. Я догадываюсь, сколько слухов ходит обо мне, но меня они мало волновали, мне важно было, что они давали мне возможность хоть в редкие моменты быть счастливой. - Ты считаешь меня сумасшедшей? - не то вопрос, не то утверждение. Я и сама себя таковой иногда считаю, когда не способна отличить реальность от сна,  мне начинает казаться, что я окончательно помешалась. - Пит был за стенкой от меня, - начинаю тихо, не поднимая глаз. - Он кричал. Кричал именно то, что ты слышишь сейчас, - продолжаю говорить, понимая, что мои слова приносят мало успокоения, но мне есть, что сказать дальше. - А потом он плакал. Не сразу, только когда они уходили и не могли его слышать, - я поднимаю глаза и смотрю на Пита. Если бы Финник не рассказал мне, что это стекло одностороннее, а звукоизоляция на высшем уровне, я готова была бы поклясться, что Мелларк смотрит мне прямо в глаза и ловит каждое мое слово. - Он плакал и умолял не причинять тебе вреда. И не позволить ему самому его причинить... - наконец я обращаю свой взгляд к Китнисс. Сама не знаю, откуда у меня нашлось столько слов. Эта девушка больше не кажется мне такой далекой и недосягаемой, как мерцающая в ночном небе звезда.  Теперь она кажется мне абсолютно земной, но от этого не менее восхитительной Огненной Сойкой.

Отредактировано Annie Cresta (2016-11-01 23:35:14)

+1

5

Мне всегда казалось, что я умею контролировать свои собственные мысли и чувства (и речь о настоящих чувствах, а не о том, что называется "игрой", которая все равно у меня не выходила). Хотя, странно называть контролем попытку спрятаться, отгородиться стеной от других. Наверное я слишком долго держала все в себе, и когда стена дала трещину, мне стало  сложно сдерживаться. Сложно сдерживать свои эмоции - я кричала на местный мед. персонал, начинала плакать, казалось бы, без причины, боялась любого шороха - и ничего не могла со всем этим поделать. И даже сейчас, стоя перед Энни, я не контролировала себя, несмотря на свое внешнее, казалось бы, спокойствие.
Руки, как и всегда, проняла мелкая дрожь. Уже и не помню, когда пальцы были способны крепко держать кружку, или ложку, а что уж говорить о стрелах.. От прежней меткой охотницы сейчас осталось немногое. Смешно, но я раскисла. Даже слез сдержать не в состоянии. Они катились сами, а я уже и не спешила их утереть. В больничном крыле к этому привыкли, Койн меня не трогала последние дни, мама с Прим постоянно заняты, а больше ко мне никто и не приходил за эти пару-тройку дней. Я раньше специально уходила подальше ото всех, забивалась в угол прачечной, куда никто не ходит, и могла сидеть там до самого вечера, погружаясь с головой в собственные мысли. Но сейчас мне и этого не хотелось - я попросту боялась утонуть во всех этих мыслях. Голос Энни был чем-то вроде спасения, таким заманчивым и нужным - я не хотела ободряющих речей, но я отчего-то была уверена, что она сможет сказать мне нечто нужное и важное. В конце концов, ее тоже вернули вместе с другими из Капитолия, она тоже пережила, наверняка, немало.
Помню, как меня злило непонимание со стороны Гейла - он не был на Играх, и мне казалось, что ему не понять того, что я чувствовала, но и рассказывать не стремилась. Сейчас я не понимала, что чувствовали пленники. Это не было праздным любопытством, я действительно пыталась понять, но только не понимаю - зачем? Пойми я чувства Пита, я все равно не смогу ничего исправить, случившегося не отменить, а прошлое не вернуть. А ведь так заманчиво это звучит. Так хотела ли я знать подробности того, что творилось в Капитолии? Что мне дадут эти знания? Усилят чувство вины? Отлично, это то, что было мне сейчас так нужно. Хотелось начать снова выстраивать невидимую стену, чтобы обезопасить себя от других (или скорее наоборот?). Но сейчас Энни словно бы плеснула лимонным соком на улитку, что осталась без ракушки - она задела то, что болело больше всего, но и, в то же время, у нее получилось добиться и обратного страданиям эффекта.
- Финник рассказывал мне о тебе, - я хмурюсь от дискомфорта - хомут еще не сняли, и вряд ли сделают это в ближайшие дни. Говорить по-прежнему трудно, но сейчас я чувствую в этом острую необходимость. Может, мне просто подумалось, что Энни сможет понять меня? - ..я не считаю тебя сумасшедшей. Не знаю, как такое вообще можно было подумать.. Мне всегда было все равно, что обо мне думают другие. Вообще об этом не задумывалась.. - я перевожу свой взгляд снова на Пита. Помню, на 74-х спросила его, в какой момент он понял, что любит меня. Мне было удивительно слышать, что это началось еще со школы, еще с той истории, о том как "мама этой девочки убежала с шахтером". Отец Пита любил мою мать, он же пришел со мной попрощаться перед Играми. Он же тогда же намекнул, что считает - у меня есть шансы выйти живой из  бойни. Он не говорил про сына, а говорил про меня. Когда Пит рассказывал обо всем этом, странное было чувство. Я действительно не обращала на людей внимания, не хотела обращать, и мне было все равно, что думали обо мне другие. А оказалось, что рядом всегда был человек, что хотел, но боялся со мной заговорить. Видел во мне что-то, чего не видели другие. Да только вот что? Лучше бы ему было вообще этого всего не говорить. Никогда не заговорить с девочкой, что спела эту песню долины.
- Значит, после всего, что произошло, он все равно думал только обо мне.. - этот вопрос повисает в тишине. Наверное, он отчасти был риторическим. Я не то, чтобы не верила, просто.. Сложно было в это поверить, когда видишь ненависть в глазах Пита. Даже сложно назвать это просто "ненавистью". Наверное, я даже Сноу не желала убить настолько сильно, насколько желал убить меня Пит. Даже, скорее не убить, а уничтожить. Смерть порой казалась мне спасением, чем-то вроде легкого пути, а Сноу бы этого не позволил.
- Я так хочу помочь ему, - я говорю это практически шепотом, потому что уже не в силах говорить нормально. Слезы снова катятся по щекам, от слез просто начинает щипать глаза. - Но не знаю как. Я вообще не знаю, могу ли я что-то сделать. Было бы нечестно разувериться в нем сейчас, но я уже столько раз его предавала, - я ничего не могу с собой поделать. Я больше не вижу перед собой прежнего Пита, и отчего-то меня это отталкивает, пугает. Я боюсь того, что больше не в моих силах исправить мою же оплошность.
- Я думала, что он наверняка пожалел миллионы раз, что вообще когда-то признался мне в любви, - я прикрываю глаза, немного успокаиваясь. Подобные приступы стали привычными за эти несколько дней, что я лежала в мед. отсеке. Они проходили также быстро, как и появлялись.
- Прости. Не стоило мне, - наконец вытираю глаза, снова переводя взгляд на Энни. Мне хотелось спросить, как она сама, как себя чувствует, но вопрос отчего-то остался не заданным. Он прозвучал бы странно. Как может себя чувствовать человек, который пережил столько ужасов? Хотя, тут скорее вопрос в другом, готов ли этот человек идти дальше, несмотря ни на что? Я вот пока не готова.

+1

6

Это так странно и необычно, как будто я стою рядом со знаменитостью. В общем-то, в каком-то смысле, так оно и есть. Другой вопрос – что у меня никогда не было кумиров, а сейчас я испытываю некоторый трепет, находясь в обществе девушки, которую не без оснований называют лицом революции. И нет, я ни в коей мере не сомневаюсь в том, что именно она способна изменить этот мир, сделать его справедливым и комфортным для всех Дистриктов, но она сейчас такая простая, трогательная, совсем не воинственная, что непроизвольно возникает желание ее как-то подбодрить, поддержать, дать понять, что она не одна. И это тоже довольно новое ощущение, обычно в заботе и внимании нуждаюсь я сама, и я совсем не умею находить слова сочувствия и поддержки.

Китнисс заговаривает о Финнике, и в груди у меня разливается приятное тепло. Я знаю, что он любит меня, что ждал и  верил, что меня спасут, что ни на секунду не терял надежды и жалел только о том, что ему не сказали заранее о готовящейся операции по спасению пленных, что не смог отправиться вместе с повстанцами в Капитолий. Но мне все равно приятно, что он говорил обо мне, ведь раньше было нельзя. Он старался не упоминать обо мне открыто вовсе, говоря загадками, делая туманные намеки на то, что в сердце его всегда есть кто-то особенный, но он умеет как никто уклоняться от скользких вопросов. Но люди всегда что-то говорят. Не то что бы мне было плевать, что обо мне подумают другие. Скорее, я старалась всячески избегать любой информации извне, и вообще не хотела знать, что думают люди.  Но есть вещи, от которых, к сожалению, не скрыться.

Я понимаю, что задела за живое, и чувствую себя как нашкодивший котенок. Сейчас, что бы мне ни говорили, но чувства Китнисс к парню за стеклом бросаются в глаза, она любит его неподдельно и искренне. Когда-то это стало чем-то вроде предмета для спора между мной и Финником, он злился, считая, что победители 74-х Игр смухлевали, только чтобы спасти собственные жизни, он злился, потому что другим такого шанса не предоставлялось. Я же верила в искренность и взаимность этих чувств изначально, меня радовало, что хотя бы в одних играх жертв оказалось меньше, чем во всех предыдущих – разве это уже не маленькая победа? Впрочем, так и вышло, одна лишняя жизнь по итогам ежегодной бойни стала огромным шагом на пути к разгорающейся  Революции. Однако, очередная фраза Эвердин заставляет меня вздрогнуть.

- Об этом нельзя пожалеть, - смотрю на Китнисс то ли с удивлением, то ли с возмущением – неужели она не понимает?  - Любовь к тебе – это единственное, что сейчас может вытащить его, позволить вернуть прежнего Пита. Если бы не она… - я прерываю свою речь, вдруг осознав, как мало ей известно. Вернее, насколько больше известно мне. – Может, я и безумна, но не глупа, Китнисс. Там, в Капитолии, не только Пита пытались настроить против тебя. Не думаю, что у них этот метод отработан, больше похоже на эксперимент, но все же… Они пытались внушить, что ты отняла у него все, что было ему дорого. Но ведь ты и есть самое дорогое для него, понимаешь? – я смотрю на нее, пытаясь уловить озарение в ее красных от слез глазах. – Этот диссонанс – именно то, что мучает его, держит на границе, он не понимает, что реально, любовь к тебе или ненависть, это как весыглавное, успеть склонить чашу в нужную сторону. – Давно я не говорила столько слов кому-то, кроме Финника. И откуда во мне столько красноречия? Становится немного не по себе и кажется, что я невероятно устала, как будто разговор с кем-либо мало знакомым для меня тяжелее физического труда. Но здесь мне приходится говорить с людьми, во всяком случае, они мне здесь видятся куда менее враждебными.  Повисает неловкая пауза,  и мне кажется, что Китнисс ждет, что я скажу еще что-то. Хотя, нет, не так, это я чувствую, что должна кое в чем признаться... – Со мной делали примерно то же самое… - добавляю негромко. Я понимаю, что могу напугать ее. – Они дают ложные видения, воспитывая на них ненависть к кому-то. Когда же иллюзия рассеивается, и ты понимаешь, что все совсем не так, как они говорили, ненависть остается на уровне подсознания… Питу крепче всех досталось.

Паника настигает меня, когда мне начинает казаться, что я не просто не помогаю Сойке своим монологом, а даже напротив, расстраиваю еще сильнее. Топлю корабль и без того едва держащийся на плаву. Но нет же, нет, Китнисс, ты ведь такая сильная… Я теряюсь, думая, что бы сказать, как бы все откатить, вернуть к истокам эту беседу, начать сначала, избегая скользких тем или и вовсе скрыться, оставшись незамеченной для нее. Уж чего я не ожидала в данной ситуации, так это извинений.

- За что ты извиняешься? – с недоумением оборачиваюсь к девушке, поспешно вытирающей слезы. – Мне было столько же, сколько тебе сейчас, когда меня отправили на игры. Тебе хотя бы не ставят диагнозы, - произношу с теплой улыбкой, пытаясь хоть как-то приободрить девушку шуткой. Она держится как никто на моей памяти. Со стороны даже может показаться, что Игры никак не надломили ее, но это лишь видимость. Всегда видимость. Каждый победитель, выбравшись с Арены, должен создать впечатление триумфатора. Они уверенно смотрят в камеру, произносят заученные речи, написанные кем-то совершенно бездушно, дежурно и торжественно. Но у каждого за плечами ужас, который другим даже и не снился. Каждый помнит поименно всех, кто погиб на Арене в его Играх.  И только она решилась сказать прямо о том, что чувствует, ее речь в Седьмом Дистрикте послужила сигналом к действию. Знает ли она об этом?

Отредактировано Annie Cresta (2016-11-28 22:00:53)

0


Вы здесь » iCross » Незавершенные эпизоды » От долгого молчания, пожалуй, свихнуться можно.


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно