Иногда Эддисону кажется, что он родился не в то время и не в том месте.

Первые несколько секунд он просто тупо смотрит в блокнот со своими записями, пытаясь хоть как-то вникнуть в смысл написанного. На самом деле, всматривается он так уже битых полчаса – и за все время этот увлекательный процесс не дал ровным счетом никаких результатов.
Беннетт всей своей душой ненавидит такие дни – когда внезапно и как будто бы из ниоткуда накатывает ощущение эфемерности и бессмысленности существования. Ощущение того, что кто-то по ошибке расставил совершенно не те декорации, и теперь он вынужден подстраиваться под них и пытаться каким-то образом сымпровизировать в этом своеобразном спектакле и влиться в эту атмосферу.

В общем, полнейшая гадость.
Гадость, которая совершеннейшим образом не вяжется с его основной деятельностью.

Только простому обывателю, живущему в каком-нибудь девятом или десятом дистрикте может показаться, что жители Капитолия живут словно в раю и не знают никаких горестей и печалей. В реальности же дело обстоит совершенно иначе, и каждый из этих на первый взгляд беззаботных и красочно разодетых людей хранит за душой бессчетное количество различных проблем, комплексов и неврозов. Уж кому, а самому популярному психотерапевту всея Капитолия это было доподлинно известно.

Еще живя во втором дистрикте и будучи подростком, Эдиссон (в ту пору еще Турпин) понимал, что хоть они и делят на пару с его братом-близнецом Родериком одну внешность на двоих, но стремления и мечты у них все же разные. Тот с самого детства грезил о том, чтобы стать миротворцем и бороться за справедливость и порядок. Эдди же интересовало совершенно другое – психология, изучение внутреннего мира людей и наведение порядка именно там, в их головах и душах. Он подробно изучал эту сферу, стараясь докопаться до самой  сути и собираясь в конечном итоге посвятить этому свою жизнь.
Однако родители не были в восторге от этого решения, считая, что это совершенно не то, чем Эдди стоит заниматься – слишком несерьезно, слишком непрезентабельно и вообще не стоит того, чтобы тратить на это все свое время. То ли дело Родерик, чье лишь одно стремление стать миротворцем вызывало у всех волну непреодолимой гордости.
Тем не менее, Родерик был единственным, кто относился к мечте Эддисона хоть и не в полной мере положительно, но хотя бы нейтрально. И в какой-то момент вышло так, что мнение брата стало для Эдди намного более важным и значимым, нежели мнение родителей.
И поэтому, как только Родерика направили в Капитолий служить в рядах миротворцев, он рванул вместе с ним – исполнять свою мечту.

К счастью, им обоим не вскружила голову атмосфера вечного праздника, что перманентно царила в Капитолии. Родерик довольно быстро освоился и начал свое восхождение по карьерной лестнице, а Эддисон, начав с редких психологических консультаций, в скоро времени стал известным в определенных кругах – и к нему стали обращаться не только супружеские пары, находящиеся на грани развода, но и люди довольно известные в Капитолии и за его пределами.
А уже впоследствии Эддисон, взявший псевдоним Беннетт (отчего Родерик поначалу был далеко не в восторге, но затем все же, скрепя сердце, смирился), сумел раскрутиться настолько, что написал несколько книг по психологии, открыл свою собственную клинику и даже некоторое время выступал на местном телевидении со своей передачей.

Тем не менее, в определенные редкие моменты ощущение ненастоящности происходящего и невыносимой тщетности бытия все еще накатывает непреодолимой волной. Он пытался анализировать первопричины этой странной проблемы, но все эти тщетные попытки в конечном счете ни к чему не привели.
Сапожник без сапог, воистину.

Эддисон устало трет переносицу и снова опускает взгляд на свои записи, в стотысячный раз читая последнюю строчку.

Эффи Т. – 2:45pm

Он обращает свое внимание на часы над электронным камином – посетительница опаздывает уже на семь минут и восемнадцать секунд.
А затем – как будто бы по команде – раздается стук в дверь.

Стук в дверь вырывает доктора Беннетта из какого-то вязкого состояния полузабытья и инертности, в котором он пребывает вот уже добрую половину дня. Эддисон поднимает голову от записей и с легкой улыбкой кивает в ответ на извинения мисс Тринкет.
Все, как и всегда, вот уже на протяжении нескольких месяцев. Эффи – одна из его постоянных посетительниц. Именно «посетительница» – потому что назвать ее «пациенткой» как-то не особо поворачивается язык. С самого первого их сеанса было понятно, что девушка ищет не столько психотерапевта в его полном понимании и значении, сколько человека, который бы смог молча выслушать ее проблемы и, при надобности, помочь найти пути их решения и дать совет. Эддисон в какой-то степени сумел практически с первого взгляда разглядеть Тринкет насквозь, при этом не запутавшись по пути в этих ярких блестках, нарядах и прочих атрибутах, которые были привычными для жителей Капитолия.

Весь этот кричащий цветастый образ, несомненно, привлекает к себе внимание – однако Беннетт может практически с твердой уверенностью сказать, что для большинства жителей Капитолия подобные наряды служат ничем иным, как обычными масками. Масками, разукрашенными в яркие цвета, присыпанными блестками и задекорированными перьями – но все же масками, которые надежно скрывают от окружающих то, что творится внутри на самом деле. Очарованные привлекательным, а подчас даже шокирующим экстерьером, люди не задумываются (либо же попросту забывают) о том, что под этой оболочкой существуют реальные человеческие чувства и эмоции.
Порой выходит и так, что в погоне за модой и стремлением приукрасить себя еще сильнее, люди сами забывают о том, что способны что-либо чувствовать и испытывать те или иные эмоции. Они упорно задавливают в себе это – и в конечном итоге все это задавленное медленно, но верно накапливается, чтобы по прошествии некоторого времени почти в буквальном смысле разорвать своего обладателя на части, оставляя соленый привкус слез, надломленную психику и лопнувшие нервы…

– Знаете, что… – задумчиво начинает Эдди, пролистывая записи с прошлого сеанса. Однако взгляд натыкается только на какие-то бессмысленные и бессвязные заметки, непонятные загогулины на полях, попытки нарисовать енота… Беннетт вздыхает и устало потирает переносицу, зажмуриваясь на несколько секунд. Судя по всему, в прошлый раз он несколько… отвлекся, вслушиваясь в увлекательный рассказ мисс Тринкет. Чудовищный непрофессионализм с его стороны, но, кажется, именно в тот раз он перед этим не спал целую ночь, зачитавшись одной занятной статьей в журнале, а потом еще одной и еще…

Вздохнув, Эддисон взлохмачивает волосы на затылке, а затем вдруг резко подрывается со своего кресла, чтобы начать вышагивать по кабинету – в моменты сосредоточенности и задумчивости он редко может усидеть на одном месте.

– Эффи, вот вы упомянули об этих играх. Голодных играх… – пробормотав себе под нос, он останавливается возле камина и разворачивается лицом к девушке, скрестив руки на груди. Склонив голову чуть вбок, несколько секунд Эддисон скользит внимательным взглядом по лицу Тринкет – словно пытаясь таким образом пробраться в ее голову, вползти в ее подсознание проворным спрутом и как следует покопаться там. – Да и до этого, на предыдущих сеансах вы часто упоминали о них. Как мне удалось заключить, исходя из ваших слов, значительная часть стресса вызвана именно ими – да вы и сами не раз приходили к такому выводу… Но если вас настолько не устраивает ваша нынешняя деятельность, не проще ли избавиться от того, что вызывает такой огромной поток стресса? Вы никогда не задумывались о том, чтобы заняться чем-то, что не выматывало бы вас настолько сильно?

Пожалуй, не найдется такого человека, который бы не знал, что такое Голодные Игры. Как и не было семьи, чей ребенок не находился под угрозой быть однажды выбранным в качестве участника.
Эддисон еще в детстве не понимал смысла всего этого и почему люди до сих пор обязаны расплачиваться за то, что когда-то давно все дистрикты ополчились против Капитолия. И с каждым прожитым годом осознание этой обреченности и невозможности что-либо сделать, чтобы прекратить все это, медленно прогрызало в нем дыру.