.
   «Ты представляешь, эта стерва оставила мне духи..»

   О, разумеется, Лектер написал не так и вовсе не это. Его послание – старомодное письмо от руки, написанное размашистым витиеватым почерком, пахнущее каким-то до безумия и бессмысленности дорогим ароматом – в них Мориарти разбирался куда хуже, чем в марках одежды – было куда более длинным и пространным. Сама его суть и форма требовали утончённости формулировок и избирательности терминов. Читать его письма – что читать Диккенса: остроумие сверкает, ирония неумолима, но стоит ему увлечься – а Ганнибал Лектер – натура более чем увлекающаяся – и вот вы уже тонете в меланхолии и безысходности. В хорошие дни Джим стабильно теряет интерес и нить повествования на середине третьего листа, уже в первых абзацах вычленив главную суть, и "проматывает" к развязке. Там обычно содержится намёк на причину написания послания. И вот она, перед вами. Очень коротко. Лаконично. Понятно. Просто.

   С Ганнибалом не бывает просто, но Джим любит загадки и игры разума, почти моментально начиная зевать в присутствии чопорности и переизбытке эстетики. Он может танцевать под Баха на крыше небоскрёба, лопая ярко-розовые пузыри жевательной резинки, но поставь ему того же Шуберта и Вагнера в плохо освещённой из-за чёртовых свечей в массивных подсвечниках столовой с тяжёлыми мрачными интерьерами, пафосной сервировкой на три блюда с пятью столовыми приборами в сложной выкладке и огромным бокалом замудрёного вина многовековой выдержи, и он полезет на стенку, предварительно взвыв.

   Ганнибал делает всё один. Делает сам. Не чурается грязи. Он льёт реки крови, орошая ей всего себя, всех присутствующих, стол, стулья, стены и пол.

   Джеймс ненавидит пачкать руки, у него для этого есть как минимум Моран, как максимум – десятки, сотни, тысячи других людей. Сеть не подчиняется ему напрямую, это не организация и не синдикат. Сеть это Облако. Мысль. Идея. Чья-то страшна фантазия, оживающая по умелому мановению его рук.

   Ганнибал – человек-оркестр.
   Джим – композитор и дирижёр.

   Но всё же что-то их объединяет вот уже много лет, заставляя периодически пересекаться, обмениваться советами и мнениями, а порой и вот таким, казалось бы, совсем человеческим и.. простым?

   "Эта стерва оставила мне духи", - хихикает Джим, закидывая ногу на ногу и отправляя в рот спелую черешню. За иллюминатором в смертельном для человека морозе непривычно искрит на фоне кричаще голубого неба золотое солнце. Стоит только отлететь от милых сердцу островов, и перед тобой словно бы открывается иная Вселенная, в которой даже есть Солнце, уже удивительным образом греющее даже на такой высоте. Консультант щурится в его лучах, словно довольный кот, выползший на застеклённую лоджию погреться на весеннем солнышке, и берёт с деревянного столика телефон.

   Двигатели Bombardier Learjet 85 мерно гудят где-то на фоне, косточка от черешни с характерным, едва уловимым в этом гуле, стуком опускается в миску и её место занимает свежая ягода, оставляя на губе ирландца бордовую каплю сока. Он облизывается и оживляет свой гаджет двойным тапом, смахивает в сторону заставку и вот перед ним уже открыт фотоальбом. Он листает фотографии шикарной блондинки с томным взглядом и думает о том, что, очевидно, Ганнибал Лектер очень многое понимает в людях – в известном смысле, - но совершенно ничего не смыслит в женщинах. Что для его личности и профессии весьма и весьма странно.

   Впрочем, до этого пятистраничного опуса-возмущения на тему духов даже Мориарти не придавал её личности и существованию никакого особого значения. В конце концов, где он и где Штаты, где этот самый чёртов Балтимор (ему на полном серьёзе пришлось даже глянуть карту, вот на столько он не интересовался географией сомнительной страны Демократии и всеобщего благоденствия). Теперь же, однако, образ в его голове складывался занимательный, а Скука снова наступала на пятки.

   All my life I’ve been searching for distractions.

   И они были любые. Они были разные. Они были всякие.
За неимением лучшего, большего или хотя бы просто иного, он решил «прогуляться». Покинуть острова и отправиться на континент, чтобы своими собственными, чёрными как безлунная ночь, и глубокими, как марианская впадина, глазами посмотреть на женщину, которая обыграла этого въедливого, аккуратного и дотошного мозгоправа. И он имел в виду далеко не только профессию Лектера.

   Самолёт заходит на посадку ближе к ночи. На земле его встречает влага конденсата, колющая глаза темень и яркие огоньки посадочной полосы. Частный водитель на частном автомобиле встречает его с частного самолёта в не менее частном аэропорту. Мориарти любит комфорт, но и простотой не брезгует при необходимости. Он ещё не решил, каким образом и какое именно впечатление хочет произвести на мисс..

   Беделию дю Морье, ох ты, боже ж мой.. Ганнибал Лектер. Беделия. Дю Морье. Вычурные имена на пожухлых от времени страницах его личной Книги Судеб. Все как на подбор, одно к одному, укладываются слоями, ложатся вензелями, бегут отточенными каллиграфическими линиями, грубыми мазками, утончёнными росчерками. У самого у него разве что фамилия им под стать - Мо-ри-ар-ти. Водяными знаками под обложкой, серебряным тиснением М гуманистической антиквой на корешке.

   Он едет по тёмным улицам, отсветы фонарей слепят глаза, вереницей пробегая по стёклам. Джим понятия не имеет, что это за машина - в американских марках на ощупь он не разбирается, а на маркировку взглянуть не удосужился - но и значение это имеет минимальное. Доехав до места, он ещё с полчаса сидит в потухшем авто, просто наблюдая, разглядывая, делая выводы, принимая решении. Доктора Дю Морье нет дома, это ему известно совершенно точно, но когда закрытые двери и сигнальные системы были помехой для Джеймса Мориарти?

   Внутри сухо и просторно, дорого и красиво. Он обходит стеклянный журнальный столик. Проводит рукой по коже кресел, подавляет желание присесть и попрыгать на диван. Пробегается пальцами по корешкам многочисленных книг на декоративных и не очень полках - рабочее, рабочее, рабочее, научпоп. Немного опошленных в массовой культуре потребления и повального увлечения психологией великих имён, немного не столь широко известных авторов.

   Пока в камине кокетливо разгорается разведённый огонь, он лениво ковыряет брёвна кочергой, а потом со звяком ставит её на место, крутя регулятор тяги. Пусть будет она - столь дорогая их с Ганнибалом сердцу полутемнота. Но не от пошлых обманчивых свечей, дарящих вероломное короткое пламя, а от полноценного источника настоящего тепла. Мориарти любит вид, жар и запах огня, пляшущие языки пламени и мерный, крайне приятный слуху треск дерева.

   Он не то чтобы различает на этом фоне звуки её прихода, он скорее представляет и чувствует.

   Как плавно щёлкает замок, открывается дверь и не самой твёрдой походкой, чуть отклоняясь вперёд-вправо и удерживаясь рукой о стену, в дом заходит женщина. Беделия любит вино. Почти так же страстно и бестолково, как сам Лектер. Джим считает это напускным пижонством - делать вид, что ты увлекаешься виноградным уксусом, не важно, сколько при этом ему лет, что за урожай и как широк и изыскан букет. Беделия таким образом получает успокоение и удовольствие, проводит порой утро, день и вечер. Говорят, женский алкоголизм куда страшнее и неизлечим. Но судить обо всём этом явно не Джиму.

   Вот она роняет сумочку из левой руки, рассыпая по полу пудреницу, тени и помаду. Золотистый цилиндр катится под кожаный пуфик с африканскими мотивами, и женщина улыбается. К чёрту эту помаду! - у неё в будуаре есть ещё и ещё.  Наклонившись вперёд сильнее и продолжая удерживать себя в относительно вертикальном положении, опираясь о стену, она стягивает туфли на высоком каблуке - одну, а затем и вторую. Вот теперь Джим почти уверен, что слышит "цок", "цок".

   Секунды капают, языки пламени пляшут в его обсидиановых глазах. До гостиной с камином ей шагов пятнадцать.