.
   Ричард называет это время "Европейскими каникулами" и никак иначе.
   Джим не может привыкнуть к этому размеренному и уединённому образу жизни. Ему с его-то сетями, чехардой и постоянными играми с Правительством в кошки-мышки (если вдруг кто сомневался, то кошкой был, разумеется, он) было скучно и тяжело. А в этих тишине и покое создавалось ощущение абсолютного вакуума, от которого порой хотелось натурально выть. Можно даже не на луну.

   От нечего делать, он начинает пакостничать - забираться к соседям в дома и выстраивать Сеть снова, прям здесь, прямо в Праге, потом прямо в Хельсинки, потом в Вене, в Нанси и Страсбурге - ему вообще всё равно, где. Так, легко и непринуждённо, единственный и неповторимый высокоактивный социопат Шерлок Холмс, вместо уничтожения Паутины, провоцирует её рост, эволюцию, развитие.

   В один из дней Джим бросает вызов Ричарду: перед ними - Чески-Крумлов, небольшой уютный, почти сказочный городок на юге Богемии. В нём всё именно так, как вы себе представляете, так, как должно быть - мощёные дороги, кварталы жмущихся друг к другу небольших аккуратных домиков, мосты, переброшенные туда-сюда через Влатву.. В руках у них - два набора отмычек, новых и старых, жёстких и не очень, для всех мастеров, всех замков и случаев. По сказочным улицам уснувшего города растекается вязким черничным джемом тёмная и спокойная для таких, не освещённых в туристических буклетах мест, ночь. Но им двоим достаточно светло, потому что на небе правит полная луна и невероятные россыпи звёзд. Ричард мнётся и вполне ощутимо волнуется, стоя на покатой крыше, а на лице Джима улыбка и предвкушение. Они начинают у Крумловского замка и расходятся в разные стороны. Сбор - у музея восковых фигур утром, с первыми лучами солнца или исчезновением последней звезды. На плече у каждого  - сумка для трофеев.

   Вот так это и начинается - там, в одном из домов Джим натыкается на него снова. Чёртов проклятый гадский Рейхенбах.

   Зайдя в квартиру, ирландец, по уже сформировавшейся за ночь негласной традиции, берёт руками в тонких перчатках со столика первую попавшуюся помаду и выводит на гладкой поверхности зеркала прихожей витиеватую "М". Тихонько - чтобы никого не разбудить - щёлкает колпачком, а потом оборачивается.

   Она висит на стене в гостиной, но прекрасно видна уже из коридора - настолько велика.

   Кто живёт здесь?
   Ты не посмотрел.
   Глупо. Не важно.
   В квартире темно, но её всё равно видно.
   Ощущаешь его на другом уровне восприятия?
   Может быть.

   Вся эта не самая существенная информация проносится в голове столь молниеносно, что Мориарти почти не успевает ни зарегистрировать её, ни отмахнуться, как от надоедливой мухи. Шутка ли дело мозг-компьютер. Большую часть времени ты знаешь и думаешь всё обо всём и обо всех. Но сейчас он этого не замечает, он хмурится, потому что.. да, это Рейхенбах.

   Джим подходит к картине почти вплотную, протягивает руку и проводит латексными пальцами по потоку сверху вниз. Это так иронично, что почти невозможно. Так странно, что почти кажется притянутым за уши.. или как там говорят, высосанным из пальца?

   - Рояль в кустах, - вдруг вспоминает консультант идиому, означающую подобный поворот событий, ой, как схожее положение вещей. - Deus ex machina.

   Через пару минут он закрывает за собой дверь и весь остаток ночи грызёт каштаны и рисует арктические созвездия мелом на асфальте площади перед музеем, позволяя брату выиграть эту гонку. Потому что его захватила новая Идея, которая вполне предсказуемо мешала ему сосредоточиться на замках и отмычках. Его снова захватил этот чёртов Рейхенбах.

   Вырисовывая звёзды и связки [космического] Дракона, он размышляет над тем, на сколько это вообще вероятно. Детский театральный псевдоним его второй ипостаси, его брата-близнеца, так совпал с названием дела, что дало имени Холмса ту самую известность и внимание газет.
Rich - reich [en], Brook - bach.
   Эти лингвистические тонкости снились ему в кошмарах, они зудели противным дребезжанием в его голове.
   Ещё одна причина, по которой просто необходимо было избавиться от этого гадкого кудрявого Холмса.

   Конечно же, он помнил, что дело было в картине.
   Конечно же, помнил, что изначально это был водопад.

   И теперь он просто обязан был на него съездить.

- х -
It's never the Fall...

+++
   Майринген встречает их с распростёртыми объятиями - туристов здесь любят на любой лад. Гостиницы уютные, небольшие и комфортабельные; персонал приятный и дружелюбный, даже более чем. Вся информация открыта и доступна, каждого при желании ожидает персональный гид. "Мне ваше лицо.. лица кажутся знакомыми, господа Моран, вы прежде бывали у нас?" Джим мотает головой, Ричард хмурится, как будто бы вспоминая.
   Нет, не были они, разумеется, здесь.
   Не в этой жизни.
   Не в этот раз.

   Мориарти-Моран не берёт гида, он сам знает, как туда идти. По дороге Джим понимает, что не глядел в карту, и успокаивает себя лишь тем, что, почти наверняка ему где-то попадались заметки, которые не запомнил он сам, но его гиперактивный мозг в самостоятельном режиме заархивировал всё для последующего использования. И всё же мурашки не оставляют его ни на мгновение, даже когда он заворачивает айпод в пакет и убирает в водонепроницаемый кейс вместе с телефоном, а потом запихивает на самое дно рюкзака. Не покидают они его и на середине пути, и уж тем более там, где открывается потрясающий вид на обрушивающиеся вниз потоки чистой ледяной воды.

   Смотровая площадка располагается где-то посередине. К тому моменту, как они туда поднимаются, внутри у Мориарти старшего сворачивается какой-то дико вязкий ледяной узелок то ли страха, то ли волнения, то ли чего-то ещё.. Он никогда не был профессионалом по части определения эмоций, ни чужих, ни своих собственных. А уж тем более такой направленности. Джим Мориарти не привык бояться. У него нет опыта в понимании и ощущении подобного, потому он просто стряхивает с себя нахлынувшее оцепенение и отчаянно делает вид, что ничего этого нет. По лицу Ричарда не понятно, чувствует ли он что-то подобное. Хотя, с чего бы. Просто опять Джим и его безумные идеи в комплекте с надломленным восприятием. Он ведь и так часто видит в вещах то, чего там вовсе даже нет.

   Если отбросить все эти странности и тонкости, то место это очень и очень красивое. Тихое, если не брать в расчёт грохот водопада. Джим вдруг осознаёт, что оно ему нравится - шум воды заглушает шуршащие мысли, скрывает вой Скуки и смягчает своими брызгами давящий груз изолинии.

   - Давай сделаем фото, - произносит рядом близнец, и консультант вздрагивает от неожиданности, а потом кивает головой.

   - Только будь осторожен, - просит он Ричарда, расчехлившего их Mark II и направившегося на охоту за отличными фото достопримечательностей.

   Сам же он отворачивается от пейзажа и смотрит на срезы скалы. В паре метров слева от него оказывается ровное расчищенное место и выглядит оно так, будто там когда-то висела небольшая табличка¹, памятная плашка, наверняка с какими-то важными надписями. Джим поднимает руку и касается камня, проводя пальцами по шершавой поверхности и раздумывая над тем, что же могло быть здесь написано и почему табличка была убрана. И была ли она вообще - ведь никаких её следов, кроме общего впечатления (ощущения?) не имеется.

   Он знает, что это место - очень старая туристическая точка. Водить сюда гостей и зевак начали задолго до 1891 года, когда смотровая площадка и тропинка ещё были свежими и доходили до самой воды, позволяя туристам даже коснуться потока². Но время и многочисленные ноги посетителей сделали своё чёрное дело - за прошедшие годы тропа разрушалась и утратила свою прежнюю безопасность.

   Джим об этом догадывался.
   Джим об этом думал.
   Джим об этом читал.

   Его внимание привлекает странный шорох и какой-то совершенно мерзкий для такого места и атмосферы скрежет камней.

   А Ричард - нет.

   Обернувшись к брату, он, как в замедленной съёмке, наблюдает за тем, как под ногами Ричарда Брука, его Рейхенбахского водопада из плоти и крови, крошится дорожка, рассыпаясь мелкими каменьями и пылью.
   Как за его спиной, которой он пятился к обрыву, наставив на него, Джима, чёртов фотоаппарат, трещит и разламывается хилое, явно сделанное чисто для вида, ограждение.
   Как Рич взмахивает рукой в попытке восстановить утраченное равновесие.
   Как отлетает в сторону ставший неактуальным Mark II.
   Как расширяются глаза близнеца с пониманием того, что зацепиться ему не за что.

   Он даже выкрикнуть ничего не успевает. Не успевает подумать, не успевает ни оценить, ни запаниковать, ни испугаться. Ещё секунда, и парализующий ужас сковал бы его тело, не дав ему пошевелиться. Но Мориарти реагирует много раньше всего этого.

   От проклятой несуществующей таблички до края смотровой площадки метров пять. Но гравитация - беспощадная сука, и Ричард падает, отчего-то тоже молча. Джим реагирует быстро, но даже он физически - всего лишь человек, и его телу требуется время для преодоления даже такого ничтожного расстояния. А потому всё, что ему позволяет Вселенная, это лишь успеть схватить брата за руку - за самый край ускользающих пальцев, но так крепко и отчаянно, чтобы не выпустить ни за что и никогда.

   Вот только поздно, слишком поздно.

falling is like flying

   Джим Мориарти не помнит падения. Только лишь молчаливый ужас на глубине кофейных глаз, которые не моргая смотрят на него на протяжении всего полёта. В кино люди всегда кричат, когда падают. Как будто это поможет. Как будто их не сковывает страх, заставляя все звуки замереть в глотке задолго до того, как они хотя бы попробуют вырваться.

   Там всего каких-то сто метров падения, но они кажутся ему бесконечными. Гадкими. Невыносимыми. Его разум быстрее, больше и шире любого другого человеческого, а потому он успевает подумать..

   Джим Мориарти помнит вой воздуха в ушах.
   Помнит брызги на лице, и они до сих пор ощущаются тошнотворно приятными. Освежающими.
   Помнит удар о поверхность воды. Хлёсткий и оглушающий, дезориентирующий резкой сменой окружающей среды - от света и пустоты до сдавливающей лёгкие зеленоватой темноты.

   Кругом - смятение, пузыри и попытки не утонуть. Где-то в процессе он выпускает из онемевших рук Ричарда, а глаза привыкают смотреть под водой лишь спустя несколько секунд. Это странно, но брата не уносит течением - а оно в Рехенбахском ручье достаточно сильное - и темнеющее в отчего-то уже посветлевшей воде тело находится быстро. Не тратя лишнее время на анализ, Мориарти хватает его и из последних сил и остатков сбитого дыхания тащит вверх.

   Всплыв и вынырнув, он первым делом старается сделать так, чтобы голова, нос и рот младшего были подальше от воды. Подхватывает брата и, ещё сослепу не сориентировавшись, чисто инстинктивно готовится противостоять потокам и камням. Вот только вода вокруг них в остальном спокойная - ни течения, ни подводных камней, ни каких-то других признаков горного ручья.

...it's the Landing.

   Закономерный вопрос "Почему они всё ещё живы?" формируется в голове запоздало, но как раз вовремя, чтобы успеть к проясняющемуся зрению. Последние струйки не такой уж и ледяной воды стекают с облепивших лицо волос, а Джиму наконец удаётся перехватить Ричарда так, чтобы мотнуть головой, отбрасывая длинные слепящие пряди и оглядеться. Перебирая под водой ногами и одной рукой, он отплёвывается и слегка ошалело вертит головой - потому что вокруг них не Альпы и не ручей, вокруг них - стоячая вода небольшого пруда в парке³, величественные, покрытые сочной листвой деревья, а недалеко на берегу - толпа подростков.

---

¹  Там действительно висит памятная табличка, мол, здесь, в 1891 году Шерлок Холмс сокрушил профессора Мориарти.
²  Тот самый год ещё раз. И да, это сущая правда - когда Дойль посещал это место перед написанием the Final Problem, он ещё мог смочить пальцы в водах Рейхенбаха. Но теперь, увы, тропинка очень сильно разрушилась и водопад отдалился. В нашем случае я делаю это место чуть менее ухоженным и вместе с тем чуть ближе расположенным к самому водопаду.
³  Если я запомнил неверно, то будем считать, что на территории твоего поместья таки есть пруд, Чарльз.. xD
[SGN]♕ ♕ ♕

[/SGN]