Белым лебедем, черный барон, не взлететь тебе, и не мечтай.
То ли крылья подрезаны, то ли и вовсе не птица.
Скалит зубы душа твоя, черный барон. И уже никогда
В небеса тебе не возвратиться.

Тому, кто никогда не терял близких, трудно понять то всепоглощающее чувство пустоты внутри себя, когда твоя душа разрывается от боли на части, а сердце то и дело пропускает удары. Ещё тяжелее осознавать, что ты не в силах повлиять на решение, не в силах вернуть всё вспять. Ты не можешь встать и развернуть время. Даже Богу не подвластны игры со временем, куда уж им, простым архангелам?
Первыми эту весть узнали они, четверо его приближённых детей, которые были его ушами, глазами, его волей и его руками. Он создал их, Отец сотворил весь этот мир, подарил им смысл и только что… отнял его. Исчез. Без следа, ушёл, не сказав ни слова. Просто в один момент его не стало и… в этот же миг мир опустел. Каждый ангел почувствовал гнетущую пустоту внутри себя, отчаяние и одиночество. Как позже окажется, одиночество – это самое страшное чувство для ангела, оно ведёт к необдуманным решениям, катастрофам, к безумию. Это съедающее изнутри чувство, как ржавчина, разрушает душу и выжигает фундамент, на котором строится личность.
Людям принять подобную данность было легче. Они ничего не знали, не ведали. Они даже не ощутили бы и не задумались о том, что их мир, вся их жизнь в какой-то момент перестала иметь значение. Они все обречены, брошены их же Отцом. Что для людей Бог? Это маяк, символ, к которому стремятся, это столп, на котором держится всё. По крайней мере так было когда-то, но что же мы видим сейчас? Люди не верят в бога, не верят в себя, они ни во что не верят. Человечество утратило способность чувствовать, познавать. С верой человечество потеряло способность любить. Вокруг мир полный лжи, корысти… Мир полный разрушения. И Бог отвернулся от своих созданий, от своих лучших творений, как он считал и просто ушёл. И вместе с людьми он бросил ангелов, для которых его потеря была невыносимой печатью. Как им теперь справляться с этим, как жить? Что делать? Нет, сил не было даже на то, чтобы задаться этими вопросами. Только боль, всепоглощающая пустота, которая окутывает до звона в ушах, обволакивает и … не, это не только его боль, но и боль его брата-близнеца, который, не выдержав натиска обуревающих его чувств, распахнул крылья и сиганул вниз.
«Брат мой… это не поможет. Нам уже ничто не поможет», - им двоим было в каком-то плане проще пережить это, поскольку они друг у друга остались. Близнецы, сотворённые в единый момент, братья, которые дышат, как один, чувствуют друг друга, смотрят в одном направлении, пусть и с разными мотивами. Всегда рядом и вместе, во все времена. Во все моменты, радостные ли или тяжёлые.
Архангел Гавриил даже не раздумывает. Мощные чёрные крылья раскрываются за его спиной и спустя мгновения уже подхватывают холодный поток воздуха, который обволакивает и затягивает. Чувство полёта незаменимо для ангелов, оно – это часть их жизни, часть их сущности, которой они награждены рукой того, кто только что отвернулся от них. Чем они заслужили такое предательство от Отца? В этот раз не радует даже чувство полёта.
Не успела пыль осесть от приземления одного архангела, как её подняли крылья второго, опустившегося рядом. Гавриил молча подошёл к брату и встал рядом, всматриваясь вниз. Туда, где у подножия этой горы лежал город, где люди сновали в нём туда-сюда, обременённые своими проблемами, своей жизнью. И почти все из них были ведомы низменными желаниями, грехами. Даже в таком небольшом городке почти не осталось чистых душ.
- Пошли вниз, - поддерживающе похлопав брата по плечу, Гавриил первым начал спуск, не используя крылья. О многом надо было подумать, переварить и принять. Но главное – рядом друг с другом. Сейчас им стоит сесть в каком-нибудь укромном месте и… трудно сказать, что дальше. Гавриилу было непривычно ощущать такую бурю эмоций и растерянности от брата. Из них двоих самым эмоциональным всегда был он, а сейчас, казалось, они поменялись местами. Или же нет? Его собственная душа трещала по швам, грозя вот-вот надломиться, как… как печать, покоящаяся в кармане его плаща.
Перед уходом отец всем им раздал дары, о которых никто не задумался накануне. А теперь это всё складывалось из разбитой мозаики в картину. Безрадостную, стоит отметить. Гавриил пока знал лишь то, что Михаилу достались странные знаки, Уриэль – апокрифы, Рафаэль – пророчество, а ему… достался самый сильный и страшный дар – печать, о котором еще не знал ни один из ангелов, даже его брат. Необычная печать со счастливым номером семь – печать Апокалипсиса. Такая Сила в его руках. Зачем? Сейчас тяжело даже гадать.
Споткнувшись уже у самого подножия горы и чуть не пропахав носом землю, Гавриил с чувством пнул ни в чём не повинный булыжник, валяющийся рядом, который от мощного удара рассыпался мелкой крошкой. 
- Даже ангелы спотыкаются, когда их вера пошатнулась. Что теперь будет с миром? – он не выдерживает, и говорит это вслух. Слишком тяжело, больно. Ему не подвластно держать себя в руках так, как это обычно делает Михаил. Он просто не может иначе. Особенно когда рядом ощущает, как страдает брат.

Даже когда рушится весь мир вокруг, даже когда Бог отворачивается от людей и всё сущее бросается на произвол судьбы, обречённое медленно вымирать в муках, что-то остаётся неизменным, а именно – поддержка брата. Как бы плохо всегда не было, как бы не оступался на своём пути Гавриил, Михаил всегда был рядом и поддерживал в нужный момент, ровно так же, как и Гавриил всегда был готов поддержать близнеца. И даже когда весь мир будет на грани гибели, Гавриил знал, что всегда может положиться на брата. Их собственный мир разрушится только тогда, когда умрёт один из них. Но этому не бывать, ведь они – сильнейшие из архангелов, потому что вместе, потому что всегда вдвоём. Трудно победить тех, кто чувствует и мыслит едино, и клинок одного является продолжением клинков другого.
И даже если спотыкается один, второй тут же поддержит, едва заметно насмешливо улыбнувшись и положив сильную руку на плечо или шею. Вот как сейчас. Гавриил даже представить не может, что всё однажды может измениться, и они будут стоять не спина к спине, а лицом к лицу, обнажив клинки.
- Не говори ерунды, я просто … задумался, - Гавриил отмахивается от его рассуждений, по привычке недовольно сдвигая брови, но затем в поддержку улыбается, положив руку на плечо брата в немой поддержке. Как ему хочется сказать, что всё буде хорошо, что они найдут выход. Вот только чтобы такое говорить, нужно самому верить. А он не верит. Не понимает, не верит и вопреки всему внутри зреет... обида и злость. На отца, на этот мир, на людей.
И Михаил словно читая его мысли, делает два шага вперёд и начинает рассуждать. Говорить то, что хотел бы ему сказать Гавриил. И выгораживать Их, людей. Как он может после такого верить в людей? Как можно вообще надеяться, что ради них Отец вернётся?
И в какой-то момент на него нисходит озарение.
«Это Они виноваты. Отец ушёл из-за людей», - и эта теория кажется настолько правильной, верной и единственной возможной, что она сразу же заполняет собой всё его скорбящее сердце. Гавриил давно потерял веру в людей, слишком давно. Он поддерживал их, он был их ангелом-хранителем, вестником. Он всегда приносил на землю самые хорошие, самые волшебные и чудесные вести, передавая Слово отца. Подобно брату, который был рукой отца, его Мечом, Гавриил был Словом отца, его волей. Но однажды всё изменилось. Люди нередко оскверняли идеальные замыслы отца, растаптывали его планы, уничтожали всю работу. А однажды алчность, жестокость и трусость людей лишила Гавриила его сына, его маленького мальчика, который был добрым, смелым, милосердным мальчиком, с великой судьбой. Он должен был привести избранный народ к спасению. Но алчность людей уничтожила это спасение. Как и уничтожило веру своего архангела в них. В тот день их хранитель отвернулся от Иерусалима и его народа, потеряв веру в человечество. Брат говорил, что время излечит всё. Но время не излечило, и рубцы на сердце болели так же сильно, как и прежде. И теперь… теперь Отец сам отвернулся от них, Создатель ушёл от своего главного творения, разочаровавшись в них. Почему же Михаил не видит этого? Почему он продолжает верить в людей? Или же нет? Душу брата тяготеют сомнения. Даже он ощущает это. От Гавриила не ускальзывает ни опущенный взгляд, ни неуверенный тон. Да ему и не нужны эти внешние мелочи, он чувствует это всё внутри. Чувствует, как брат колеблется, сомневается. И ищет поддержки в его словах. Вот только Гавриил не может этого дать. Он не может больше заставить себя поверить в человечество.
- Люди. Из-за них он нас покинул, - подойдя к брату и встав рядом с ним плечом к плечу, Гавриил покачал головой, - Интересно, когда твоё любимейшее создание становится величайшим провалом, что нужно сделать?
Риторический вопрос. Кто может дать на него ответ, кроме Бога? Однако… зачем тогда он оставил в дар именно ему такую власть, как седьмая Печать Откровения? Пророчества, знаки, апокрифы… все знали про эти дары остальным архангелом. Но Дар Гавриила остался под тайной. Для чего? Что думал Отец, когда доверял ему такую силу и власть? Нет, что он хотел этим сказать?
«Отец пропал. Я надеялся, что был не прав, но он действительно пропал… И люди, вот кто виновен в его исчезновении. Он разочаровался в них. Ему надоело видеть их грязь, грехи, их чернеющие умирающие души. На этой земле не осталось ни одного святого уголка. Всё осквернено», - он не стал говорить это вслух, ведь это и так понятно. И брат всё равно почувствует его настрой и мысли. А Гавриилу осталось только набраться решимость, уверенности и силы, чтобы свершить задуманное. Посмотрим, что откроет этот город. Кто знает, быть может именно он станет началом «Дня Гнева» ангелов.
- Ты ведь думаешь иначе, да, брат? Как можно верить в непонятное пророчество, которое не имеет уже смысла с уходом Отца? – архангел сам не осознаёт, что в нём говорит гнев и обида. Злость брошенного ребёнка, оставленного родителями. Раскрывая крылья, Гавриил перемахивает разделяющее их пространство, которое образовалось за время спуска брата и оказывается первым у подножия горы. Он не боится, что люди его увидят. Ему уже всё равно. Какая разница… Они настолько слепы, что сами не поверят в увиденное.

Страшно мне… Где же точка опоры?
Дрогнул пол белоснежного Храма…
Сохранить бы осколочек веры
В час, когда разбивается мрамор…
Господи, прости! Праведен твой гнев…
Но за кем идти, если пастырь слеп?
Но за кем идти, если пастыря нет…
Здесь никто не ответит тебе. Иди за мной.

А ведь Михаил разделяет его мысли. Он не может сказать, что они не посещают и его. Просто не может, потому что Гавриил чувствует это. Он ощущает свой гнев, который усиливается гневом Михаила, накапливая в нём обиду. Более эмоциональный и открытый, Гавриил просто не может так же хорошо сдерживать свои эмоции и сохранять невозмутимое выражение лица, как это делает Михаил. Да и смысл? Тут сейчас кроме них никого нет. Гавриил никогда не стеснялся своего брата и не боялся показывать ни боль, ни слёзы, ни радость. Всё равно ведь почувствует, так смысл в этих масках?
- Во мне может и говорит растерянность, только… А что еще во мне сейчас может говорить? Как вообще на это реагировать, рукой махнуть?! – архангел был раздосадован и рассержен одновременно и чувства переполняли его пенясь и ища выхода наружу. Так и хотелось спросить «а что в тебе-то сейчас говорит, брат?!» но Гавриил сдержался. Сделать больнее родному брату он желал меньше всего на свете. Но его вера в Замысел Бога, она похожа на стремление слепого котёнка, который тычется своей мордочкой вперёд, инстинктивно двигаясь к цели, но ползёт в совершенно противоположную сторону. Во всем есть промысел Господне. Во всём, вот только… в этот раз было что-то не так. Не то. Совершенно неправильно и слишком всё очевидно. Михаил еще не знает, что доверил Отец его брату. Если бы знал – не говорил бы таких вещей. Святая печать ощутимо оттягивала карман, напоминая о себе. Гавриил чувствовал холод, исходящий от её нефритового покрытия даже сквозь льняную тряпицу и плотную кожу плаща. Зловещий холод. Да уж, у Бога странное чувство юмора и обладает он весьма зловещими игрушками, некоторые их которых всегда пугали не только высших ангелов, но и архангелов. Те же амфоры, они пугающи в своей мощи. Заключая в себе Гнев Господне, они воздействуют даже на самых сильных созданий этого мира – на самих архангелов. Даже на Сына Утра они воздействовали, что говорило о том, что никто, никогда не сможет избежать Его гнева и кары. Но если с его Даром всё понятно, то с этими знаками всё сложнее.
- В чём смысл послания, если мы не можем его прочесть? О каком ключе может быть вообще речь, если такого языка не существует? Очередная шутка нашего Отца? Вот только мне впервые не смешно, брат, - быть в роли пессимиста было для него непривычно, но всему же есть предел. Сколько можно так слепо верить каждому слову Отца? Уж они то знают порой всю двусмысленность речей и поступков Бога. Тот любил задавать своим детям двусмысленные головоломки и часто они проваливали эти испытания. Но сейчас не провалят, ни за что. Они вернут Отца обратно, даже если ради этого придётся пойти на пугающие жертвы.
На замечание брата о крыльях Гавриил капризно скривился, но всё же повёл плечами, втягивая крылья в лопатки. Всему своё время. Не сегодня, так быть может завтра люди узнают, что среди них всегда были ангелы и тогда… а ведь они не удивятся. Человечество настолько ушло вниз, что не верило ни в чудеса, ни в спасение, ни в ангелов, тех, кто многие века отдавали им всех себя, охраняя, наставляя и провожая. Гавриилу не нужно было, чтобы его ценили за подобные поступки, он совершал их от чистого сердца, из любви, охраняя людей даже тогда, когда уже перестал в них верить. Но ему важно было, чтобы они верили в его Отца. Вера укрепляет, она даёт надежду. А её отсутствие отнимает её. Как им самим сейчас верить, зная, что трон Всевышнего на Небесах пуст и каменные стены храма из белоснежного мрамора непривычно холодны и пусты? Можно даже закрыть глаза и представить, как ветер гуляет меж мраморных колонн, как кусочки облаков проплывают мимо и можно с подножия храма протянуть руку и коснуться их, ощущая под пальцами холодную влагу.
Вот только реальность такова, что сейчас пред их взором пыльные асфальтированные улицы, по которым несутся машины, убивая воздух своими выхлопами. Вокруг серые однообразные здания, яркие аляпистые рекламы, нищие попрошайки возле магазинов, злые подростки, избивающие какого-то мальчишку в переулке. А вот и девица проходит мимо них… ножки ух, загляденье, можно было бы пойти и следом, если бы её не выдавал большой живот с маленьким чудом внутри, у которого уже бьётся его маленькое сердечко, а крошечные лёгкие задыхаются от никотинового дыма сигареты, которую курит эта женщина.
- Я хочу выпить, - провожая эту красотку недовольным кислым взглядом, Гавриил качает головой. Вот они, те, из-за кого их оставил Бог. Ему было стыдно за свои величайшие творения, обернувшиеся таким грандиозным провалом
- Ты же составишь мне компанию? – ну а что им ещё оставалось, кроме как приткнуться где-нибудь в укромном месте, чтобы сесть и обдумать всё это.
«Ты же не оставишь меня, брат мой?» - наверное сильнее страха потерять отца, у Гавриила был страх потерять брата. И теперь, когда первое свершилось, архангел всем сердцем боялся, что может произойти и второе. И тогда… он просто не вынесет этого.