Рассказать историю? В одном черном-черном городе, в черном-черном доме, в черной-пречерной комнате жила семья черных-пречерных людей... Слишком мрачно и скучно? Ну, извиняйте, живя в шахтерском дистрикте, сложно придумать что-то иное. В основном потому, что лето у нас было недолгое, а угольная сажа парила в воздухе постоянно, оседая мелкой черной крошкой на потрепанных крышах домов, редких кустов чахлого кустарника, измученных лицах людей. Проникала вовнутрь, подобно жуку-короеду, прокладывающему свои ходы под крепкой дубовиной живого еще дерева. Я наблюдал за тем, как поспешно тускнеют и без того блеклые краски на фасадах домов, сливаясь в одно цельное невзрачное пятно, гадая, происходит ли то же самое и с жителями Двенадцатого. Мы тоже угасали, постепенно выцветая и теряя живой блеск в глазах? Медленно умирали, вбирая всю эту серость в себя, и сами становясь ее частью? Если так, то взрослые оказались еще более глупыми, чем виделись на самом деле. Знаю, большинство из них предпочитало считать несмышленышами детей, но даже они не смогли бы отрицать, что в последнее время миротворцев на улицах города стало гораздо больше, а надежды – куда как меньше. Единственным, но, тем не менее, вызывающим удовлетворение, стал тот факт, что даже кипельно-белые мундиры хваленой армии Панема оказались не в силах избежать знаменитого угольного «обаяния», в один момент покрываясь тускло-серым крапчатым налетом и со стороны больше походя не на солдат, а на воинственную, и какую-то уж совсем побитую жизнью моль-переростка. Круглоголовые появлялись с каждым новым днем, плодясь всюду, как грибы после дождя, если только, конечно, грибы умели бы носить зеркальные шлемы и стрелять в тебя при первом же косом взгляде. А уж после сожжения Котла и проведенных массовых обысках таких взглядов прибавилось не на шутку. Голод, холод и лишения творили с людьми незавидные вещи. Например, заставляли их роптать.
Например, призывали их сопротивляться.
Впрочем, я не удивился бы, узнай, что белопузые, восседая в своих теплых машинах с кружкой горячего какао в руках, терялись в догадках, за что их не любят местные. Они ведь всего лишь соблюдали закон, неся в круг неотесанных и убогих шахтеров светлую волю сиятельного президента Сноу. О том, что в наши головы не вобьешь ничего, если мы сами того не захочем, их могла бы просветить мама, но и она оказалась неразговорчивой, после того, как ее первенца едва не забили до смерти плетьми на главной площади. Даже забавно, какие порой извращенные шутки любит судьба – Гейл едва не погиб от самого несправедливого наказания на свете, прикованный к столбу перед Дворцом Правосудия. О том, что случилось дальше, я старался не думать, из кожи вон лезя, чтобы помочь убитой горем маме и добыть на ужин хоть заветренный кусок хлеба. Рори было сложнее, чем нам – брат всегда чувствовал все острее и глубже, подпитывая точащую изнутри болезнь еще большими переживаниями, а Пози была еще слишком мала, чтобы понять, что могло случиться с нашей семьей на самом деле. А я… Гейл, когда сердился, всегда любил повторять, что совести у меня, как у зубочистки, а здравого смысла и того меньше. По ночам, слыша приглушенные всхлипы матери и сдавленный кашель брата, я подолгу лежал в темноте, сверля взглядом стену, а когда становилось совсем невмоготу – задерживал дыхание, расцепляя губы лишь тогда, когда в груди начинало печь, а под закрытыми веками не начинали слетаться белые слепящие мошки. Отец помнился плохо – я был слишком мал, когда он погиб, а Пози и вовсе родилась после его смерти, но отдельные куски его голоса хранились в моей памяти почище всяких сокровищ. В дистрикте не было озер, плавать я научился гораздо позже, под присмотром Гейла и Рори, забравшись далеко в лес, но папа учил меня другой игре, способной спасти жизнь. Ее правила были чрезвычайно просты – бежать со всех ног, если вдруг не можешь вдохнуть. Метаном – рудничным газом, грозой всех шахтеров, обитающим в глубине старых штолен и выработанных угольных «карманов» нельзя было отравиться. Он просто заполнял все пространство, вытесняя собой кислород и делая невозможным даже самый крохотный вдох. Вытеснял свет, заполняя все угольно-черной темнотой. Поэтому, если ты вдруг поймешь, что не можешь вдохнуть, что вокруг вдруг стало слишком страшно, невыносимо и тяжело оставаться – не думай. Просто задержи дыхание – на сколько хватит легких, и беги, покуда не заколет в боку, а ноги не станут спотыкаться, находя препятствие на ровном месте.
И я бежал. Когда старшего брата укладывали на стол, окуная в таз окровавленные лоскуты рубашки, и когда заболела Пози, лихорадочно мечась на кровати и зовя нас по очереди, а мама с посеревшим лицом сидела рядом с ее кроваткой, держа ее за руку. После наказания Гейла, у мамы стало совсем мало заказов на стирку, наши крохотные запасы убывали сквозь пальцы, просачиваясь, как вода, так что я не нашел ничего лучше, чем подрядиться таскать дрова к угольным ямам. Все лучше, чем сидеть в четырех стенах, раз за разом ходя по замкнутому кругу, не в силах ничего изменить. Я работал с раннего утра до позднего вечера, но платили все равно слишком мало, предпочитая куда чаще штрафовать и прекрасно зная, что в Двенадцатом слишком мало альтернатив для желающего подзаработать тощего подростка. Но даже работай я двадцать четыре часа в сутки, я все равно не сравнился бы с Гейлом. Никто из нас не сравнился бы с Гейлом и его умением добывать еду.
Так что на все мои потуги, семья отреагировала с прохладной благосклонностью. Дескать, не мешается под ногами, и на том спасибо. Иногда мне даже казалось, что лучше бы это меня избили на площади. Тогда маме и Рори с Пози не пришлось бы голодать, а я бы поправился – я всегда поправлялся. Сколько там было этих драк и разбитых носов – Гейлу-Я-Всех-Вас-Спасу-У-Тебя-Глаза-Твоей-Матери и не снилось. 
Чихнув и утерев простуженный нос испачканными в золе пальцами, я остановился, для верности привалив груженую тележку к замызганной стене. Не хватало еще рассыпать дрова – пока будешь собирать, потеряешь драгоценное время, а там, того и гляди, все заработанное за день. Огонь в угольных ямах и кучах на краю Шлака не затухал даже ночью, так что к опозданиям зазевавшихся носильщиков шахтеры относились более, чем враждебно. Опоздай чуть срока и считай, вся работа насмарку. Подняв к лицу заиндевевшие, не сгибающиеся пальцы, я неуклюже дыхнул на них, пока очередной порыв колючего ветра не свел мою затею на нет, губя ее на корню. И лишь потом увидел ее – крохотную точку в забавной шапочке, что есть мочи бегущую среди сугробов в сторону Луговины.
Я знал только одного человека, у кого была такая шапка.
Где-то за спиной остался звук переворачивающейся тележки и рассыпающихся дров, топот патрулирующих кварталы миротворцев да свист ветра в ушах, но ничего из этого уже не имело значения. Бросившись напрямки, собственные ноги тут же подвели меня, увязнув в мешанине грязного снега. Чертыхнувшись, я что есть силы рванул вперед, загребая сползшим с ноги башмаком крупитчатый лед, но выбираясь из снежного плена. Наспех вытряхнув набившийся снег, я подхватил задник зимних ботинок, принадлежавших сначала Гейлу, а потом и Рори, возвращая его обратно, и припустил по едва виднеющейся тропинке, торопливо проскальзывая в мешанине домов и стараясь избегать открытых участков. Бегущий куда-то подросток привлек бы слишком много ненужного внимания, а Пози была слишком далеко, чтобы услышать меня. От кого она убегает? Что случилось с Рори? Где, черт возьми, носит Гейла, когда он так нужен? Тысяча вопросов роились в моей голове, не находя ответов, а младшей осталось слишком мало до колючего ограждения, отделяющего территорию леса и дистрикта. Запнувшись, она прокатилась по снегу маленьким котенком, потеряв дурацкую шапку, связанную мамой, и оказалась перед колючей проволокой.
Я думал, она остановится. Пози не я, она всегда была хорошей и доброй девочкой. Забор частенько бывал под напряжением, в последнее время с приходом миротворцев - все чаще и чаще, и мы строго-настрого запрещали ей даже близко стоять рядом с ним. Она всегда слушалась – если не меня, то Рори, а если тихий голос строгого среднего брата не оказывал должного влияния, всегда оставался командный рык старшего Хоторна мужского пола.
- Стой, - оглушительным шепотом взмолился я, приказывая и прося одновременно. А потом крикнул, уже куда громче и наплевав на то, что меня могут услышать и что мой голос, скорее всего, снесет в сторону усилившийся к вечеру ветер: - Пози, стой!
Она проскользнула меж прутьев даже не оглянувшись.
Лишь на миг замешкалась, по всей видимости, решая, в какую сторону бежать, и тут же растворилась в лесу, пропадая среди темных стволов деревьев. Лес будто проглотив ее, в момент уничтожив все следы чужеродного присутствия. Глупая девчонка, ну куда тебя понесло?!
Соскользнув с края пологого наста, я покатился вниз, рефлекторно выставляя вперед и ободрав до кучи ладонь. Лед, мгновенно напитавшись, впился в кровоточащую мякоть, обретая буроватый цвет, но мой отчаянный жест все же замедлил скольжение – вскочив на ноги, я намерился повторить путь Пози и проскочить через намотанные витки проволоки. С одним лишь исключением – Пози была меньшего роста, чем я, вытянувшийся за лето в долговязую жердь, так что мне, для начала, пришлось бы подцепить проволоку рукой, пролезая меж прутьев. Обернувшись, я сгреб в охапку потерянную сестрой шапку, и эта секундная заминка спасла мне жизнь. Гейл говорил, что я никогда не думаю, прежде, чем что-то сделать, а я думал, что он думает слишком много.
Он был влюблен в Китнисс, и почти без боя отдал сынку пекаря.
Хотел заменить отца, и сначала попался сам, из-за чего Рори пришлось взять тессеры, а сейчас Пози убежала в лес.
Мне кажется, или не только я проваливал всё, что можно, в этой семье?
Развернувшись, я нагнулся, собираясь проскочить между прутьев и почти носом воткнувшись в это тихое гудение. Почти беззвучное, едва различимое на границах слышимости – предупреждающая трещотка на хвосте собирающейся кинуться змеи.
Миротворцы включили ток.
Длинные темные пряди - давно пора обкорнать ножом – растрепались от быстрого бега, выбившись из-под потрепанной кепки, повиснув в миллиметре от натянутых проводов. Тяжело дыша, я уставился на колючую проволоку, до конца не веря в свое поражение. Бессильно комкая в руках шапку Пози, так, словно пока я держу ее, с ней ничего не случится. Она до сих пор пахла ею – свежим мылом, чем-то фруктовым с резким привкусом лекарств и травяными пастилками Рори – сестра недавно сильно болела, и старший все время проводил с ней, уча уроки и читая сказки.
Пять минут. Мне не хватило каких-то пять минут, чтобы перебраться на ту сторону.
А если она заблудится или угодит в реку? Пози не умеет плавать, а в лесу холодно, и она без шапки. Если надумает вернуться обратно, не проверив забор на наличие тока?
Если ее схватят миротворцы? Или найдет дикий кабан? Гейл приносил с охоты фазанов, часто – оленей, но говорил, что видел кабаньи, а, иногда, и медвежьи следы.
Я и сам их видел. И я бы нашел Пози, где бы она не была, но я бы не справился в одиночку. Мне нужен был кто-то, кто помог бы зафиксировать проволоку, обеспечив безопасный проход на ту сторону, и помог избавиться от докучливого внимания разнюхивающих миротворцев.
Рори. Мне нужен Рори.
Сердце колотилось где-то высоко в горле, когда я вбежал в дом, навскидку, преодолев пару тысяч миль за рекордно быстрое время. Возвращаясь домой, я старался выбирать путь среди других шахтерских хибар, но мне то и дело казалось, что я двигаюсь медленно – слишком непозволительно медленно, хотя кожа на потревоженной ладони так и не успела стянуться, превращая кровь в засохшую глянцевую корку.
На женской половине горел свет, но не раздавалось ни звука, а, значит, мама, скорее всего, была еще у Хеймитча. Зато в ванной комнате слышался негромкий плеск воды. Рори наверняка там.
Дернув что есть силы ручку, я забарабанил в запертую дверь, стараясь выровнять дыхание и запоздало понимая, что старший брат, страдающий приступами астмы – не тот человек, которого следует волновать подобными вестями.
- Рори, открой! Пози ушла в лес! Она одна, а там миротворцы, и они включили ток, я сам видел!

Если бы кому-нибудь в голову однажды пришла глупая идея сравнить жителей Шлака с эмоциями, я знаю, что досталось бы моей семье. Пози была бы солнечным зайчиком – Радостью, Рори – рассудительным Сопереживанием. Гейлу досталось бы баранье Упрямство. Ну, как досталось бы – оно бы наверняка вызвалось самым первым, застолбив свою очередь и с криком узнавания кинувшись на шею моему драгоценному братцу. О, я уверен, что они нашли бы общий язык. Может быть – даже дружили домами, периодически приглашая к себе на чашечку чая Досаду, Раздражение, Сердитость, Самонадеянность и прочих приятных особ, известных старшему Хоторну не понаслышке. Те же, кто наивно считали, что за скупым на слова и чувства фасадом Гейла кроется котел с выдержкой и благоразумием, просто не знали, как довести его до белого каления.
Я знал. И всегда был переминающейся с ноги на ногу Нетерпеливостью.
С моего стука в дверь ванной комнаты прошла, кажется, целая вечность – шум перекрываемой воды растянулся на часы, звук тяжело поднимающегося тела – Рори, что, сидел на полу? – перерос в года, потянув за собой тревогу и нехорошее предчувствие, которое обросло в уверенность, едва средний брат удосужился распахнуть дверь. Осунувшийся, бледный, тяжело дышащий, с мокрым лицом – но, конечно же, до последнего скрывающий свой очередной приступ. Достаточно было просто взглянуть на него, чтобы понять причину его задержки.
Проклятая астма. В детстве, еще не понимая, что означает имя мучающей моего брата заразы, я мечтал, что вырасту и смогу победить её. Как дракона из детских книжек, ну, или на худой конец – как волка или медведя. Я даже думал, где мне взять меч – с рыцарскими доспехами в Шлаке дела всегда шли неважно. Пришлось сначала хорошенько раскачать, а потом отломать железный прут от перекрестий кровати, держа его под рукой – так, на всякий случай. Чтобы быть готовым, когда чудовище, измывающееся над Рори, придет в следующий раз. Родители, конечно же, крепко взгрели меня за подобную порчу семейного имущества, но я был невероятно доволен собой. Я мог спасти брата, хотел его защитить – ни одно горящее от трепки ухо не могло сравниться с важностью моего поступка. И однажды ночью я застиг ее врасплох – опасную, саблезубую, невидимую астму, появлявшуюся тогда, когда ее никто не ждет. Только вот никто не пришел. Рори просто глубоко запрокинул голову, заходясь в приступе надсадного, свистящего кашля, и за пару секунд сравнявшись цветом с белой и только что высохшей после маминой стирки простыней. Он кашлял так долго и страшно, что, когда все наконец закончилось, я выскользнул из дома, расколотив бесполезным никчемным прутом ближайший ни в чем неповинный валун. От злости, но еще больше – от бессилия. Не важно, сколько кроватей мне еще пришлось бы сломать и скольких драконов пришлось одолеть – я никогда и ничем не смог бы помочь Рори. В этой битве он всегда сражался в одиночку. Сначала открыто, а повзрослев – куда чаще стараясь, чтобы тайно. Так, будто мы фарфоровые, и новость о том, что ему вновь было плохо, отобьет нам носы, ну, или что там бьется у дурацких фигурок в первую очередь. Я так долго злился на него за эту отчужденность и желание пережить моменты слабости в одиночестве, что, только получив тумаков в своей первой драке, понял, в чем тут дело. В умение подняться после очередного падения, выстоять, не сломаться. И в одном только этом Рори был сильнее нас с Гейлом в сотни, а то и тысячи раз. И ему совсем не нужны были наши жалость и участие. Ни единой крупицы.
Потому он, наверное, и поспешил засыпать меня вопросами, частя, как пушка, отсчитывающая количество убитых трибутов. Я, кстати, мог бы задать ему и свои. Например – почему ты не привязал девчонку к дверной ручке, прежде, чем выйти из комнаты? Пози – малявка, а малявки дольше ноют, чем распутывают узлы и сбегают от старших братьев. А тут - что случилось, что случилось. Младшая сестра случилась. И со мной, и с тобой, и с забором. От меня не укрылось и то, что старший брат, несмотря на все мои предупреждения, предпочел самолично убедиться в отсутствии Пози в комнате. Так, будто я бы стал шутить подобными вещами. Впрочем, не мне его винить – за мою репутацию в моей семье никто не дал бы и одного тессера. Это я знал и до этого. А вот чего не знал – что это вдруг окажется так больно и обидно.
Ну да. Собственно, чего я хотел – я не главный-добытчик-в-семье, у меня нет подтачивающей с каждым днем болезни, я не самый мелкий и нуждающийся в опеки семьи. Я – это всего лишь я. Вик - паршивая овца в стаде Хоторн. Что и говорить, у меня даже в имени было меньше букв, чем у моих братьев и сестры. Гейл, Рори, Пози – загибай пальцы, все по четыре. Молчаливо наблюдая за тем, как собирается в дорогу ослабленным приступом Рори, я привалился к дверному косяку, воинственно выпятив вперед подбородок. Знал бы, как будет – бросился бы за Пози, придумал что-нибудь с забором сам. Брат одевался так быстро, насколько мог, но болезненная гримаса то и дело набегала на его лицо, доказывая, что он все еще слишком слаб, чтобы отправляться в путь. В худой груди Рори будто поселились взбесившиеся кузнечные меха, то и дело выдающие гортанный хриплый свист, и если он думал, что я отпущу его одного в таком состоянии, то у меня была для него пренеприятнейшая новость.
- Не отдам, - спрятав руку за спину вместе с шапочкой Пози, ответил я в ответ на его требование, сердито глядя на брата. Мое поведение наверняка смотрелось ершисто и по-детски, но я был слишком зол, чтобы пытаться быть старше, чем есть. Взрослые все равно слишком заумные и скучные. А еще считающие себя всезнайками, учитывающими все наперед. – Я был там, а тебя не было. Так что перестань считать меня маленьким и командовать мной, как Гейл! Я достаточно взрослый, чтобы работать, достаточно взрослый, чтобы охотиться в лесу, но недостаточно взрослый, чтобы отправиться на выручку родной сестре? Так не пойдет, Рори. Пози могли поймать миротворцы, поэтому я и не смог крикнуть, чтобы остановить ее. Но я знаю, куда она побежала. Вдвоем мы сможем найти ее и тебе в любом случае понадобится кто-то, кто поможет тебе перебраться за ограждение. Подумай сам, - упрямо качнувшись на месте, медленно выдохнул я, призывая к себе на помощь все благоразумие. Благоразумие Рори, не мое, у меня его не было отродясь. – Если ты будешь быстро идти, тебя вновь сможет настигнуть приступ, и что тогда? Ты не отыщешь Пози, и сам окажешься задыхающимся на морозе. Этого ты хочешь? Я – нет, и поскольку тебе меня все равно не переубедить, я предлагаю нам не тратить время и скорее отправляться в лес. И, Рори…- на мгновение замявшись, я протянул пальцы вперед, накрывая протянутую руку брата и стискивая ее в горячечном пожатии: - с ней ничего не случится. Она же Хоторн, к тому же – ревет, как маленькая медведица, если что не по ней. Звери сами ее испугаются и попрячутся по норам. И мы найдем ее, обещаю, - слабо улыбнувшись, приободрил я брата, расцепляя наши руки и подтерев оттаявший с мороза нос. Я никогда не умел успокаивать других людей или давать громкие клятвы. Но это обещание я собирался сдержать во что бы то ни стало.

Пристальные взгляды мамы и Прим были сейчас красноречивее любых слов, без которых я и сама все понимала. Я сидела возле порога, шнуровала ботинки, специально не желая встречаться взглядами, чтобы не началось лишних разговоров.
- Хэймитч сказал, что тебе сейчас лучше вообще ни привлекать к себе лишнего внимания, Китнисс, - как-то неуверенно начала мама, а я в ответ на это лишь с еще большим усилием затягивала шнурки. Как вовремя она решила проявить заботу. А где же была ее забота, когда мы с Прим маленькие умирали от голода? Ее тогда питала ее печаль и ей видимо было с этим комфортно, может она вообще тогда мечтала отправиться к покойному мужу, а я не очень хотела отправлять вслед за отцом, как бы не скучала, и как бы плохо мне не было без него и до сих пор.
- Я знаю, - тихо бубню себе под нос. Какая-то непонятная злость одолевает меня. Зачем я вообще вспомнила то, что было столько лет назад? Я давно отпустила это все, пусть мы по-прежнему и не сблизились с мамой, как того, возможно, мне и хотелось бы. Но больше не получается. - Я просто отнесу им сумку с продуктами, ты ведь сама знаешь, как им сейчас плохо, - Гейл никогда не бросал мою семью, всегда заботился о них, как о своей собственной семье. Я тоже не могу бросить умирать его братьев, сестру и мать от голода. Гейл никогда бы не принял помощь, а с Хейзел было проще договориться. - Я буду осторожной, меня не увидят, - встаю с пола, но все еще не смотрю ни на Прим, ни на маму.
Когда Гейла пороли на площади, я не задумываясь бросилась к нему, чтобы закрыть собой от очередного удара плетью.  Было больно, неожиданно обжигающе, но меня это не волновало. В тот день могли убить нас всех - Гейла, меня, Хэймитча с Питом, которые выбежали защищать меня от миротворца, что был послан устанавливать новые порядки в Двенадцатом. Когда все, казалось бы, обошлось, настали снова тяжелые времена (как будто они здесь вообще когда-то кончались). Я не была уверена, что Гейл выживет. У нас не так много лекарств, да и зимой нужных трав не достать практически, а если добавить и тот факт, что путь в лес теперь закрыт - то с этим совсем тяжко. Хорошо, что зимой снега хватает, он хотя бы не давал сгореть заживо от боли, температуры. Честно, не представляю, насколько было больно Гейлу. На 74-х меня жалили осы-убийцы, я получала ожоги от пламени, оглохла на одно ухо, и все равно не представляю насколько было больно Гейлу, после стольких ран, рассекающих его спину. 
- Будь осторожнее, Китнисс, - я наконец смотрю на Прим, которая тоже решила подать голос. Она просила не опекать ее, и у меня теперь отчего-то язык больше не поворачивается назвать ее моим маленьким утенком. Она выросла, она помогает маме с больными, она в чем-то даже храбрее меня (а считаю ли я себя вообще храброй?). 
- Хорошо, - мимолетная улыбка, и я снова отворачиваюсь, беру приготовленную сумку, перекидываю ту через плечо и выхожу за порог дома. 
Морозный воздух освежает. Жаль только, что снег у нас всегда серый, от этого Дистрикт выглядит мрачнее прежнего, даже в "богатых" его районах. Наверное, каждый ребенок в Двенадцатом всерьез думает, что снег по определению сер.
По дороге из деревни победителей кутаюсь сильнее в шарф, закрывая нос, половину лица. Постоянно оглядываюсь, смотрю по сторонам. В первую очередь не хочу встретиться с Хэймитчем или Питом, они не мама с Прим - не выпустят меня за порог деревни. Если будет нужно - насильно удержат.
И только на втором месте нежелание встретиться с миротворцами. Тогда на площади самый главный из них направил на меня оружие. Кажется, попадись я ему еще раз, он не будет мешкать, сразу выстрелит. Иногда думается, что так будет легче всем. Честно, даже не знаю, сколько истины в этих мыслях.
К вечеру сейчас темнеет быстрее прежнего, но многие люди до сих пор еще на работе, а я надеялась, что Хэйзел уже дома. Хэймитч рассказывал, как чисто теперь в его доме, есть чистая одежда, посуда, есть вкусная еда. Хэймитч даже рассказывал, что отпускал иногда ее раньше обычного. Хотелось верить, что этот день был одним из таких.
На самом деле, сумку с едой и лекарствами я могла отдать и ей, но зачем-то решила отнести сама. Не знаю, правда, зачем. Гейлу это не понравится, а примут ли от меня помощь его младшие браться и сестра - я не знаю. Может они тоже унаследовали это упрямство, которое вечно мешало Гейлу просто молча принять мою помощь. Раньше мы с ним были на равных - нас спасала только охота, а после Игр еды и денег у моей семьи было предостаточно, поэтому я старалась отдать что-то Гейлу. А он не брал, даже встреч со мной избегал. 
В ответ своим мыслям начинаю злиться и на Гейла, как совсем недавно злилась на маму. Дурак, вечно он считает, что справится со всем сам. А не окажись я рядом на площади, что бы тогда? Его бы вообще до смерти забили? Качаю головой, отгоняя эти мысли. Я не пытаюсь доказать свою важность в происходящем, я просто хочу, чтобы Гейл понял, что я искренне хочу помочь и это не подачки, как он любит постоянно бросаться этим словом. "Не чужой ты мне, Гейл Хоторн", - даже слышу каприз в собственных мыслях. Каприз маленькой девочки.

Я обхожу Двенадцатый по самым нелюдным его местам, и по тем, где надеюсь наверняка не встретить миротворцев, но те, как кажется, теперь на каждом шагу. Раньше с этим было проще - некоторые из них покупали у добычу, что мы с Гейлом поймали в лесу, да и просто некоторые любили отшутиться, выпивая в Котле, который теперь сравняли с землей.
В конечном итоге иду по самому краю - дохожу до Луговины, где остался мой дом. Я скучаю по нему, поэтому иногда прихожу сюда, чтобы снова почувствовать что-то родное. Вспомнить папу. К дому в деревне победителей я так и не привыкла.
- Ты снова здесь, - в ответ на собственные мысли, рука тянется к холке кота, который тоже все еще не привык к деревне победителей. - Хоть что-то у нас с тобой есть общее, - треплю Лютика за холку, а тот шипит в ответ. - Прим тебя обыскалась, животина. Замерзнешь здесь один, лучше бы шел к своей хозяйке, - не знаю зачем я говорю с котом. В доме сейчас совсем пусто и тоскливо, да и как будто бы холоднее, чем на улице. Но здесь все равно уюта больше, чем в новом большом доме.
А на улице все темнее. До забора от моего старого дома недалеко, поэтому решила дойти и до ограждения. Может, убедиться, что ток так и отделяет нас от свободы? Мы с Гейлом часто видели за этим забором именно свободу, он даже сбежать когда-то предлагал. Интересно, если бы мы тогда убежали, что было бы потом? Прим пошла бы на Голодные игры? Нас бы искали миротворцы? Что? Было бы тогда лучше? Я остановилась с этими мыслями у самого забора, у которого никого сейчас не было. Снег примят возле забора, и взгляд цепляется за это.
"Гейл бы точно не пошел сюда", - он только-только начал отходить от случившегося на площади. В голову закралась дикая мысль, что это кто-то из его младших решил теперь добывать еду. "Ну нет, Гейл бы никогда им не разрешил", - отгоняю навязчивые мысли, но беспокойство все равно не отступает. 
Снова оглядываюсь по сторонам в поисках посторонних - никого. Затем осматриваюсь в поисках способа перебраться. В тот день, когда новые миротворцы пришли в наш Дистрикт, я перелазила через забор с помощью дерева - ударилась тогда сильно, правда, но зато током не ударило, так всяко лучше.
Вижу одно большое дерево, что ближе всех стоит к ограждению. Удивляюсь тому, что его до сих пор не убрали - не предусмотрительно. Подхожу к тому, еще раз оглядываясь в поисках миротворцев, а затем начинаю по нему карабкаться. Без сумки было бы гораздо удобнее, но оставлять ее по другую сторону не хочется. Можно было бы ее оставить дома с Лютиком, но эта мысль приходит, когда я уже сижу на большой широкой ветке. Высоковато для того, чтобы спрыгнуть, но не смертельно. Наверное.
Осторожно продвигаюсь по ветке вдоль нее, нависнув над забором. Упади я сейчас - привет провода. Крепче ухватилась за ствол, двигаясь дальше. Сумка в какой-то момент перевешивает на бок, и я, теряя равновесие, падаю в сторону, обхватив ветку ногами. Смотрю вниз, по сторонам - мысленно вздыхаю облегченно. Ползу еще, еще чуть-чуть. Наконец расцепляю ноги, свисаю на руках. Все равно высоковато, но выбирать больше не из чего. Мысленно отсчитываю до трех, и разжимаю пальцы.
Как и в первый такой опыт - падаю, больно ударяясь спиной о землю, так, что на секунды перед глазами темнеет и я забываю, как дышать. Перекатываюсь на бок, подгребаю к себе сумку, опираясь на ту. Пытаюсь отдышаться, затем поднимаюсь на ноги, продолжая постоянно оглядываться и осматриваться.
Дохожу так до своего дерева, где прятала лук и стрелы, достаю их. Свежие следы на снегу заметны не сразу, тем более что их успело совсем немого, но присыпать снегом, но все равно я их подмечаю в конечном итоге. Держа лук наготове, иду вдоль вытоптанной дорожки. Где-то она обрывается, превращаясь в прокатанную линию. Затем снова появляются совсем маленькие следы. Следы все больше идут к спуску вглубь леса. Опасно ведь ходить там, кому этого захотелось в такое время? В конечном итоге следы обрываются у склона. Мне стоило бы замести и мои следы, но эта мысль приходит уже после. 
Так и стою возле склона, пытаясь найти хоть что-то. Всматриваюсь вниз, там, где завалены деревья. Осторожно спускаюсь вниз, стараясь издавать как можно меньше шума. Лук держу перед собой с подготовленной стрелой. Указательный и средний пальцы держат ее, только натяни и отпусти, тем более, что чем дальше, тем больше диких зверей. Например, дикие собаки. Их нечасто увидишь, но иногда бывает, только вот к ним соваться совсем не следует, иначе ноги не унесешь. Как мы однажды убежали от них с Гейлом - для меня до сих пор загадка.
Оказавшись внизу, осматриваюсь. Вижу на склоне сломанные ветки кустов, примятую сухую листву, еле присыпанную снегом, как будто кто-то кубарем мчался вниз. Иду вдоль основания склона, но здесь только сваленные деревья, вырванные с корнем. Переступаю через одно, второе, но ничего постороннего не вижу. Никого.
"Проблем мало?" - голос в голове почему-то оказался голосом Хэймитча, и даже сейчас я отмахивалась от его нравоучений. "Я и сама знаю, что мне надо было сидеть дома и не высовываться", - даже отвечаю на этот мысленный выпад, словно процедила каждое слово. Едко так, зло, будто и правда с Хэймитчем говорила.
Слышу хруст сухой листвы за спиной, резко оборачиваюсь, выставив лук и натянув тетиву. Взгляд бегло ищет источник звука, и находит его возле ближайшего дерева. Кто-то там прятался. Будь это дикая собака, то давно бы уже набросилась, а олень меж корнями в таком маленьком пространстве и не поместится. Как и кабан или птица не стали бы там прятаться. Может, кролик, например? Но он бы уже несся быстрее отсюда. Делаю осторожные шаги, всматриваясь в это убежище из массивных корней, веток, листьев и снега.
Честно, узнав в прятавшемся там "существе" - ребенка, я растерялась. Кому понадобилось бежать в лес, если и раньше здесь были только мы с Гейлом? Это запрещено, это опасно, да это просто бессмысленно! Может кто-то бежал из другого дистрикта? Тогда этот ребенок не может быть здесь один, она бы просто не добежала. Подойдя поближе, окликнув ребенка, я еще больше растерялась, когда узнала в беглянке Пози.
- Пози, что ты здесь делаешь? - удивление и негодование смешались в голосе. - Я могла пустить стрелу в тебя, - что правда, то правда. С реакцией у меня всегда было хорошо, но после 74-х шалят нервы и воображение подкидывает ненавистные картины даже тогда, когда я бодрствую. Пози могла привидеться мне Рутой, Диадемой, Катоном - кем угодно из трибутов. Я бы пустила стрелу машинально, от испуга, просто не контролируя себя.

Отредактировано Katniss Everdeen (2016-08-16 13:40:04)

Белое снежное полотно раскинулось на многие мили вокруг, - нетронутое лесное богатство. Глаза слепило от этого сияния, а уши с наслаждением улавливали зимние лесные шорохи. Слишком много времени я провел в своем лазарете в четырех стенах в хоромах Эвердин, где все делалось для того, чтобы лишний раз не потревожить болезного пациента, так что глаза настолько привыкли к темноте, к вечно зашторенным окнам спальни, а уши, - к тихому шепоту и еле-слышному скрипу половиц в коридорах, где, должно быть, ходили на цыпочках.
Тогда время для меня словно остановилось, я не отличал день от ночи, держа веки неизменно закрытыми, когда спал, или, когда делал вид, что сплю. Мне не нужны были разговоры, достаточно было собственных мыслей, постоянно возвращающих меня то в тот самый момент, когда мы с Китнисс расстались, перед тем как я пошел продавать индейку, то на площадь, где я, привязанный, терпел один за другим удары плети. Оба этих события, произошедшие друг за другом, я мог бы изменить, если бы не действовал импульсивно и хоть на секунду остановился, чтобы немного подумать. Но я совершал ошибку за ошибкой, которые и привели меня к этой ситуации. А затем я узнал, что у моих поступков есть и другие последствия, возникшие не без участия моего брата Рори, возомнившего, что теперь глава семьи он.
К счастью, когда я достаточно окреп, чтобы за мою жизнь не приходилось беспокоиться, мне разрешили переехать к себе домой, где за мной ухаживала мать. Но выход в лес мне все равно был заказан из-за медленно заживающих ран. А также и потому, что теперь забор был действительно под напряжением.
Но сегодня утром я решил покончить с домашним арестом. Помня о том, что электричество включают только в определенные часы, я пересек забор, не думая о том, как буду выбираться назад, жадно вдыхая свежий воздух и стараясь впитать в себя прекрасную картину зимнего леса. В нашем дистрикте не очень-то много было красок. В основном все было черным, от оседающей круглый год угольной пыли. И только в лесу можно было встретить белый зимой, красный, зеленый - летом, желтый, оранжевый и коричневый, - осенью. Иногда в детстве мне нравилось думать, что это другой мир, где нет Голодных игр, но удерживать иллюзию мне удавалось недолго, а только до того момента, как я лишал жизни очередное живое существо, чтобы мать могла приготовить обед и накормить голодных детей. Ну а после того, как я встретил Китнисс, я постепенно привык к мысли о том, что лес, - это наш с ней маленький мирок, в котором мы ненадолго укрываемся от проблем. Но реальность все равно нашла бы нас, где бы мы ни прятались.
Я собирался поохотиться, вынув лук из привычного укромного места, но вскоре понял, что не могу. Сокращения мышц спины при натяжении тетивы беспокоили едва только схватившиеся раны. Так что я бросил попытки, сосредоточившись на установке ловушек. Но скоро обнаружил, что понемногу начинает темнеть. Мне нужно было вернуться домой до темноты, чтобы домашние не начали беспокоиться. Поэтому я стал продвигаться в сторону забора, тогда-то я и услышал голоса.
Практически сорвавшись с места, я взобрался на холм, за которым в низине, скрывались те, кому эти голоса принадлежали. Сверху мне было отлично видно закутанную в заснеженный шарф Китнисс, а напротив нее, - всех троих своих младших.
- Немыслимо! – произнес я, не веря своим глазам, и даже не пытаясь сдержать свое раздражение. – Как вам только в голову пришло сунуться в лес! И кто из вас додумался притащить сюда Пози? – спустившись с холма, я тотчас же подхватил шестилетнюю сестру на руки. – И это именно сейчас, когда в дистрикте комендантский час и усиленный надзор!