Some say the world will end in fire,
Some say in ice.
From what I’ve tasted of desire
I hold with those who favor fire.
But if it had to perish twice,
I think I know enough of hate
To say that for destruction ice
Is also great
And would suffice.
iCross |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » iCross » Альтернатива » | now, forgive yourself, brother |
△ кто
› Angela Ziegler в роли Genji Shimada
› Hamytch Abernathy в роли Hanzo Shimada△ где и когда
› Hanamura | Shimada-gumi & First Overwatch△ что
› Смерть главы преступного клана Шимада, повлекшая за собой череду трагических событий в истории жизни двух его сыновей, и создавшая цепь бесконечных страданий, протяженностью в десяток лет.
[NIC]Hanzo Shimada[/NIC]
[STA]Trigered[/STA]
[AVA]http://s4.uploads.ru/t/s5Eu6.jpg[/AVA]
Отредактировано Haymitch Abernathy (2017-01-04 21:51:16)
Сегодня очень солнечный и теплый день. Я проснулся рано, потревоженный звуком приближающихся по коридору торопливых шагов. Человек несколько помедлил, прежде чем легко поскрести кончикми пальцев по седзи, возвещая о собственном прибытии, и тенью проскользнуть в комнату, освещаемую рассветными лучами солнца, проглядывающими сквозь не плотно закрытые ставни.
Мой брат всегда вытворял что-нибудь, совершенно неуместное, не вписывающееся ни в какие рамки, которые были необходимы, учитывая то, что он был одним из сыновей главы криминальной империи Японии. Сейчас был один из тех моментов, когда он снова совершил ошибку - вошел в спальню старшего брата не дожидаясь разрешения. Более того, он нагло теребит мои волосы, пока я старательно не подаю вида, что давно знаю о его присутствии.
- Никак не запомнишь, что нужно дождаться разрешения, чтобы войти? - поворачиваю голову, открывая глаза, достаточно резко, чтобы рука мальчишки вздрогнула от неожиданности, но в то же время без тени враждебности по отношению к брату. С утра он выглядит особенно женственно, не смотря на то, что, обычно, это определение отпускается в мой адрес: заспаные глаза, кожа вокруг которых всегда чуть темнее цвета лица, что придает его взгляду загадочности; взъерошенные зеленые /черт бы его побрал/ волосы, в полнейшем беспорядке пребывающие на голове; влажные губы, которые он облизывает каждый раз, после того как зевнет. Но сегодня все было иначе. Кажется, Генджи проснулся несколькими часами ранее, если вообще ложился сегодня спать: он был собран и серьезен, выглядел так, будто бы нам нужно было сейчас же собираться на один из тех званых ужинов, на которые нас таскал с собой отец, где обязательным условием был черный европейский костюм.
Я привстал на локтях, от чего брат отстранился, не спуская с меня внимательных, кажется, испуганных глаз.
- Зачем ты пришел? - спрашиваю, потирая спросонья глаза и зарываясь пальцами в длинные черные волосы, машинально собирая их в высокий хвост.
- Отца больше нет... - почти шепотом произносит Генджи, неотрывно глядя глаза в глаза, не смея отвести взгляда от старшего брата. Он почти не моргает, только иногда я замечаю, как дрожжат его веки, силясь сдержать накатывающую волну истерики.
Я стараюсь держать себя в руках, впрочем, по моему внешнему виду сложно сказать, что твориться внутри, однако, даже если бы сейчас рядом рвануло несколько тонн тратила, я бы ничего не услышал - такой гул стоял в ушах. Единственный звук, который поглотил все остальные - лихорадочное биение сердца и разрастающееся ощущение подступающей тошноты - последствие панической атаки, которые преследуют меня еще с самого детства.
Откидываюсь назад на подушку, стеклянными глазами глядя в потолок, стараюсь прийти в себя, но тело начинает предательски дрожжать, не справляясь с натиском разрываемого на части сознания. Теперь моя жизнь действительно превратится в вакханалию из бесконечных смертных приговоров, торговли оружием, наркотиками, продажи людей, жесточайших тренировок, чтобы быть готовым в любую минуту отразить покушение на собственную жизнь и множество других дерьмовых вещей, которые не должны были затронуть меня так рано. 25. Мне всего лишь 25. Да, кто-то обязательно скажет, что ты- достаточно взрослый человек, какого черта ты скулишь, как побитый пес, тебе ведь выпала такая честь, но...не в 25 лет нужно убивать людей и пытаться управлять самым грандиозным преступными синдикатом во всей Японии.
[NIC]Hanzo Shimada[/NIC]
[STA]Trigered[/STA]
[AVA]http://s5.uploads.ru/t/CQo8m.jpg[/AVA]
Отредактировано Haymitch Abernathy (2017-01-14 18:58:13)
[NIC]Genji Shimada[/NIC][STA]I will never sacrifice my honor[/STA][AVA]http://s7.uploads.ru/5UwX8.png[/AVA]Гендзи всегда возвращался домой под самое утро. Разбалованный роскошью, заботой и любовью отца, юноша мог делать все, что ему заблагорассудится. Дела клана должны были в будущем лечь на плечи старшего брата, что снимало всякую ответственность с юного Шимады. Девушки и вечеринки - вот что действительно заботило Гендзи. Правда, некоторое свое время все же приходилось регулярно отводить тренировкам, но юноша был слишком самоуверен и верил в свое мастерство, чтобы к тренировкам относиться чуть более серьезно, чем было на деле.
Отец всегда утром выходил встречать Гендзи. Он любил своего младшего сына, все спускал ему с рук. Членов клана это не устраивало, как и брата юноши. Члены клана пытались добиться от Гендзи послушания, вбить в его голову понятие "ответственности", в конце концов - быть членом преступного клана Японии, быть сыном главы этого клана - все это должно было оставить свой неизгладимый след. Но ни у кого так ничего и не вышло.
Гендзи всегда возвращался домой под самое утро, и его отец всегда встречал младшего сына. Буравил того осуждающим взглядом, но тут же раскрывал руки для отцовских объятий. Гендзи рассказывал, как прошел его "день", завтракал, а после шел спать, чтобы в следующую ночь снова быть полным сил для веселья. Но когда что-то в нашей жизни становится уже слишком привычным, сухой обыденностью, мы сразу замечаем неладное. Будто что-то сломалось. В то утро все было по другому. Глава клана не встретил сына. Казалось бы, наверное, ничего необычного - спит, занят делами, в конце концов, сморила рядовая простуда. Столько разных вариантов..
- Где отец? - Гендзи заходит в дом, спрашивая охрану. Они переглядываются, им кажется, что человек должен спать в такое время, им не кажется вопрос странным.
Гендзи идет к комнате отца, останавливается возле той. Не додумавшись возвестить о присутствии "постороннего" за дверью, входит внутрь. Отец и правда спал, так сначала показалось юноше.
- Отец? - юноша присаживается рядом, все не унимаясь, словно бы маленький ребенок. Кончики пальцев касаются холодной кожи руки, слишком неестественного цвета для здорового человека. Собственная рука машинально отпрянула из-за незнакомого, и от того более неприятного ощущения.
- Отец, - Гендзи выдыхает это практически беззвучно. Юноша прислушивается к дыханию, которого не слышит. Зато отчетливо слышит биение собственного сердца, которое было готово проломить грудную клетку.
Вместо того, чтобы сразу кого-то позвать, Гендзи сидел еще с несколько минут, просто вглядываясь в спокойное лицо отца. Губы юноши начали дрожать, как и собственный голос, когда Шимада наконец стал звать охрану. Началась суматоха, Гендзи не знал, куда деть себя. Для него отец всегда был его защитой, тем, кто простит сыну любую выходку, а теперь.. Гендзи мотнул головой, отгоняя от себя это "а теперь его нет". Он отказывался верить.
Ноги сами несли Гендзи к комнате его брата. Юноша кончиками пальцев скребет по седзи, не дожидаясь ответа, открывает дверь. Хандзо еще спит, но Гендзи на свой обычный манер садится рядом с его футоном. Не зная, куда деть руки, юноша перебирает длинные волосы брата. Гендзи поджимает губы - он не знает, что сказать, как сказать, просто не знает, что делать. Ему непривычно больно, и также непривычно отчего-то обидно. Он как маленький ребенок сейчас искал защиты. Гендзи не нравилось это собственное сравнение. Он уже давно был взрослым, самостоятельным, в свои-то двадцать два, но сейчас ничего не мог со всем этим поделать. Маленький беззащитный воробей.
- Прости, я не.. - Гендзи не знал, что ответить на замечание брата. Юноша лишь убрал руку, когда Хандзо привстал. Порой юный Шимада не знал, как подступиться к брату и всегда был рядом с ним осторожен. Гендзи буравил брата серьезным взглядом. Рука застыла в полудвижении, когда с нее соскользнула прядь волос Хандзо. Юноша перевел взгляд на собственную руку, стараясь отвлечься на это ощущение - было щекотно и в то же время приятно, как мягкие пряди длинных волос брата касались кожи. Но в конечном итоге у Гендзи не получается отвлечься, запомнить это ощущение. Хандзо интересуется целью визита, и юноша переводит свой взгляд теперь снова на брата. Еще с минуту собирается с мыслями; облизывает пересохшие губы. Сидит смирно, сложив руки на собственных коленях и на них же уставившись.
- Отец.. - перед глазами его спокойное лицо. Гендзи хмурится, ему не нравится эта картина. Не нравится то, что произошло. - Отца больше нет, - юноша выпаливает это на одном дыхании, сам замерев следом за последней буквой. Он снова смотрит на брата - он не ждет его реакции, Гендзи просто не знал, куда деть самого себя. Хандзо должен был стать новым главой клана, который уж точно не станет прощать оплошности "воробья". Но Гендзи, конечно, сейчас заботило не это. Он вот-вот готов был сорваться - Гендзи часто заморгал, отгоняя подступающие слезы. Отец был для него слишком многим, он всегда был рядом. В каком-то смысле, отец был его жизнью, а сейчас юноша остался один. И даже сидящий рядом с ним брат - Гендзи всегда казалось, что они слишком разные. Порой казалось, что они слишком чужие.
Хандзо откидывается обратно на подушку, и рука юного Шимады машинально тянется к нему, снова касаясь кончиков волос. Гендзи боится быть один. Смешно, но он боится этого больше всего на свете. Он хотел бы спросить, что ему теперь делать, но не может этого сказать брату. Брат станет смеяться, он будет злиться - что угодно, юноша не знал наверняка реакции на свой вопрос. К тому же, теперь у Хандзо и без юного Шимады будет слишком много забот. Гендзи придется стать серьезнее, взрослее, самостоятельнее.
- Что теперь будет? - все же не удержавшись, практически шепотом произносит Гендзи, не будучи уверенным в том, что вообще стоило сейчас что-то говорить. Юноша по прежнему держит прядь волос в руке, аккуратно те перебирая. И все-таки, пусть немного, но это помогало отвлечься. На секунды выдернуть себя из реальности, в чем сейчас была просто крайняя необходимость.[SGN]
|
|
[/SGN]
Отредактировано Angela Ziegler (2017-01-15 18:12:57)
- Что теперь будет? - еле слышно произносит младший Шимада, одними губами, перебирая длинными пальцами мои волосы, в беспорядке разметанные по подушке. Кажется, проходит вечность, прежде чем мне удается оторвать взгляд от его напуганных глаз, вернувших меня к реальности происходящего, останавливая подкатывающую в горлу тошноту. Приподнимаюсь на локтях, внимательно вглядываясь в его все еще детское лицо, полнящиеся слезами глаза, ставшие много лет назад моим ночным кошмаром.
Ранней весной, вусмерть пьяный мальчишка, разорвавший седзи в безуспешной попытке пробраться в комнату, рухнул на футон, обвивая холодными руками мои плечи, в беззвучной мольбе "посмотри же на меня, посмотри, проснись". Омерзительно душный запах перегара в перемешку с вонью дешевых сигарет и женских духов вынуждают открыть глаза и с презрением посмотреть на лежащего рядом, одним своим видом давая понять, что желанным гостем он не является. Мальчишка, совершенно не тушуясь под презрительным взглядом, оглаживает ладонями мое лицо, в тот момент, когда я замечаю изменившееся выражение его собственного. Одними губами, брат, всхлипывая на вдохе, спрашивает, когда все пошло не так, почему я больше не говорю с ним, что произошло, повторяя снова и снова, как мантру, прижимая к себе сильнее. Длинные изящные пальцы скользят по щекам, очерчивают линию губ, бровей, носа, оставляя на коже неприятный спросонья холод, а слезы, градом катящиеся с его детского лица, оставляют мокрые дорожки на моем плече.
Прикосновения прекращаются, когда из-за всхлипов Генджи начинает трясти и его состояние не описать никак иначе, кроме истерики. Он ревет, закусив кулак, спрятав раскрасневшееся лицо в изгибе моей шеи. Я люблю тебя, люблю, люблю, люблю...вернись шепчет, повторяя раз за разом, словно молитву, целуя мои губы,прижимаясь так сильно, словно в любую секунду мог раствориться во мне и исчезнуть, пока его еле слышный шепот не разбивается о тихий приказ уйти.
Я никогда не смогу забыть эти глаза, переполненные страхом, безграничной паникой и ужасом в перемешку с лютой ненавистью за то, что я так поступаю с ним. Мальчишка вывернулся наизнанку, чтобы добиться ответа на те вопросы, которые терзают его сильнее с каждым прожитым днем, но все бестолку.
Он ненавидит и боится меня.
Открываю глаза, возвращаясь из плена болезненных воспоминаний, и снова вижу этот взгляд, направленный сквозь меня; пальцы, перебирающие пряди волос в попытке удержаться в реальности. Только сейчас я всецело осознаю, что брат потерял далеко не отца, но единственное живое существо, которое осталось с ним, когда я не смог.
Вытягиваю вперед руку, касаясь плеча и требовательно притягивая ближе, от чего младший Шимада содрогается всем телом, отпрянув назад.
Теперь останемся только мы...
Отредактировано Hanzo Shimada (2017-06-13 10:34:32)
[NIC]Genji Shimada[/NIC][STA]I will never sacrifice my honor[/STA][AVA]http://s7.uploads.ru/5UwX8.png[/AVA]В какой момент они стали чужими? Гендзи закусывает губу, сдерживая слова, что так давно хотел сказать брату. В детстве, они ведь часто играли вместе, устраивали бои на деревянных мечах. Ханзо побеждал, а Гендзи всегда не доставало концентрации, он всегда был излишне самоуверен в своей силе. Слишком быстрый, ловкий, неуловимый - маленький воробей. Птичка, которая может ускользнуть от тебя быстро и незаметно; птичка, вокруг которой также быстро могут сомкнуться твои руки и она уже никогда не взлетит. В какой момент дракон и воробей стали чужими? А может, они были такими всегда? Просто не замечали этого. Или боялись стать ближе?
Гендзи смотрит на брата внимательно, не отводя взгляда. Не замечает, как слеза все-таки скатывается по щеке. Но Гендзи это уже не волнует, он не хочет сдерживать своих эмоций сейчас. Он так отчаянно нуждался в поддержке, что его самообладание просто дало трещину в какой-то момент. Как и прежде, он готов был открыться перед братом - он всегда показывал ему свои настоящие эмоции, в то время как Ханзо всегда только и делал, что скрывал их. Рука брата тяжелым грузом ложится на плечо. Тяжелым, потому что Гендзи не ожидал, что брат снова когда-нибудь подпустит его к себе, позволит стать ближе. Как в детстве.
- Почему ты больше не говоришь со мной? - слова все же находят своего адресата. Слова, что ни раз Гендзи задавал брату, но никогда не получал ответа. Воробей знал, что и теперь всего его вопросы разобьются о те стены, что выстроил старший Шимада вокруг себя, слова разобьются об одно единственное "уходи". Он всегда так говорил, только это.
- Почему ты оставил меня? - и зная, что будет, Гендзи все равно не унимался. В какой-то момент, теряя последнее самообладание, он уже готов был сорваться на крик, только бы Ханзо его услышал. Руки воробья цепко держат плечи дракона, хотя секундами ранее Гендзи, испугавшись последствий, отстранился от брата.
- Если тебя готовили стать главой семьи, то я тебе был больше не нужен? - пальцы сдавливают плечи брата, но Гендзи не рассчитывает своей силы. Он хочет получить ответы на свои вопросы, но не видит ничего во взгляде дракона. Прежнее равнодушие. Кажется, в этот раз Гендзи и правда словно бы разбился.
- Знаешь.. - он наконец отпускает плечи брата. Пальцы немного трясутся, и воробей снова не знает, куда деть свои руки. Он смотрит так, словно извиняется. Он знает, что разозлил Ханзо. - Знаешь, почему я так себя иногда вел? Я так часто хотел привлечь твое внимание. Хотел, чтобы ты просто посмотрел на меня. Оценил мои успехи, когда я из кожи вон лез перед тобой на тренировках. Я думал, что мы равны, мы ведь братья, верно, Ханзо? - снова ничего. Какая это была по счету попытка?
- Я просто всегда думал, что у меня есть ты, и мне ничего не страшно. Ведь у меня есть старший брат, сильный, смелый, тот, кто понимает меня и поддержит в любой ситуации.. - с каждым словом голос Гендзи становился все тише. Он уже не говорил с братом, это было похоже на разговор с самим собой.
- Знаешь, мне страшно, Ханзо. Страшно оставаться одному, без отца. Но самое страшное, что даже сейчас у меня нет тебя. Человека, на которого я пытался ровняться всю свою жизнь, - переводя собственный монолог в мысли, Гендзи покинул комнату брата, не обращая больше на того внимание. Не разговаривая с ним, избегая встречи, избегая взглядов вплоть до самых похорон отца. Но даже там воробей старался держаться как можно дальше. Когда все закончилось, долго сидел возле алтаря в доме клана. Пытался сосредоточить свое внимание на дымке, исходящей от ароматических палочек. Нужно было что-то, что удерживало бы в реальности, потому что события последних дней были похожи на дурной сон. И Гендзи очень хотел поскорее проснуться.
Часто, когда детям снятся страшные сны, они идут к родителям, чтобы те защитили от напасти. Или к старшим братья и сестрам, потому те всегда по определению ведь сильнее. Воробью не осталось мест, где можно было бы спрятаться.
Вопросы неостановимым потоком вырывались, казалось, из самых потаенных глубин души младшего брата, каждый из которых ощутимо ранил, оставаясь без ответа. Ранил обоих, с той лишь разницей, что воробей не умел или же не считал нужным контролировать свои эмоции, потоком захлестывающие с головой.
- Я просто всегда думал, что у меня есть ты, и мне ничего не страшно. - последнее, что слышу перед тем, как раствориться в омуте сожаления и горечи с примесью нарастающей злобы: воробей столь откровенно жалеет себя и внезапно обретенное одиночество, не обращая внимания ни на что иное. Впрочем, он всегда был больше эгоистом, заботясь о собственном комфорте, нежели о том, сколько боли он приносит людям вокруг себя отказываясь от чести наследника империи, пропадая в барах и сомнительных номерах отелей, наслаждаясь жизнью, которую не пристало вести взрослому человеку, обремененному долгом перед семьей и кланом. "...у меня есть ты, и мне ничего не страшно..."- слова словно наотмаш бьют по лицу раскрытой ладонью, хлестко и звонко, и по-детски обидно: Я просто всегда думал, что брат останется со мной, когда отвернулась даже родная мать, отстраненная от воспитания "будущего наследника", но, пожалуй, праздная жизнь - намного лучший друг ...
Слова остаются внутренним монологом: закатывать семейную ссору в такой день было бы абсурдом, не смотря на разгорающуюся внутри клокочущую злость: не унимавшийся Гендзи, раскрасневшийся, с головой уходящий в переживания и нахлынувшую эмоциональную бурю, никак не мог остановиться. Я должен был любить его, поддерживать, оберегать, ведь старший брат - это опора и защита. Никто иной кроме как первенец и наследник клана и империи должен уделять время второму отпрыску, которому позволено жить своей жизнью, наслаждаться каждым днем, конечно же уделяя время тренировкам тогда, когда посчитает нужным. Естественно, мои переломанные ребра и пальцы, разбитое в кровь лицо и тело после каждой тренировки не были причиной не холить и не лелеять любимого младшего брата, пожалуй, нужно было обнимать его чаще, чтобы осколки костей пропороли к чертям легкие и, быть может, я сдох бы раньше, чтобы не слышать сейчас полные отчаяния и молччаливого укора слова Гендзи Шимады.
Выдыхаю. Мысли, опьяненные яростью, перешли грани разумного, дойдя до крайней точки абсурда.
Я любил брата. Всегда. Каждая новая ссадина, каждое заученное правило, каждое покорное "да, отец" всегда было для того, чтобы быть лучшим, идеальным сыном. Гордыня? Нет. Желание уберечь от этой участи доверчивого, открытого и бесконечно честного малыша с короткими, вечно взъерошенными угольно-черными волосами.
Единственным, кому действительно была нужна хоть капля поддержки был я.
Эгоизм? Да. В этом мы схожи.
За чередой собственных мыслей не сразу замечаю звенящую тишину комнаты, залитой рассветным солнцем, очнувшись лишь в тот момент, когда тяжесть чужого тела покидает футон и воробей уходит, ни разу не оглянувшись.
Тишина и одиночество душат, паника, сдерживаемая, пока большие темные глаза прожигали насквозь, выплеснулась через край: рухнув спиной на смятые простыни, зарываюсь лицом в прохладную подушку, с силой стискивая зубы в попытке не взвыть в голос, в то время, как по белой наволочке постепенно расползается соленое влажное пятно слез.
Младший Шимада избегает встреч, взглядов, разговоров, даже на похоронах отца не решается подойти ближе, с трудом держа себя в руках и надолго остается один у алтаря по окончании. Выглянув из-за седзи, наблюдаю за склоненной головой и совершенно поникшими плечами младшего брата, наблюдающего за струйкой дыма над благовониями: хочется все так же оберегать его, ограждая от ужасов, всегда творившихся за закрытыми дверями особняка; заменить ему отца, выгораживая перед советом; делать поблажки и просто быть счастливым от одной мысли о том, что счастлив он - делаю несколько неторопливых шагов вперед, осторожно опускаясь на колени за спиной Гендзи и крепко обнимаю юношеские плечи, прижимая к себе.
- Дай мне шанс все исправить? - обращаюсь к брату впервые за несколько дней.
Буду оберегать тебя так долго, как только смогу...
Он сидит недвижно, пустым взглядом смотрит на дымку от ароматической свечи, иногда невольно морщится от запаха, витавшего возле алтаря. События последних дней выжали из воробья последние силы и ему не хотелось ни видеть чужих взглядов, ни слышать шепотки за спиной, что становились все громче. Ханзо - новый глава клана, вот основная тема для обсуждения. До семейного горя, до семейной драмы не было никому дела, просто потому что кто-то должен был управлять этой "преступной империей". Будь она не ладна. А воробья никогда не заботили дела отца, Гендзи никогда не хотел стоять во главе преступной организации, никогда не хотел замарать свои руки в крови ради.. А ради, собственно, чего? Младший Шимада не задумываясь пользовался деньгами отца, его влиянием, всем тем, чего старик добивался столько лет. А дальше что? Ханзо не станет прощать выходки брата, и что более важно - их не простят старейшины. Гендзи некому было защищать перед ними и их гнев теперь прольется на голову воробья в полной мере. И вот тут становилось действительно страшно.
Впервые в жизни нужно было задуматься о своем будущем. Решить, что теперь делать и, возможно, единственным решением был побег. Подальше от клана, в другую страну, бежать настолько далеко, насколько хватит сил, бежать так долго, пока не нагонят. Поступок воробья наверняка не оставят без внимания. Жить всю жизнь в страхе, что однажды ты не проснешься? Черта с два. Гендзи никогда не страшила смерть, а вот одиночество..
Пальцы с силой сжимаются в кулаки, настолько, что белеют костяшки. Снова он. Снова этот Ханзо, что не оставил в мыслях и места для чего-то другого, для кого-то. Воробей злится, и не в силах обуздать свой гнев. В какой момент младший Шимада стал так зависим от брата? В какой момент каждое действие, каждый шаг, мысль, слово стали зависеть от этого человека, с его вечно высокомерным взглядом, словно он знает все, словно у него есть право осуждать воробья? В какой момент это произошло?
"К черту все", - Гендзи хотел было подняться на ноги, но слышит за спиной посторонний шум. Замер, вслушиваясь. Шаги становятся ближе, пока те не замолкают прямо за спиной. Плечи воробья напряглись, он не знал, чего ожидать от молчаливого гостя, но почувствовал, словно бы его ударило током, словно бы весь воздух из легких выбили, когда руки брата легли на плечи, когда тот сам, первый, заговорил с Гендзи, когда обнял, прижал к себе.. Гендзи растерялся, и прежняя злость стала только отчетливее. Настолько, что управлять ею было еще труднее. Гендзи закусывает губу, морщится, чувствуя желание сказать очередную глупость, оттолкнуть брата, сказать тому, что слишком поздно, что не нужны его подачки, что сам он не нужен. Да только это все было лишь самоубеждением, чтобы просто забыть, отстраниться. Чтобы быть готовым, когда придет время решить - останется ли Гендзи в клане, или станет тому неугодным.
- Исправить что? - воробей отзывается глухо, не оборачиваясь, все еще напряженный, боящийся пошевелиться, просто посмотреть на брата. Страх увидеть нечто в глазах дракона, то, что может уничтожить и без клинка. - Я не понимаю тебя, Ханзо, - напускное равнодушие, попытки говорить твердо, не позволять голосу дрожать. Еще одна попытка поддаться соблазну, поддаться желанию обрести нечто важное и удержать это, никогда не отпускать от себя.
Плечи Гендзи, наконец, расслабляются, как и пальцы, согнутые в кулаки, разжимаются. Воробей растворяется в объятиях, прикрыв глаза, откинув голову на плечо дракона. Даже если этот момент не может длиться вечно, даже если бы сейчас Ханзо ударил бы в спину, счастье, что успело смешаться с гневом, не позволило бы думать о мести, не позволило бы оставить старшего Шимаду без прощения, не позволило бы.. Гендзи жмурится, сдерживая новый приступ истерики. Слишком много эмоций для одного человека, что не способен с ними справиться. Слишком много для человека, который уже ничего не может изменить.
- Я знаю, как бы ты ни старался, ты снова будешь злиться, - дрожащие пальцы воробья касаются щеки брата, проводят по ней, очерчивают линию скулы. Губы касаются кожи шеи, прикусив ту. Дорожкой поцелуев поднимаются выше, до скулы, уголка губ, губ. Поцелуй был коротким, наверное, едва уловимым касанием, но воробей, отстранившись, лишь выдавил из себя самую счастливую улыбку, на которую теперь вообще был способен и, глядя в лицо Ханзо, произнес очередное: - Прости.
Зная, что конец всего этого близок.[NIC]Genji Shimada[/NIC][STA]I will never sacrifice my honor[/STA][AVA]http://s7.uploads.ru/5UwX8.png[/AVA]
Вы здесь » iCross » Альтернатива » | now, forgive yourself, brother |
