Мне всегда было интересно, как долго я смогу удерживать в руках свое счастье, стараясь не запачкать его тупыми поступками, и не проебать вот так запросто, как я отлично умел делать. Оказывается, у меня аллергия на то, что люди называют «лучшей жизнь», точнее, это у счастья на меня зуб, причем уже давно. Я мог спокойно недосмотреть за щенком, принесенным мной же из улицы, затем забить на девушку, которая готова была ради такого идиота, как я, абсолютно на все. Мне очень хорошо и удачно удавалось обходить все лазейки судьбы, словно для меня черное всегда было белым, а наоборот. Это ли ни показатель идиотизма, но я продолжал считать себя самым умным в своем районе. Да что там, во всем городе: казалось, и не было того факта, что я не окончил школу, не умел нормально изъясняться, и прослыл довольно туповатым среди своих старших братьев.
Всю жизнь мне говорили, что несмотря ни на что, я всегда буду самым умным среди всех тех, кто живет в этом захудалом райончике. И правда, я умел выживать на улице, заниматься тем, чем побрезгал бы любой другой «социально-значимый» человек – я был на самом низу общества. Свое поведения я выстраивал на основе поведения своего же отца, его дружков, которые, то и дело, любили в подвыпившем состоянии давать мне оплеухи. Меня не защищали, и я решил, что нападать первым будет правильнее. Так я и выживал, так я жил. Пока мой мир не разрушили на мелкие кусочки. Буквально, превратили в порошок одним нажатием руки. Я втурился в рыжего Галлагера, как последняя девка, словно и не было вокруг меня той стены, которую я выставлял долгие годы. Ладно, мне было всего чуть больше пятнадцати, я был дибилом, нарушающим законы. Мой мир был настолько мал и незначителен, что после встречи с Йеном, я понял, что гомосексуализм сделал из меня совсем другого человека. Точнее, я стал человеком. Кем я был до этого? Наверное, просто пустой оболочкой, тенью своего отца.
В тюрьме я много думал: о жизни, о своей судьбе, о Галлагере. Семь лет – довольно долгий срок, в котором можно спокойно затеряться. Первый год был самым ужасным: когда в твоей голове никак не может уложиться мысль о том, что тебе придется сидеть здесь пятнадцать лет. А ведь я всегда боялся этого, попасть сюда больше чем на три года, похоже на самоубийство для сознания. Представьте себя в этом аду, где нет ничего, кроме четырех стен, которые давят на тебя с каждым днем все сильнее и сильнее. Нет никакого интернета, никаких журналов, а телевизор лишь пару раз в неделю. Днями напролет ты видишь только решетку перед собой: за ней садится солнце, за ней же оно и встает. И так больше десяти лет подряд. Первый год я бился в истерике в одиночнике, куда меня сажали за драки в столовой. Пока лежащий на холодном бетонном полу зек, избитый и в крови, ревел, охранники смеялись и шутили, будто стервятники, кружившие над трупом. Моим трупом. Через два года я перестал думать о себе, как о живом человеке. Там меня пытались насиловать, два раза в течение одного года чуть не зарезали простой заточкой, и обходились, как с мусором. Я был довольно слабым, по сравнению с другими заключенными, но жизнь в моем районе, помогла мне найти решение. Подружившись с одним из главных парней в своем «отделе», я оказался под защитой его компашки.
Я смотрел на Йена, и никак не мог взять в толк, почему лицо этого человека кажется таким незнакомым. Видимо, семь лет не проходят даром, особенно, если не видишь его пять лет подряд, а последнее их общение было довольно коротким. Брать с собой фотографию парня, будучи запертым с тремя сокамерниками, которые ебутся друг с другом и со всеми подряд, было не лучшей идеей. Так что, получалось так, что они действительно разбежались раз и навсегда. Не это ли было прямым доказательством для меня, что все кончено: пора идти, бежать дальше, как это сделал Галлагер. Нет, я был слишком упрям и туп, помните? Так просто выйти, и начать жить новой жизнью дальше я просто не мог, моя глупость мне не позволяла этого.
- Знаешь... у меня есть ребенок, да и почти-муж. – Рыжий говорил спокойно, но в его голосе было видно легкое волнение. Мне же оставалось лишь стоять и молча смотреть на него, пытаясь понять, что, черт возьми, тут происходит. Нет, его нисколько не удивил сам факт того, что за семь лет, наверное, любой человек изменит свою жизнь так кардинально, что и не поймешь, когда только успел, и как так смог. Но блять, этот придурок со своей биополяркой: когда он отправлял его в больницу с Фионой, когда навещал, он думал, что не теперь уже Йен никогда не станет таким, как прежде. Нормальным. Со своими бзиками, но без всяких тупых болезней, но сейчас, понятно одно: как только я сел, жизнь рыжика наладилась.
После того, как Галлагер убежал от меня в больнице, я, все еще пребывая, словно в тумане, поехал к себе домой. Старая хата встретила меня пустотой и пылью, кажется здесь никто не жил уже лет пять. Отец продолжал сидеть в тюрьме, я удивлюсь, если он не двинул там коньки, братья уехали, о чем ему и писали в письме в самом начале. Что стало с любимой сестренкой. Она была единственной, кто навещала его в тюрьме. Светлана с ребенком умотали обратно на родину, так что я вновь был свободной птицей. По возвращению домой, первым делом я позвонил старым знакомым, через которых мог найти кого угодно, узнать о чем угодно, и преспокойно двинуться разбить одну морду кулаками.
- Будущий муженек, ха? – Удар пришелся прямо по челюсти черномазого нигера, который разговаривал по телефону с кем-то, то и дело, улыбаясь своими белоснежными зубами. Вся моя ненависть пришлась еще на три удара по лицу, кажется, я подбил глаз и нос этому придурку. Что мной двигало? Злость на ни чем не повинного парня за то, что именно он стал тем, кто смог изменить жизнь Галлагера. Конечно, защищать свою задетую честь пришел не сам побитый, а рыжик. Втащив мне по морде неплохого леща, он орал прямо в лицо ругательства, звучавшие для меня как обычные слова в детском саду.
- Пиздец, Галлагер, бьешь как девчонка, - стирая кровь из носа, я подлянски улыбнулся, и дал в ответку прямо в челюсть. Сегодня, кажется, у меня был день битья морд именно в самую больную часть лица. У Йена хрустнула кость, но он снова кинулся на меня с кулаками, от которых мне пришлось уже убегать. – Хера ли твой суженный не пришел дать сдачи сам?
[NIC]Mickey Milkovich[/NIC]
[SGN]иду следом за тобой.

[/SGN]
[AVA]http://s6.uploads.ru/UtiKO.png[/AVA]
Отредактировано James Barnes (2016-03-21 22:24:16)