[audio]http://pleer.com/tracks/11253122Cz2o[/audio]

Шелли хорошо помнит, как в начале августа она замечает молодого человека лет двадцати трёх с растрёпанными пшеничными волосами за соседним столиком в кафе. Они сталкиваются на выходе, юбка в кофе липнет к ногам, а все собрания Б. Шоу летят на асфальт; Джеймс, как впоследствии выясняется, помогает собрать потрёпанные корешки, подмигивает и едва касается запястья. Это уже потом с Шарлоттой начинает твориться странное. Чужие чувства вихрем боли и ненависти к миру врываются в геометрически правильную комнату Шелли, сбивают с ног и дарят кошмары.
Когда Джеймс что-то втолковывает ей про ведьм, упырей, оборотней и эмпатическую связь, она ничего не понимает и не знает, верить ли сумасшедшему. Но депрессия, мрачное настроение и вечная острая боль подтверждают догадки, и Шелли приходиться принять тот факт, что она теперь связана с ведьмаком.
Только бы мама не узнала.

Она упорно выбивает желание помогать. Взять на себя половину нелёгкой ноши чар, перетянуть чёрный сгусток нарастающего безумия на себя и дружить. Глупо, конечно, она выглядит, устанавливая "сотрудничество" цитированием стихов Киплинга, но по-другому не умеет.
Роман волнуется и переживает, отводит в угол и интересуется, всё ли хорошо; одну старается не оставлять и продолжает выпытывать, что же произошло.
Но Шелли упрямо молчит, потому  что не готова сдавать Джеймса и потому что верит — она справится.

В квартире у Джеймса много окурков, разбросанных носков и вечно пустой холодильник; но каким-то образом каждый вечер на столе появляется бутылка дешёвого виски. Всё это напоминает Шелли гогочущую карикатуру на страницы Паланика, а Джеймс в кресле, выпускающий кольца под потолок с плесенью — типичного героя не нашего времени. Он вечно молчит, говорит она, весело гремя треснувшими чашками и выкладывая в буфет батон хлеба да полуфабрикаты. Маме приходится врать, что в школе вечно собирают деньги на цветы учителям.
— Ты продаешь наркотики? — спрашивает она как-то, поливая фикус. Пока тащила холщовую сумку с большим логотипом "спасём леса!", около двери квартиры Джеймса ошивалась группа подростков с ирокезами; да и пакетик, переданный в руки, как и пачку зелёных бумажек, успела заметить.
— А ты сомневалась? — и приходится вздрогнуть от ироничной насмешки. Действительно. Шелли лепечет нечто наподобие "мне пора, пожалуй", копошится с сумкой и ойкает, когда Джеймс резко и несколько грубо хватает её за руку и пятит в стенку.
— Не наркотики, боже правый. Травяные настойки. ЛСД — хрень, волшебные эликсирчики покруче будут.
Потом наклоняется и целует; сухо и, как она позже напишет в дневнике, прямолинейно.
— Останься. Соври что-нибудь, — и Шарлотту снова разрезает напополам болью, горячим желанием; ей плохо от такого количества эмоций, и она не уверена, что в этот раз выдержит эмпатическую связь. И в то же время ей хочется помочь, помочь по-настоящему и вытянуть ведьмака к свету; она точно знает, у неё получится. Во всех историях всегда получается. Но соврать Оливии?..
— Ты не знаешь мою мать, — в полном ужасе от одной мысли "обмануть" лепечет Шарлотта и снова пятится в стену.
— Как и она меня, — резонно замечает Джеймс.
Она остается, предварительно кинув смс-ку Лите "прикрой". Остается и во второй раз, и в третий.

— Мама? Мама, я дома! — выкрикивает Шарлотта в пустынную прихожую, быстро мечется к зеркалу, приглаживает растрёпанные волосы и пытается стереть глупую улыбку с лица. — Мама! — ботинки аккуратно приземляются в угол, ключи летят на стол, шарф складывается вчетверо на полку.
На часах — десять утра, бледные лучи солнца только пробиваются полосками по лакированной поверхности пола, а прозрачный воздух октябрьского воскресенья пахнет клюквой и тыквенным пирогом.
Пирог она купила в булочной миссис Траппе, полчаса прождала, пока старушка не открылась.
— Мы с Литой испекли пирог! Будешь пробовать?
Шелли подхватывает картонную коробку со сладостью и шлёпает на кухню.
[NIC]Shelley Godfrey[/NIC]
[AVA]http://s7.uploads.ru/t/Aa190.jpg[/AVA]