Нож с лёгкостью балерины входит в податливую плоть. Вайл прокручивает рукоять три раза и держит до тех пор, пока ублюдок не заткнётся. Койот слышит голос Даффи где-то позади себя, а потом два выстрела. Он вздрагивает, и это движение отдаётся резью в животе: его тоже неплохо задело, но, если подумать, Даку может быть сейчас на порядок хуже — если пистолет, из которого были произведены выстрелы, не его. Когда кусок мяса наконец-то перестаёт стонать, дышать и в принципе подавать хоть какие-то признаки жизни, Вайл с отвращением снимает труп со своего ножа, брезгливо отряхивая лезвие. Он вновь слышит голос Даффстера, и напряжённый комок под рёбрами вмиг разжимается.

— Один свалил, — запыхавшись, произносит Багз, и его немолодого лица — особенно сильно стало заметно, насколько Банни постарел, после той «весёлой вечеринки» у Акме, — касается недобрая тень досады. — Я думаю, нам лучше уходить.
— Да хуй там, — басит Даффи, несмело подпирая плечом Багза; тот, правда, быстро понимает, в чём дело, а потому подхватывает Дака под плечи, с тоской поглядывая на кровавое пятно под выпирающим краем бронежилета. — Этого обмудка надо догнать.
— Оставь это, Даффстер, — серьёзно произносит Койот, отлипая от стены практически со скрипом. — Мы положили достаточно, чтобы намёк был понят.

Банни с опаской смотрит на Даффи, но тот лишь пожимает плечом, поудобнее схватившись за своего соулмэйта. Если бы у Вайла были силы на удивление, он бы обязательно изогнул бровь в немом «И это всё?», но сейчас он может разве что стонать от боли, прощаясь с друзьями и забираясь в свой чёрный ровер. В любой другой ситуации Дак бы вставил свои пять центов, не смог бы промолчать. Но сейчас — Койот заметил, что это касается не только этих двоих, но и вообще всех ребят в их компании, — Даффстер решает обойтись без провокаций и развода на «слабо». Естественно, реакция Вайла, который после трагедии с Бегуном представляет собой абсолютно оголённый нерв, оказывается непредсказуемой даже для его друзей детства. Спящий вулкан пробудился, и теперь его лавой можно сжечь пол города, если вовремя не спохватиться. Никто не хочет рисковать. Все всё прекрасно понимают. Вайлу этого более чем достаточно, чтобы осознать всю прелесть семьи, которую ты выбираешь себе сам.

Кожа, обтягивающая водительское сидение, скрипит под окровавленными пальцами; Вайл с досадой думает о том, что ему, блять, придётся везти тачку к Спиди, чтобы тот отмыл её. Спиди, как человек не слишком деликатный даже в сравнении с самим Койотом, будет задавать много вопросов, которые могут не понравиться Вайлу. Чистейшую — что весьма удивительно для парня с его внешностью, — английскую речь Гонзалеса невозможно будет проигнорировать. И именно поэтому Вайл думает о посещении мастерской друга с такой неохотой.

Он въезжает на территорию дома, а потом практически вываливается из салона, еле устояв на ногах. Перед глазами начинает плыть. Единственное, что нужно Вайлу сейчас — увидеть лицо Бегуна, который бы склонился над ним с инструментами. Тогда-то и можно будет отключиться. Но только не сейчас.

Койот наседает на дверь, оставляя на тёмном дереве едва заметный кровавый след; ему наплевать на это: даже если кто-нибудь будет ходить здесь с лупой, всегда можно сказать, что окропляли двери кровью ягнят, чтобы миновала Божья кара. Срать, что Вайл в Бога не верит и вообще считает его фигурой весьма сомнительной по части поклонения, но чего не напиздишь ради отвода глаз? Интересно даже, почему он вдруг думает об этом, истекая кровью у двери собственного дома и судорожно ища ключи. Зачем ему открывать дверь ключом, если Бегун всё равно дома? Проросшая вглубь Вайла привычка обеспечивать максимальный комфорт Солнцу проявляется даже сейчас, когда Койот еле стоит на ногах, всё-таки решаясь нажать на кнопку звонка; от крови на его руках она быстро приобретает светло-кирпичный цвет.

— Закрой, — цедит Вайл, когда Бегун открывает ему дверь. Но не может удержаться на ногах, запинается о собственный порог, который, блять, всегда тут стоял, но почему-то именно сейчас нужно было зацепиться за него ботинком. Вайл обеими руками упирается в стену, прижимая Бегуна к ней своим телом. Он склоняет голову, стараясь не раздавить мальца тяжестью собственной туши, и переставляет руки чуть ниже, отталкиваясь от стены; наверху остаются два смазанных кровавых отпечатка. Дерьмо. Обои тоже придётся отмывать.

— Ножевое. Под левым ребром. Минут двадцать назад,  — Койот на автомате выдаёт стандартный набор ответов на вопросы, которые всегда задаёт Бегун — точнее, задавал раньше: сейчас Вайл выучил их наизусть; он смотрит поверх огненно-рыжей головы Солнца, а потом ловит его ошарашенный взгляд. — Прости, что так поздно, — выдыхает Койот, припадая к уху Бегуна и обжигая тонкую веснушчатую кожу своим болезненно тихим и жарким дыханием. Но он делает это не специально: силы постепенно покидают его, и он стекает вниз по стене, припадая к ней плечом и, чтобы не упасть, цепляется за домашнюю одежду Бегуна.[SGN]
can you save my busted soul?
will you ache for me?[/SGN]

Отредактировано Wile E. Coyote (2016-05-24 02:18:51)

Звук рвущейся ткани Вайл слышит приглушённо: у него закладывает уши, и он медленно моргает, пытаясь подняться. Он дал себе установку ещё в машине: не вырубиться до дома, увидеть Бегуна и сказать ему о том, что случилось. Дальше — поминай как звали, можно отключаться без зазрения совести. Но в этот раз, видимо, всё гораздо сложнее, чем думал Койот. Он начинает отключаться очень несвоевременно, о чём говорит взволнованный голос Солнца — тихий и приглушённый, словно в уши Вайла заливается вода.

Койот не хочет придавить Бегуна своим телом, а потому сосредотачивается на его голосе, дабы не чувствовать раздирающей нутро от каждого движения боли. Получается у него просто отвратительно. Вайлу кажется, что ещё немного, и его внутренности повалятся наружу, как из подвешенной под потолком игрушки с конфетами, которую именинник с завязанными глазами пиздит палкой. Правда, самого Койота палками не били уже давно — наверное, со времён школы, когда терпел побои от придурков Бульдога или отчима. Но сейчас, конечно, лучше бы Вайла пиздили палкой — он бы разломил её пополам при большом желании. В детстве он на такое способен не был. При его скромном рационе и нежелании светить побоями в раздевалках спортивных секций единственное, что оставалось Койоту — это терпеть. И он терпел столько, сколько мог, а временами — гораздо больше, чем ему казалось.

Благо сейчас нужно потерпеть всего ничего, как говорит Бегун. И Вайл ему верит.

Тело Койота всё-таки оказывается на письменном столе — после того, как Солнце одним махом стряхивает все в данный момент посторонние предметы на пол. Вайл мельком думает о том, что на столе они ещё не делали этого, и улыбается собственным мыслям, после морщась: рана как будто почувствовала, что Койот отвлёкся, и начала пульсировать с удвоенной силой.

— Бля-я-ять! — стонет Койот, когда Бегун приступает к обработке раны; кожу как будто разъедает кислотой, но Вайл прекрасно знает, что это обычный медицинский спирт. Его личный доктор знает, что делает. Он никогда не сделает хуже, чем есть сейчас, он обязательно выложится на полную, обязательно будет переживать, но его рука, сжимающая скальпель, ни за что не дрогнет. Бегун в первую очередь думает о том, чтобы Вайлу было максимально комфортно — если это вообще возможно в сложившейся ситуации, — и ни разу не задумается о том, что всю грязь придётся убирать именно ему, а после — всю ночь следить за состоянием Койота, не сомкнув глаз, заливая в себя кофе литрами.

Укол вины происходит синхронно с уколом в вену, после чего Вайл чувствует, на очень короткий миг, облегчение. Да, ему совестно за то, что он заставляет Бегуна нервничать, побуждает его не спать ночами, в волнительном томлении забывая о самом себе. Койот прекрасно понимает, какой дискомфорт доставляет своему Солнцу, приходя домой в таком состоянии — побитый, раненый, слабый. Но Вайл считает, что лучше уж он сдохнет на руках Бегуна, при этом слыша его голос, видя его красивое веснушчатое лицо, чем загнётся на какой-нибудь помойке Мультауна. Этого он просто не может допустить.

Впрочем, сдохнуть прямо сейчас — тоже.[SGN]
can you save my busted soul?
will you ache for me?[/SGN]

Пока Бегун разбирается с резаной раной Вайла, тот невольно удивляется — в который раз уже, чёрт возьми? — насколько собранным оказывается его доктор в такой ситуации. Койот думает, что, окажись он на его месте, его бы страшно трясло. Вайл плохо абстрагируется от внешних раздражителей, и его способность переживать те или иные стрессовые ситуации обеспечивается лишь весомым опытом в таких вещах. То, что он никогда не мог не воспринимать окружающий мир во всей его убогости и жестокости, возможно, и породило все эти ужасные черты его отвратительного характера. Но даже несмотря на то, каким он предстаёт перед людьми, Койот всё также сильно переживает любые потрясения — сколько времени ему понадобилось на то, чтобы отойти от сделанного Акме? Сколько времени понадобилось, чтобы перестать бросаться на каждого, кто в его глазах представляет угрозу для Бегуна — даже на своих собственных друзей? По правде говоря, даже несмотря на некоторый спад напряжения, Вайл до сих пор не может забыть о том, как кричал Бегун на том складе.

Сейчас, правда, вместо него орёт сам Вайл.

Он сыплет проклятьями, пока в ноздри закрадывается ужасный запах горелого мяса — точнее, его собственной плоти. Вайл не дёргается, как и просит Бегун, но и молча лежать на столе, пока его клеймят калёным железом, не может. Койот сжимает край столешницы пальцами до побеления костяшек, а потом зажмуривается до мелких мерцающих звёзд перед глазами и шумно выдыхает, когда Бегун наконец-то убирает раскалённый нож. Это мгновение растягивается, словно жевательная резинка, и это бесит Вайла до умопомрачения.

— Надо... купить тебе... коагулятор, — цедит Койот, косясь в сторону Бегуна. Он, кажется, даже не слышит его: настолько сосредоточен на ране Вайла, о которой последний, кстати говоря, побыстрее хочет забыть. Когда взгляд мажет по чуть возвышающемуся краю разреза, Койота резко начинает мутить. Он опускает затылок на стол, сдерживая себя от того, чтобы не взвыть от мерзкого ощущения беспомощности и сильной боли, которая не спешит выходить на фон, а всё ещё ощущается с неистовой силой. Но как только Бегун делает ещё один укол, она постепенно отпускает, волнами отходя куда-то вглубь — чтобы потом, конечно, вернуться. Но сейчас она уходит, и Вайл наконец-то можно хоть немного расслабиться.

Пока Бегун зашивает его, Койот успевает провалиться в сон — но не целиком, а рваными кусками, как если бы шёл по болотистой местности, то и дело проваливаясь ногами в топь. Смазывается граница между сном и реальностью, и Вайлу кажется, будто он лежит не у себя дома, а в морге, и Бегун одет не в свою домашнюю одежду, а в униформу. Койот не может пошевелиться, не может сказать, что он ещё жив и не стоит его вскрывать — ему хочется закричать, но он не может. Двигаться — тоже. Его обуревает страх, сменяющий на своём посту сковывающую всё тело боль, но потом возвращается и она — только не такая яростная, как до этого.

Вайл успокаивается только тогда, когда чувствует тепло в своей руке. Он быстро моргает, сгоняя болезненную и липкую дремоту вместе с кошмаром, а потом медленно поворачивает голову к Бегуну. Тот сидит подле него в кресле, и он выглядит настолько бледно, что от этого вида у Койота в глотке встаёт горький склизкий комок.

— Тебе надо поспать, — произносит Вайл, сильнее сжимая холодные пальцы Солнца. — Если не пойдёшь спать, то хотя бы поешь. Заодно принесёшь мне воды.
Встречая взгляд Бегуна, Койот чуть хмурит брови и со свойственной ему легкомысленностью заверяет его:
— За десять минут я тут не сдохну. Обещаю.
[SGN]
can you save my busted soul?
will you ache for me?[/SGN]

Вайл облегченно вздыхает. Всё-таки, даже несмотря на то, что Бегун всегда беспрекословно выполняет все просьбы Койота, временами он показывает свой характер — как, например, хотел сделать сейчас. Жертвенность, желание помочь и элементарная гордость — это, конечно, очень хорошо, но не хотелось бы, чтобы мелкий доводил себя до полубессознательного состояния. Если Бегун загонит себя до смерти, разве это сможет чем-то помочь? Может показаться, что Койот думает слишком эгоистично, но, собственно, а чего в этом плохого? Неужели лучше спокойно кивать головой, пока близкий человек загоняет себя в могилу сбитым нахуй режимом и бессмысленными переживаниями о том, чего может и не случиться, вместо того, чтобы напомнить ему о его же потребностях? О том, что он, вообще-то, не сиделка-робот, а человек? Это можно назвать эгоизмом?

Пожалуй, Вайл с этим не согласится.

Он провожает взглядом Бегуна, который оборачивается, прежде чем скрыться в тёмном коридоре. Койот остаётся наедине с самим собой, со своей постепенно утихающей болью, с запахом спирта и жжёного мяса. Наедине со своими грехами, страхами и неприятными мыслями, которые так и лезут в голову. Он думает о том, что будет, если Вайл действительно не вернётся домой. Если однажды его грохнут, кто сможет защитить Бегуна? Что с ним станет? Как он переживёт это?.. Сможет ли он пережить?

Каждый раз, когда Солнце заходит за горизонт, на смену ему приходит темнота. У Вайла схожие ощущения.

— Теперь всё в порядке, — отвечает Койот, когда Бегун возвращается в комнату; холодное стекло стакана касается губ, и Вайл чувствует, насколько сильную жажду испытывает, но, как и просит Бегун, пьёт медленно, мелкими глотками. Правда, даже от таких действий возникает дискомфорт в области раны: кожа натягивается сильнее, и Вайлу кажется, что швы могут порваться. Потом, допив воду, он эти мысли быстро отметает — всё-таки Бегун довольно неплохой медик, который очень хорошо поднаторел в, так сказать, военно-полевой хирургии: все раны их трущобской компании проходят через его золотые руки. Как тут не научиться?

— Даффи тоже досталось, — тихо произносит Койот, внимательно следя за реакцией Бегуна: если он начнёт переживать ещё и за своего старшего брата, то его самого придётся госпитализировать — только уже с нервным срывом. — Но с ним всё будет в порядке, ты же знаешь. Он в надёжных руках. Багз о нём позаботится.

Вайл замечает в глазах Бегуна нездоровый блеск — так всегда бывает, когда речь заходит о Багзе. Даже несмотря на то, что спустя столько времени Бегун более-менее привык к выбору Дака и уже не демонстрирует во всей красе своё отрицательное отношение к Банни, какие-то недомолвки всё ещё имеют место. По крайней мере, Вайл видит эти изменения и делает соответствующие выводы. И всё-таки Бегун серьёзно изменился с тех пор, как Койот встретил его впервые — по крайней мере, в нём появилась уверенность.

— Можно позвать Силя. Он будет ворчать, конечно, но... Я могу и сам позвонить, если хочешь, — отвечает он, коротко облизывая губы, на которых пальцы Бегуна оставили тёплый невидимый след. — А теперь ешь.

Он проводит ладонью по щеке своего личного доктора, касаясь пальцами резкого подбородка Бегуна. И даже в таком состоянии ему нестерпимо хочется поцеловать эти бледные губы.