Я всегда больше любил зимнюю охоту, чем летнюю. Да, летом для охоты всегда были более благоприятные условия, разнообразие дичи. А еще летом природа была особенно красива: зеленые деревья, душистые травы и цветочные поляны, - словно разноцветный ковер. А пением птиц можно наслаждаться до темноты. И всегда найдутся ягоды и дикие плоды. Порой, за сбором диких слив можно было провести весь вечер, не напрягаясь и забывая о времени.
Зимой же все было иначе. Лес засыпан снегом, следы животных заметает даже легкий ветерок, а воздух разряжен и застывает в легких. Звери становятся вдвойне осторожнее, прячутся в норах, и нужно быть на две головы лучше себя летнего, чтобы принести домой добычу. Зимой все зависит только от тебя, и требуется находиться в постоянном тонусе, никогда не расслабляясь, оттачивая мастерство охотника. Именно поэтому я любил охотиться зимой, - нет времени на созерцание, есть только желание добиться цели. Все, как в жизни, - никто не принесет добычу тебе на блюде, и она сама не прилетит в руки, - только тяжелый труд поможет тебе двигаться дальше.
Рори тоже больше нравилась зимняя охота, но у него были на то свои причины. А вот Китнисс и Прим, готов поклясться, отдавали предпочтение лету. Обеих назвали в честь цветов, и они полностью оправдывали этот выбор. Другое название цветка, в честь которого получила имя Кискисс – стрелолист. Стрелы просто обязаны были стать ее главным оружием.
- Ну вот мы и пришли, - сообщил я, наклоняясь над заснеженной тропкой, на которой были едва видны следы зайца. – Тут полно хвойных деревьев, можете приступать. Китнисс, присмотришь за ними?– поинтересовался я, доставая лук и продвигаясь по тропке в поисках ускакавшего ушастого ужина.

Хорошо, что Койн разрешила нам выходить на поверхность хотя бы ненадолго, для охоты. Я понимаю, что с ее стороны это все-таки какие-то ресурсы для кухни и медицинского отделения. Даже не смотря на то, что на тыкве, которую выращивают в тринадцатом, можно вполне себе существовать, но иногда надо устроить желудку праздник, в виде кусочка мяса. Организму нужно правильно и хорошо питаться, чтобы были силы. Хотя, кто бы говорил, но только не житель одного из самых бедных районов Панема. 
Но для меня сейчас все это мелочи по сравнению просто с самой возможностью выйти на поверхность. Я привыкла постоянно видеть восходы и закаты солнца, видеть небо (я знаю, каким оно может быть приветливым, и в то же время хмурым, посылающим людям свое недовольство). Я люблю лес, люблю природу. Здесь я чувствую себя увереннее.   
Возможность выбраться на поверхность, это прежде всего возможность снова почувствовать себя хоть немного, но счастливой, сильной. Напомнить себе еще раз, зачем я вообще здесь и для чего я так рвусь в бой. Я не хочу, чтобы людям всю жизнь пришлось прятаться под землей. Я вообще не хочу, чтобы им необходимо было прятаться. Мне хочется свободы.

- Как же ты выросла, - говорю это на выдохе, совсем тихо, глядя на Прим. Когда я уходила на 74-е, она была совсем крошкой, мой маленький Утенок. А сейчас я вижу перед собой уже взрослую девушку, медицинского работника. Смешно конечно, но у детей Панема детства нет по определению, но Прим все равно очень сильно изменилась. Она стала смелее, еще серьезнее, все также сосредотачивается, когда помогает больным (я знаю, я иногда, но наблюдаю за ней, когда появляется свободная минута в моем расписании).   
Улыбаясь поправляю не тугую косу, которую заплела сестре. - Нужно идти, Рори и Гейл ждут нас наверху, а время у нас ограничено, - еще раз улыбаюсь сестре, оборачивая вокруг своей шеи теплый шарф. Закрепляю колчан, беру перчатки и лук в обе руки. Мамы в отсеке нет, она с больными весь день проводит, так что прощаемся мы только с Лютиком. Да и то, это делает всегда только Прим. Я по-прежнему недолюбливаю эту животину. И у нас по-прежнему это с ним взаимно.

Морозный воздух одновременно и обжигает легкие, и наполняет зарядом энергии. Я каждый раз подставляю лицо лучам солнца, довольно жмурясь и улыбаясь, сделав из этого какой-то знакомый только мне ритуал. В такие моменты не хочется прятаться. Хочется только довольствоваться полученным. Радуюсь, пока есть на то возможность. А жители Панема умеют видеть прекрасное даже в самом малом (и это далеко не дурацкие парики и высокотехнологичные дома, да и прочие "удобства Капитолийцев"). 
- Привет, - машу рукой, возвещая братьев Хоторн о том, что мы наконец пришли. Приветствие, конечно, относится к обоим, но смотрю я все же больше на Рори. После нашего визита в двенадцатый, отношения с Гейлом стали еще более напряженные. Да мне и самой как-то неловко смотреть ему в глаза после нашего разговора в деревне победителей. И даже тот факт, что Гейл решил пойти охотиться один, а меня оставить с Рори и Прим - тому подтверждение, отчасти.
 
Я вопросительно смотрю на Рори, когда он отвечает Гейлу, что они справятся и без сопровождения. Я, конечно, могла бы возразить, что небезопасно им одним гулять по лесу (хотя Рори предусмотрительно заметил, что все нужное они могут собрать почти возле самого входа-выхода). Затем все же перевожу взгляд на Гейла, выжидая, что он на это ответит, но тот решил просто продвигаться вперед и не терять времени. Я лишь качаю головой в ответ, снова обращаясь к Рори и Прим. 
- Я все равно буду поблизости, - убираю перчатки в карман, поправляю колчан. - Даже здесь в лесу небезопасно, да и на поверхности в целом, - последнее я добавляю более тихо, немного переменившись в голосе. Да уж, дожили, выползаем как трусливые зайцы из норы, пока никто не видит. Остается только тихо усмехнуться на всю абсурдность происходящего, и отправиться не спеша в ту же сторону, куда пошел Гейл, но взяв больше вправо. - Если что, я рядом. Держитесь все-таки выхода, если что-то случится, направляйтесь сразу туда, - говорю серьезно, да иначе и не могу. И не спеша удаляюсь в лес.

След зайца петлял, теряясь за деревьями. Я старался двигаться немного в стороне, чтобы не затоптать отпечатки заячьих лап. Хотя следы были отчетливые, и вели они явно к постоянному месту заячьей кормежки, которое я обнаружил в прошлый раз. Так что можно было не заморачиваться со следами, а сразу отправиться к тем плодовым деревьям, но я специально шел медленно, потому что знал, что Китнисс идет за мной. Я мог бы и один проверить свои ловушки и поохотиться, но раз уж она решила составить компанию мне, а не Рори с Прим, я не собирался настаивать на своем одиночестве.
Хотя она прекрасно знала, что я не в настроении из-за всего произошедшего в последние дни. Да и уж, если быть точным, в последние месяцы. Я уже давно перестал пытаться понять последовательность ее действий. Этот ее поцелуй в двенадцатом, который я должен был воспринять либо как жалость, либо как желание заменить мной Пита. Или ей вообще было не так важно, кем его заменить, потому что ночь атаки Капитолия она предпочла провести с Финником. И это после того, как я, не думая о себе, побежал в ее отсек, едва только услышал сирены. Она столько раз игнорировала свой график и учения по эвакуации, что я не был уверен, что и в тот раз она не решит бойкотировать даже такой пронзительный вой, и не лежит на кровати, накрывшись с головой подушкой. Я пришел за ней, а не за коробкой с вещами. Но она даже и этого не поняла, зациклившись на Пите, словно он был пупом Земли.
Я помнил, как она с осуждением рассказывала мне, что ее мать после смерти отца впала в жуткую депрессию, потеряв счет дням и ощущение реальности. Но разве не это же происходило с ней после того, как она потеряла своего драгоценного пекаря? Она расклеилась, когда не имела на это права. От ее матери тогда зависели жизни ее детей, а от Китнисс зависело гораздо больше жизней. И после того, как она прошла две арены, видела столько подлостей Капитолия, она все равно думала о чем-то мелком и незначительном в масштабах тысяч людских жизней и их свободы, позволила Сноу сломать себя, сделать себя слабой, а ведь именно этого он и добивался, пытаясь подвергнуть ее своим манипуляциям.
Пит Мелларк кругом только он, как будто на нем свет клином сошелся. А сколько было слов о том, что в двенадцатом она находится в постоянном страхе за родных, поэтому не может разобраться в своих чувствах ко мне. И что, если мы убежим, она сможет измениться и стать другой, и тогда мы сможем быть вместе. Ну вот, мы теперь в другом месте, а все осталось так же. Просто она сама не знала, чего хотела, или знала, но не хотела это признавать. А я всегда был и буду нужен лишь для того, чтобы вместе охотиться, спасать ее семью, спасать Пита, но недостаточно хорош для того, чтобы быть с ней рядом. На каждый мой сделанный шаг вперед я получал десять шагов назад, так что я просто устал. Мне уже казалось, что даже у совсем не похожих и не интересующихся друг другом Прим и Рори было больше шансов сойтись, чем у нас с Китнисс.
- Ну что, кузина, подстрелим по паре зайцев как в старые добрые времена, и притворимся что все как раньше? – поинтересовался я, продолжая двигаться вперед и не оборачиваясь к своей спутнице.

Мне часто хочется, чтобы все стало, как раньше. Разговоры ни о чем, пусть и редкие, но все таки  совместные прогулки, охота, тренировки. Возможность расслабиться хотя бы на минуты, перестать думать о Сноу, о революции, о планах Койн. Перестать корить себя за каждый шаг, что я сделала с момента своей первой жатвы. Мне нужно было что-то до боли родное, привычное, то, что я любила больше всего на свете. Мне нужна уверенность, что все, что я делаю, не зря. Но каждый раз приходя к Гейлу, я натыкалась на невидимую стену между нами. Впрочем, я сама ее и возвела ровно в тот момент, когда ответила на признание Гейла самой глупой фразой на свете - "я знаю".

Я постоянно цепляюсь за прошлое, все представляю, а что если бы все было иначе.. Я просто не вижу будущего, я забываю, зачем я здесь. Все мои мысли занимает лишь то, что Пит где-то там, в Капитолии, и я не знаю, что с ним. Вряд ли его приглашают на обеды к президенту. Зато я хотя бы знаю, что Пит жив, и не могу отделаться от мысли - облегчила бы смерть его страдания? Помню, в первые минуты, как только очнулась по дороге в тринадцатый, я сразу подумала, что мы попали в лапы Капитолия, нас схватили и это конец. Я хотела собственноручно убить Пита, и умереть сама, чтобы только не даться Сноу живыми. Не знаю, сколько во всем этом логики, здравого смысла, но для меня это был тогда единственный выход и другого я не находила. И надеяться сейчас, чтобы Пит был жив, насколько это позволительно? Сама того не замечая, я заставляю его страдать из-за собственного эгоизма даже в мыслях.

Я упорно стараюсь не смотреть в сторону Гейла, пытаюсь сосредоточиться на охоте. Я прошу от него невозможного, ссылаясь все на тот же собственный эгоизм. Я прошу защиты, уверенности, спокойствия, а сама не могу ничего дать взамен. Даже толком не могу ответить на его вопросы, просто потому что сама не знаю, чего хочу. Скорее даже не так - просто голова сейчас забита совершенно другим. 

Ветка щелкает под сапогом. Слова Гейла выводят меня из шаткого равновесия. Они больно бьют в живот, ставят подножку, допинывают, чтобы согнуться и скорчиться посильнее. Чтобы было больнее. Я лишь поджимаю губы, не зная, что ответить на все это. Я лишь продвигаюсь дальше, стараясь обогнать своего "кузена". Подмечаю свежий след, ускоряю шаг. Вижу мелькающий между деревьев силуэт зайца, но что-то меня тормозит. И когда я наконец спускаю тетиву, стрела чуть ли не впервые в жизни пролетает мимо, впиваясь в дерево, а по ней лишь щелкнуло ухо зайца.
- Да, Гейл, я очень хочу, чтобы все было как раньше, - я опускаю лук, прикрываю глаза. Жадно хватаю воздух, словно бы мне его не хватало до этого момента. - Но большую часть времени ты просто постоянно меня избегаешь, - я наконец смотрю на "кузена". Тот все и стоит где-то поодаль, а я словно бы говорю с пустотой. - "И имеешь на то право". Прости, я спугнула зайца, - я злюсь на Гейла, на себя, на свою собственную оплошность. Койн, конечно, сильно не расстроится, увидев нас без добычи, но мне обидно и не за это. Я подхожу к дереву, достаю стрелу, с некоторой досадой разглядываю ту. - В следующий раз буду представлять вместо зайца Сноу, тогда точно не промахнусь, - стараюсь перевести это в шутку, но смешок получается нервным, отчасти дерганным. Нужно мне было остаться с Прим и Рори.