[NIC]Jim Moriarty[/NIC][AVA]http://i.imgur.com/XFpZhoB.jpg[/AVA][SGN]

So I cross my heart and I hope to die That I'll only stay with you one more night And I know I said it a million times But I'll only stay with you one more night

[/SGN]

Сейчас Джим не мог сказать точно, в какой именно момент все пошло не так. Или же, наоборот – именно так, как надо. По меркам нормальных людей, ясное дело.

В системе ценностей Джеймса Мориарти отношения – отношения – всегда были категорией, лежащей далеко за гранями не то, что Добра и Зла – в принципе за гранью всего, на расстоянии нескольких сотен световых лет. Он никогда не ассоциировал себя с тем, кто может иметь отношения – в общепринятом смысле. Джим не отрицал их, как понятие, но едва ли мог подумать о том, чтобы применить его к собственной персоне. Эта локация на карте не была изучена – и никогда, в принципе, и не подразумевалась быть изученной. Эдакая мертвая зона отчуждения. Однако же, в какой-то момент все пошло (не) так – а уже в следующий Мориарти обнаружил себя в новом для себя статусе человека в отношениях. С постоянным партнером. С Себастианом черт возьми Мораном. Хотя, последний пункт не был удручающим – скорее, тот казался единственно естественным и само собой разумеющимся. Настолько беспросветно нереальным и невозможным, насколько одновременно и иррационально правильным. Словно бы именно так все и должно было сложиться в конечном итоге. Словно бы у мифического мироздания уже давным-давно хранился в закромах этот изощренный план.

Их отношения едва ли можно было назвать обычными – хотя бы потому, что ненормальность их простиралась во все стороны и цвела буйным цветом – у одного в большей степени, у другого – чуть в меньшей. На первый взгляд вообще могло бы показаться, что практически ровным счетом ничего не изменилось – а, тем более, учитывая и тот факт, что они и до этого проживали под одной крышей. Однако кое-что все же изменилось – в общих оттенках и деталях, во всей атмосфере и в самом ощущении. Этот новый статус накладывал свой отпечаток, придавая подчас совершенно иную тональность тем или иным действиям и словам. Все же, деловые и рабочие отношения – это совершенно не то же самое, что отношения.

Поначалу Джим временами ощущал себя так, словно надел костюм на полразмера меньше – вроде бы, ничего существенного, но все равно как-то чувствуешь себя не так, как раньше. Спустя почти год это ощущение сгладилось и практически пропало – отшлифовалось с течением времени, становясь более или менее естественным и привычным. Однако сами отношения едва ли можно было назвать гладкими – временами ты словно бы находились на стыке двух крайних полярностей: все или ничего. На грани. Если им приходилось ссориться – то нередко до разбитой вдребезги посуды, хлопающих на все лады дверей и кровопролитных драк. После подобных эпизодов каждый из них задумывался – а нужно ли вообще все это? Не послать ли все к чертовой матери? Однако же каждый раз что-то отчаянно мешало сделать этот решающий шаг на пути к неминуемому разрыву – и почему-то становилось сложно отказаться от всего этого и просто разойтись, как в море корабли. В итоге получалось так, что и мирились они с не меньшим пылом и отдачей.

Так с последней бури затишье длилось уже третью неделю – их небольшой личный рекорд. И в один из таких тихих дней Себастиан вдруг появился на пороге его кабинета с весьма неожиданной просьбой.
– Мальчишник? – переспросил Джим, вздергивая бровь и устремляя сосредоточенный взгляд на Морана. Порой тот факт, что его подчиненные все те же самые обычные люди со своими обычными жизнями, желаниями и порывами, ускользал из поля внимания Джеймса, и потому понадобилось несколько секунд, чтобы переварить эту информацию. Еще секунд тридцать ушло на то, чтобы принять окончательное решение – все это время Джим не сводил внимательного взгляда со своего полковника, который так же цепко всматривался в него.

«Не стоит лишать своего партнера свободы», – в какой-то момент пронеслась вдруг в голове Мориарти фраза, вычитанная однажды в одной из книг, которые он от безысходности шерстил на первых порах, пытаясь понять, как же обычные люди все-таки строят эти самые отношения. Джеймс нахмурился, чуть мотнув головой, словно пытаясь отогнать эту мысль.
В конечном счете Мориарти ответил на эту просьбу согласием – три дня не казались большим сроком, ничего критичного за это время уж точно не могло произойти. А потом несколько часов кряду пришлось выслушивать тонны нотаций и указаний – ну, возможно, не совсем несколько часов, а немного меньше, но спустя минут сорок Мориарти растерял все свои ничтожные запасы концентрации и внимания. Оставшееся время Джеймс провел, бездумно уткнувшись в ноутбук и лениво перемещаясь между вкладками – только лишь время от времени приходилось кивать в такт словам полковника и отзываться красноречивым «угу».

На фразе о трупах в ванной Мориарти по инерции оживился, вздергивая бровь и обращая свое внимание на Морана.
– Ну мам, можно хотя бы ма-а-аленького, мм? – заканючил вдруг Джим, заискивающе улыбаясь и поднимая глаза от ноутбука – однако ответный взгляд Морана едва ли сулил что-то хоть сколько-нибудь хорошее. Скорее, наоборот – несколько Хиросим подряд. Себастиан угрожающе вздохнул, скрещивая руки на груди, и Мориарти, цыкнув языком, закатил глаза: – Окей-окей, я пошутил, буду умницей. Только прекрати так смотреть на меня!

Первые полдня отсутствие Морана практически никак не ощущалось – тому нередко приходилось пропадать и дольше по его же собственным поручениям. Немного дискомфортно стало ближе к ночи – когда уже осознание того, что Себастиан действительно свалил на весь уикэнд, окончательно пробралось в голову Мориарти. Ведь одно дело – знать, что эта рыжая веснушчатая морда так или иначе приползет домой, а совсем другое – понимать, что ближайшие несколько суток придется куковать одному.
К середине второго дня Джеймс вдруг пожалел о том, что не отправил за всей этой честной компанией празднующих небольшую слежку – совсе-е-ем небольшую, чтобы просто быть в курсе того, как обстоят дела. Но в голове словно прозвучала фраза из все той же пресловутой книжки, которая звучала примерно так: «Доверяйте своему партнеру».

И Джим доверял – и буквально чуть ли не бил сам себя по рукам, чтобы только не начать отсылать Морану тонны смсок.

А к концу второго дня Мориарти вдруг понял – он соскучился. Но совершенно не так, как это бывало обычно – в особенные плохие дни, когда все краски болезненно сгущались, а сам Джим не знал куда себя деть, направляя всю свою пульсирующую темную энергию далеко не в мирное русло.
Нет, он скучал. Совершенно по-человечески. Это осознание сбивало с толку, заставляя Мориарти сосредоточенным напряженным взглядом сверлить пространство перед собой. Джим никогда не думал, что отсутствие Себастиана может ощущаться настолько остро и ощутимо.

На утро четвертого дня Джеймс уже себя чувствует как на иголках – концентрация нервозности в организме приближается к критической отметке, вырываясь наружу нервным стуком пальцем по столу. А уже к полудню Мориарти ясно понимает – Себастиан проебался. Потому что такой человек, как Моран, не привык опаздывать, являя собой очеловеченное воплощение пунктуальности и точности. И если полковник не явился к назначенному сроку, то, значит, что-то прозошло.

Смски здесь оказались бессильны, равно как и звонки – телефон попросту не желал отвечать, судя по всему, безнадежно похеренный где-то.
И вот тут-то уже нервы накаляются до предела. А когда Моран не возвращается и на следующий день, становится ясно – полковник влип по-крупному.

Мориарти уже знает совершенно точно – этому рыжему веснушчатому ублюдку мало не покажется. Пусть только попадется ему на глаза.

8:45 утра. Пятница. Торговый центр где-то в километрах пятидесяти от того места, где предполагалось изначальное празднование мальчишника.
Отыскать полковника получилось буквально по горячим следам – Джим лишь поразился тому, как этим придуркам удалось разорить несколько населенных  пунктов и при этом никоим образом не засветиться в течение нескольких дней. Профессионалы, мать их.

И вот один из таких профессионалов сейчас являл собой крайне занятное зрелище – Мориарти не мог вспомнить, видел ли он вообще когда-нибудь полковника в подобном состоянии.

Джеймс вполне мог доверить доставку столь ценного груза своим людям – но отчего-то предпочел приехать за полковником сам, как только удалось установить его местонахождение.

И Джим вдруг чувствует облегчение, смешанное со злостью и крайней степенью раздражения – и ему кажется, что от этого искрящегося коктейля его вот-вот разорвет на части. Он делает глубокий вдох, чтобы хотя бы немного восстановить равновесие, и, медленно выдохнув, направляется к столику, за которым сидит (лежит) Моран.

За всей этой адской смесью раздирающих на части эмоций Мориарти вдруг неожиданно четко и ясно осознает – он переживал. Все это время его разъедало изнутри банальное беспокойство, которое раннее ему едва ли приходилось испытывать по отношению к кому-либо. Это осознание словно бы ударяет по затылку со всей силы – ударяет своей непривычностью и неожиданностью – и Джим, нахмурившись, останавливается возле Себастиана, некоторое время разглядывая того сверху вниз.

В своем воображении он уже давно разбил нос своему расчудесному снайперу – прямо об эту столешницу, ласково приложив Морана лицом. Только вот Мориарти ясно понимает, что в реальности такое может быть чревато крайне болезненными последствиями – не вполне трезвый Себастиан вполне захочет дать сдачи своему боссу, и в таком случае все закончится тем, что они разгромят половину фудкорта.
Потому приходится проявлять чудеса выдержки – Джим отодвигает соседний стул, садясь на него, и закидывает ногу на ногу, скрещивая руки на груди и с пару десятков секунд разглядывая Себастиана. В кармане вдруг пиликает телефон – остатки этой развеселой ватаги празднующих тоже удалось отыскать.

– Моран, у меня к тебе только один вопрос, – кладя телефон обратно в карман, со вздохом начинает Джим, потирая переносицу. – Какого. Черта. А? Скажи мне, пожалуйста, дорогуша, будь так добр, – произносит он, хмуро разглядывая полубездыханное тело полковника.