[эмоции человека — дар от наших животных предков; жестокость это дар, который люди приобрели сами]
▲ Действующие лица:
Will Graham & Hannibal Lecter
▲ Время и место:
Вулф Трап, Виргиния // Балтимор, Мэриленд
▲ Краткое описание событий:
— Наш друг Уилл сегодня не в себе.
— На него влияет то, что было до ФБР. Ему нужен якорь, Джек.Джек Кроуфорд просит одолжить Уилла Грэма своё «воображение» ради раскрытия преступления.
Джек Кроуфорд обещает, что не даст Уиллу подойти слишком близко.
И Уилл, по началу, не признаёт манипуляций: «Меня никто не гнал туда», но.[истина — это тонкая грань между отрицанием ужасного и полного его признания]
▲ Дополнительная информация:
[cложно быть с другим, если ты заперт в своей голове]
Fragilità.
Страница: 1
Сообщений 1 страница 7 из 7
Поделиться12016-06-16 17:48:44
Поделиться22016-06-16 20:25:36
Уилл потряс головой и пару раз моргнул в слабой надежде на то, что реальность изменится и отразит его ожидания, но освещенная закатным солнцем балтиморская улица упорно не желала трансформироваться ни во что более приемлемое. Если бы не руль, на котором всё еще лежали его пальцы (и, если вдуматься, вся остальная машина, в которой он сидел), Уилл был бы склонен принять свое незапланированное появление рядом с офисом доктора Лектера за новый приступ лунатизма - мало ли чего можно ожидать от своего тела и подсознания, последнее время подбрасывавших одну неприятность за другой? Однако разум, справившись с первым шоком и затолкав подальше подступающую панику, предложил сравнительно более разумное объяснение.
Дорога домой после того, как очередное дело закрыто, всегда была для Уилла самым беспокойным временем: те часы, которые в других обстоятельствах он проводил со сравнительной пользой, анализируя улики и собственные впечатления о местах преступлений, неизбежно заставляли память раз за разом прокручивать уже ненужные образы, обрывки версий и разговоров, добавляя и без того мерзким картинам налет гротеска, стирающего границу между реальностью и болезненными фантазиями психопатов, в чьё сознание Уилл вынужден был погружаться. И вот чего Уилл точно не хотел, так это добавить в копилку являющихся ему призраков Эллиота Будиша, который донимал бы его предложениями вытащить наружу зло, прячущееся внутри. Нет уж, спасибо, ему хватало и того, что забиралось внутрь снаружи.
К несчастью, отвлечься от оставшейся в прошлом череды преступлений мечтами о будничных делах, ожидающих его дома, на этот раз не получалось, потому что следующими в очереди, требующей его обязательного внимания, толкались мысли о разговорах с Джеком и - по соседству с ними, перемешиваясь и сливаясь - мысли о разговорах о Джеке с доктором Лектером. И в каждом из них воображение - то самое излишне активное воображение, которое Кроуфорд находил полезным, а доктор - любопытным - подкидывало множество альтернативных вариантов, которые, вполне возможно, доставили бы Уиллу больше удовольствия, хоть и не особенно помогли бы ситуации в целом.
Чего бы стоило одно только обострение конфликта с Джеком тогда, в переулке, под "сенью" очередного ангела! Под эхо джековского рёва закалённые следователи и судмедэксперты разбежались, как потревоженные тараканы, и Уилла на мгновение охватила презрительная злость на человека, считающего запугивание подходящей тактикой поддержания авторитета. Как легко было бы сказать: "Да, Джек, ты услышал именно это. И я много чего еще могу тебе сказать о твоем стиле работы, даже не пользуясь своим "даром" для того, чтобы покопаться у тебя в голове"! Возможно, стой он тогда на своем, Уиллу удалось бы сходу добиться прекращения сотрудничества с ФБР - жаль, что в тот момент он еще не был готов признать, насколько разрушительно эта работа сказывается на его психике. Пожалуй, и в последнем разговоре с Кроуфордом не стоило так просто поддаваться; распознать вопиющую манипуляцию в его заявлении смог бы не только сам Грэм, но и самый последний из его студентов; и не выпустить потоком обвинений теплящееся в груди раздражение стоило ему определенных усилий.
Интересно, что сказал бы доктор Лектер, узнай он об этих примерах "сотрудничества"? Воображение и здесь без труда предлагало варианты, благо, отношение доброго доктора к "эксплуатации" было им четко обозначено еще в их прошлую встречу.
Сейчас, глядя на фасад дома, где психиатр проводил свои сеансы, Уилл всё больше понимал, что клубок раздражения, усталости и обиды указал его подсознанию путь к порогу того, кто непременно встанет в этой ситуации на его сторону - хотя бы потому, что к этому его обязывает врачебная этика. (И, может быть, - нашептывал еле слышный голосок, - здесь можно рассчитывать и на небольшую долю простого человеческого сочувствия).
Но подсознание подсознанием, а ябедничать своему психиатру на своего босса - занятие, больше подходящее для детского сада. Кроме того, доктор Лектер едва ли будет рад еще одному визиту во внеурочное время, тем более, что сейчас он, скорее всего, занят проблемами других своих пациентов. Самым разумным, что Уилл мог сейчас сделать, было завести машину и наконец-то доехать домой, погулять со своими собаками, поужинать и лечь спать. Назавтра, несомненно, размолвка с Кроуфордом уже не будет казаться такой уж вопиюще болезненной; а когда подойдет время следующего визита к Лектеру, о ней вообще уже и не будет повода вспомнить...
Тем не менее, рука, всё еще лежащая на руле, не спешила тянуться к ключу зажигания. Уилл осуждающе уставился на свои пальцы, смутно надеясь на то, что вселенная подкинет ему выход из этого пата самому себе.
Поделиться32016-06-25 17:45:35
Из всех эпох, лучше всего Ганнибала характеризовала Эпоха Возрождения.
Светский характер культуры и особый интерес к культурному наследию античности.
Присущее античности ощущение неизбежности [ананке], что властвую над жизнью и делает невозможностью противостоять року. Не смирение, но принятие. Не пассивность, но – действия.
Трагизм мироощущения, что следует за ощущением роковой зависимостью. Но является обратной стороной гармоничной «апполонической» культуры, где преобладают ясность и гармония.
Званные ужины, что устраивает Лектер у себя дома – точно отражение праздничности и зрелищ, посвящённых Богам.
Не празднества грубого Рима, но – утончённой Греции; той, что является колыбелью всей культуры и цивилизации. Мудрой, с тонким чутьём меры и ясным сознанием своих эстетических намерений.
Антроцентризм [сильнейший и необычайный интерес к человеку, к его деятельности], когда тело – основное начало воодушевления, предмет исследования ни одного великого ума. Когда образность уходит на второй план, уступая место действительности.
Игра теней и света в искусстве. Тщательность работы и сложные композиции, позы.
Мощнейшая идеология, что вдыхает жизнь в работу, в полотна и скульптуры.
Ощущение целостности и стройной закономерности мироздания.
Человек, сотворённый по образу и подобию Бога. Его безграничные возможности воли и разума.
И разум – вот что интересует больше всего; вот что привлекает и приковывает к себе взгляд. Заставляет смотреть глубже и внимательнее.
Заурядность же вызывает – пренебрежение.
Разум Уилла Грэма был не-заурядным. То, как он видел мир – дар, что не смог оставить равнодушным даже Ганнибала. Приятно встретить того, кто может посмотреть на мир твоими глазами. Уилл – мог.
Совершенно другой и не-похожий, но заглядывая в глаза – так просто увидеть вязкую и столь знакомую темноту на самой глубине; затаённая, она лишь всплесками даёт о себе знать, отравляет кровь в чужих венах не-заметно, но упрямо и настойчиво.
В отношении Ганнибала к Уиллу нет пренебрежения. Заинтересованность и увлечённость.
Уилл выбивается из стада.
И Ганнибал на самом деле хотел бы его на своей стороне, пусть и не в роли мангуста, что защищал бы дом от ядовитых змей.
И губы дрогнут в неясной улыбке, когда взглядом выхватывает всполох света, разрывающий темноту безжалостно. Он уже знает – чувствует – кто это, он знает это ещё до того, как подходит к окну, чтобы убедиться наверняка.
Второй визит за день – это тугим удовлетворением в груди, теплом.
Накидывает халат, прежде чем выйти из дому. Нет ничего зазорного в том, чтобы показать дорогу, придать немного уверенности заблудшему оленёнку.
Глухой стук от костяшек пальцев по стеклу, наклоняется, заглядывая в салон машины.
– Я ведь вам говорил, Уилл, – мягким укором, строго выдержанной доброжелательностью в голосе, – вы можете приходить в любое время: часы приёмов для пациентов, а вы – мой друг, – «друг»; правильнее было бы сказать, что они где-то на границе между отношениями пациента с психиатром и тем, с кем можно просто поговорить.
Отредактировано Hannibal Lecter (2016-06-25 17:57:01)
Поделиться42016-06-30 01:04:39
Правильно говорят: опасайтесь исполнения своих желаний. Вселенная на диво быстро откликнулась на невысказанную просьбу, почему-то решив воспользоваться девизом "если Магомет не идет к горе, то гора, обрядившись в халат ничуть не менее вычурный, чем обычные костюмы, выйдет встретить Магомета у его машины". Вопрос о том, можно ли отвлечь доктора Лектера от его дел, снялся зам собой, зато появился новый - и гораздо более затруднительный - как объяснить ему свое появление. Стоит ли говорить, что Уилл за то недолгое время, что просидел в машине, ни на мгновение всерьез не задумался о том, что именно скажет своему психотерапевту в том маловероятном случае, если действительно наберётся смелости постучать в его дверь?
- Мой опыт дружбы довольно скуден, - пробормотал он, выглядывая из окна и останавливая взгляд где-то в районе покрытого едва заметной светлой щетиной подбородка, - но, насколько я знаю, даже закадычным друзьям не стоит слишком часто злоупотреблять гостеприимством, тем более, являясь без предварительной договорённости.
Уилл вздохнул. Шутки шутками, но оставлять собеседника без объяснений сейчас, когда тот уже сделал шаг навстречу, тоже казалось крайне невежливым. К сожалению, хвалёная фантазия почему-то не спешила предлагать приемлемое объяснение того, зачем Уилл караулит доктора под дверью. В каком-то смысле приступ лунатизма был бы предпочтительнее нынешней ситуации (...хотя, мало ли какие выводы может сделать психиатр, ориентируясь на конечную цель движения бессознательного тела?). Никаких срочных дел к Лектеру у Уилла, разумеется, не было, и состряпать правдоподобную ложь за пару секунд было выше его сил. С другой стороны, насколько глупо он будет выглядеть, если скажет, что его привело сюда желание послушать, как кто-то ругает Кроуфорда?
- Простите, я не собирался вам мешать, - нахмурился Уилл. Мысль о том, что он будет своими мелочами отнимать у доктора Лектера личное время, еще больше утвердила его в решении как можно быстрее выпутаться из неудобного положения и уехать. - Я просто задумался и свернул не туда... - он неловко улыбнулся и продолжил с вопросительной интонацией, - ...несколько раз, наверное? - Нда, версия звучала идиотски даже для его ушей. - Дело ангелотворца закрыто, - посчитал нужным добавить он, - так что в ближайшее время срочная консультация психиатра мне не понадобится; если, конечно, Кроуфорд не выкопает откуда-нибудь за следующую пару дней нового маньяка.
О том, насколько двусмысленно (и раздраженно) прозвучала фраза, Уилл задумался, еще не договорив ее до конца. Если работа будет продолжаться в том же духе, помощь психиатра вполне может потребоваться ему лично - дядя Джек без зазрения совести доведет его до психушки и даже там, наверное, не отстанет, если будет считать, что с его помощью сможет поймать очередного убийцу.
Поделиться52016-07-22 18:37:51
Уильям сам — точно щенок потерянный, заблудший. Ведомый инстинктам, растерянный, когда — понимает; но не знает что делать с полученным итогом. Тычется мокрым носом в ладонь, но — настороженный, поджимает уши и хвост, готовый тот час же оскалиться, сделать несколько шагов назад, ощерившись.
Ганнибал не любит животных в своём доме. От них шум, беспорядок и грязь. Не-спокойствие. А Ганнибал ценил — порядок. Порой излишне педантичный: всё должно быть на своём месте и даже малейший не-порядок, лишний источник шума — до скрежета зубов; раздражением на кончиках пальцев.
Но Уильям был уникальным. И это перекрывало всё. Уильяму можно было простить — всё. И этого потерянного и дикого он готов впустить в свой дом; отмыть и накормить. Слушать внимательно, наблюдать — внимательно. Не скрывая интереса, но и не выказывая ярко собственных намерений — это было бы слишком вульгарно.
И он улыбается тонко, но дружелюбно-сдержанно. Убирает одну руку в карман халата, едва заметно поёжившись от сильного ветра не-ласкового. Слушает, не перебивая, давая выговориться, собраться с мыслями.
— Вы слишком много думаете, Уилл, — с мягким укором замечает, но говорит уверенно и твёрдо. Взглядом скользит по чужому лицу: не выспавшийся и уставший. Порой он думает, что Уилл намеренно изводит себя и изматывает, не жалеет совершенно — не принимая до конца, отрицая самого себя же; запирая. И Ганнибалу хочется, нестерпимо хочется знать — что там, за этим взглядом и в груди скрывается. Что таится за каждым биением сердца, тщательно спрятанное даже от собственных взгляда-мыслей.
[Иногда ему хочется взять скальпель в руки и точным, выверенным движением вспороть грудную клетку, раздвинуть рёбра; снять скальп, заглядывая — глубже: в этом акте есть нечто большее, интимное]
Иногда он видит в нём — себя. И это приковывает, заставляет смотреть внимательнее и глубже. И Ганнибалу не нужно разрешение [ему в голову не придёт спросить — да и что может быть более нелепым?] чтобы узнать это: терпеливо, шаг за шагом, обнажая, позволяет расправить крылья чужим демонам — направляет к этому.
— Неприлично заставлять друга стоять на холоде ночью, — и в этом — нотка не-серьёзности; отходит в сторону, чтобы не мешать, когда Уилл будет выходить [не сомневается в том, что — выйдет] — ты всегда желанный гость в этом доме, Уилл, прошу — не забывай об этом, — полу улыбка, — и раздели со мной кружку горячего чая: в тепле любая беседа идёт лучше.
___________
— Оставайтесь сегодня у меня, — и это уже непринуждённо, когда ставит кружку из тонкого фарфора [без лишних, вычурных узоров — чистого, белого цвета] перед ним, — вам нужен отдых, Уилл, а не долгая ночная дорога, — разливает чай, с глухим стуком ставит заварной чайник на столешницу и поднимает на него взгляд, — то, что в столь позднее время ты сейчас стоишь перед мной, Уилл, говорит о том, что начальник из Джека не самый внимательный, — спокойно заметил, размешивая сахар и откладывая — после — чайную ложку на блюдце, — так умело и в чём-то агрессивно, — короткая, едва ощутимая полу-улыбка самыми уголками губ, — отстаивая свои границы — ты совершенно беспомощен перед ним.
Поделиться62016-07-31 17:34:15
Уилл криво и слегка неловко усмехнулся, услышав обвинение в слишком-много-думанье. Разве не за это платит ему ФБР - за умение думать? (Правда, стоит уточнить, что не думать просто так, а мыслить подобно преступникам, которых он должен ловить). Да и сам доктор, в сущности, не устаёт интересоваться ходом его мыслей, только разбавляет свое любопытство коронным психиатрическим "и что вы по этому поводу чувствуете?".
Приглашение выпить чаю Грэм принял с фатализмом обречённого. Если отбросить рассуждения о характерном дружеском поведении и безусловном гостеприимстве, ему было бы куда уютнее, если бы добрый доктор сделал вид, что не заметил появления своего самого проблематичного пациента, позволив ему тихо посидеть с заглушённым мотором, а потом так же тихо завести машину и уехать. Его рабочие проблемы были не из тех, от которых поможет чашка чая - тут больше подойдет бутылка чего-нибудь по-крепче, если доктор догадается предложить? - а конфликты с начальством, в отличие от затрагивающих только его собственную психику внутриличностных конфликтов, Уилл предпочёл бы не вытаскивать на всеобщее обозрение.
Может, доктор Лектер, воспользовавшись своими, несомненно, внушительными талантами в психиатрии, догадается не спрашивать об этом и ограничится разговорами о погоде?
Робким надеждам Грэма предсказуемо не суждено было сбыться. Нельзя сказать, что он был сильно этим удивлён: последнее время Лектер с незавидной регулярностью подводил разговор к тому, насколько пренебрежительно относится Кроуфорд к состоянию своего ловца монстров. Странным было лишь то, что на этот раз доктор заявил об этом так прямолинейно, без вводных слов и экивоков; и пусть Уилл сам был далеко не в восторге от поведения Джека, протест сорвался с губ автоматически.
- Я ценю вашу заботу, доктор, - нахмурился Грэм, игнорируя предложенную ему чашку, - но не стоит представлять меня совсем уж беспомощным щенком, которому требуется защита от злого хозяина. Мне знакомо это чувство, - добавил он чуть более раздражённо, - и, поверьте, оно не унизительно только для собаки. Вы хотите оставить меня на ночь? Что дальше? Может, искупаете и дадите погрызть самую вкусную косточку? - взгляд Уилла многозначительно скользнул по тонкому фарфору чашки.
Поделиться72016-08-11 23:28:50
Уильям — драгоценная жертва.
Это могло было быть данью, подношением Богам. Но Ганнибал эгоистичен, не готов [не хочет] делить его ни с кем. Но Ганнибал точно паук, что плетёт свою паутину: выстраивает каркас, терпеливо соединяет нити друг с другом, накладывает спираль одну за другой; прочная и запутанная — он не жалеет времени, он умеет ждать, выжидать, тщательно продумывая каждый шаг. Он направляет Уилла, вкрадчиво нашёптывая.
Уильям — Грешник, что мог бы быть возведён в ранг Святых.
Убивает себя ради дела. Дела, что стало аляпистым пятном в пасмурной, бесцветной повседневности: красное разбавляет серое, делая сны ещё более беспокойными.
Спасает других, не щадя себя, но получая в награду, благодарность — кошмары.
Спасает других, потому что — может. Потому что это «может» подпитывается виной и холодным, жёстким укором: «Когда будет следующий труп — виноват будешь ты. Ты: ведь ты мог бы помочь. Ведь ты — чувствуешь-видишь.»
Психика, доведённая до состояния депривации, что приводит к фрустрации, вызывая агрессию, провоцируя тревогу. Приводя — к появлению защитных реакций.
Психика, что пытается защитить себя как только может от грязной, отвратительной реальности; беспомощная и ломанная, возводит одну стену за другой.
И Ганнибал никак не реагирует на чужую агрессию, только опускает быстрый взгляд на кружку, а после снова смотрит внимательно на Уилла, обдумывая. Да, чай — не то, что сможет согреть сейчас.
[Ганнибал думает, что хочет именно этого, чтобы Уилл приходил к нему — сам. Не вынужденно, не по работе; как друг? Нет, «друг» недостаточно полное слово, что могло бы описать кем он хотел бы видеть Уилла рядом с собой.]
Тянет одну нить за другой. Где-то тонкую, едва ли заметную. Где-то — откровенно, почти грубо в своей прямолинейности намерений. Я буду откровенен с тобой Уильям. Это — моё подношение тебе.
Ганнибал готов зайти далеко, не чувствует граней — их просто нет. С лёгкостью переступит одну за другой, разрушая все привычные понятия о дружбе и близости, клеймя, выжигая собственное имя в чужом сознании.
[Когда-нибудь ты поймёшь, Уилл, возможно не сейчас, со временем, что нет большего откровения, нет большего доверия и ожиданий; пагубных и губительных, но.]
Ганнибал убирает нетронутую кружку с чаем — на место ставит коньячный бокал.
— Метакса — греческий алкогольный напиток. Практически, это смесь вина и коньяка, — глубокий цвет красного дерева с золотым отливом наполняет бокал на два пальца.
Дух порта и очень выдержанного вина. Насыщенный аромат дуба и леса; горькая кожура апельсина и сухие фрукты.
— Изысканный вкус высушенного на солнце винограда, корицы и гвоздики, с ароматами белого перца и угадываемыми нотами ванили, — лёд не добавляет, зная, что тот пагубно влияет на аромат, — долгое послевкусие с нотами миндаля, кофе мокко, сухофруктов и сладкими специями, — оставляет бутылку в сторону и снова поднимает взгляд на Уилла.
— Это поможет вам расслабиться и снять напряжение, — объясняет; и, вероятно, стоило сразу так сделать, учитывая, что напряжения этого в нём через край, но.
— Я не твой хозяин, Уилл, — смотрит прямо, — и не хочу им быть, — говорит спокойно, точно соблюдая грань между непринужденностью и сдержанностью в голосе. Никак не реагирует на чужой выпад, не дрогнет ни один мускул, не меняется в выражении лица, — подобные отношения мне претят — они слишком однобоки, — нет не власть над ним ему нужна, совершенно точно не такая, — я никогда не считал вас беспомощным, — губы дрогнут в неясной улыбке, когда вспоминает собственное сравнение с мангустом, — ваше смирение рядом с Джеком скорее появление высоко развитых моральных принципов, — принципов, которых Ганнибалу хотелось сломить, хотелось знать [нет — видеть] что за ними, что они прячут, скрывают, — способности слишком хорошо чувствовать других, слишком много видеть, слишком хорошо — понимать.
— Вы не беспомощны, Уилл. Но вы заблудились и устали. А я не приучить вас хочу, — «п р и у ч и т ь» — грубо и пошло. Не в этом раз. Не с ним.
Ему не нужен был послушный пёс, что выполнял бы любой приказ, радостно вилял бы хвостом при виде хозяина. Ему нужен был — Уилл. Но позволивший себе быть «не-правильным». Позволивший себе больше свободы, даже если эта свобода перечит всем нормам. Особенно если так. Он не видит в нём беспомощного щенка, пса — он видит в нём себе равного [иногда — отражение самого себя]. И это приковывает к себе взгляд, заставляет смотреть внимательнее, действовать — решительнее. Он готов сломать его, всего, до самого основания; сломить. И то будет величайшим даром, подарком — возможностью выстроить себя заново, узнать себя заново, лучше. Прочнее и увереннее встать на ноги.
— Я подставляю в плечо, на которое вы можете опереться в трудной ситуации. Предлагаю поддержку. Вы — вольны отказаться от этого.
Агрессия ожидаема. Агрессия — естественна. Одна из защит, порождение усталости. Нервная система встревоженная, беспокойная; затравленная кошмарами во снах и наяву.
— Джек — манипулятор. Хороший, но грубый: результат оправдывает средства. Вам же не повезло иметь хорошо развитое чувство долга и ответственности.
Страница: 1
