Питер уже успел позабыть, когда началась вся заваруха: мальчишки, один за другим, попадали на его остров, чумазые и оскорбленно-обиженные, потому что родители им не верили, в нелепых ночных рубашках и с босыми ногами – их было уже так много, что Пэн сбился со счета.
Они, разумеется, никогда не возвращались. Кто-то, очарованный русалками и упоенный свободой, граничащей с беспредельной вседозволенностью, даже не думал о том, чтобы попросить у него освобождения, однако, попадались и те, кто с наступлением темноты начинал хныкать у потухающего костра, беспечно полагая, что если Питера нет поблизости, то он об этом не узнает.
В глубине души лидер потерявшихся мальчиков страшно злился, что его вечно юная команда на самом деле до трясущихся поджилок его побаивалась. Пэн полагал, что однажды они привыкнут и войдут во вкус, однако, этого все никак не происходило: стоило солнцу зайти за горизонт, как мальчишки начинали ныть и проситься домой. Ну конечно.
Тень летела над Темзой, то опускаясь к ее мрачным, спокойным водам, то, напротив, взмывая ввысь к самым облакам, стирая горизонт между собственными очертаниями и черным, ночным небом в россыпи ослепительно-ярких звезд. Она часто пролетала здесь, мимо настежь распахнутого окна, заглядывала сквозь ставни и не находила для себя ничего интересного. Слишком счастливая семья, слишком привязанные к родителям маленькие детки.
И все же один ребенок всматривался в темноту, охватившую Лондон с наступлением ночи, с такой нескрываемой жадностью, что Тень передумала. В очередной раз остановилась, всматриваясь мерцающими алмазами глаз в хрупкий силуэт, и протянула смоляную, эфемерную руку. 
Только одним этим жестом Тень предлагала оставить позади и родной дом, и скучный, въедливый, испорченный мирок.
Про то, что оставлять придется навсегда, Тень не упоминала.
Она крепко сжимала пальцы ребенка, не давая тому упасть в простирающиеся далеко под ногами тяжелые воды пролива Ла-Манш, но если бы тот вдруг сорвался, развернулась бы в воздухе и отправилась на поиски кого-нибудь другого.
Все они были одинаковы. Страдающие от неутоленной жажды приключений, готовые предать, ради крошечной надежды хотя бы одним глазком увидеть невероятное. И Неверлэнд идеально подходил в качестве магнита для неокрепших умов.
Тень летела целую ночь, ее гипнотические зрачки сверкали, будто звезды, поэтому, если внизу кто-то и не спал, задрав голову и вглядываясь в заполнившие город сумерки, то он, вероятно, ничего не заметил.
Когда они наконец добрались до «самого утра», тьма почти рассеялась, первые лучи солнца беспощадно били по лицу – тоже своего рода задумка, чтобы, проходя через портал, очередной потерянный мальчик не понял, каким образом это произошло. Любые пути обратно обрывались в зародыше.
Питер всегда встречал новеньких первым. Его забавляла реакция, искажающая их лица, стоило им почувствовать подвох, осознать, будто что-то идет не так. Прекрасные русалки оказываются безжалостными монстрами, только и мечтающими разодрать на куски, погубить, утащить на самое дно. Подавляющее большинство фей повыродилось, и Пэн водил прибывших на остров к единственной, которую знал, как на экскурсию. А пиратские корабли заплывали в гавань так редко, что в основном об их существовании догадывались исключительно "старички", к тому же, бравые разбойники были слабо заинтересованы в том, чтобы развлекать докучливую ребятню.
Неверлэнд всегда оказывался куда мрачнее, нежели они себе представляли, но тем не менее, чем-то он все-таки их зачаровывал, вынуждая привыкнуть и к местным порядкам, и к безнадежной неизбежности. Флейта Питера милосердно помогала им забыть о том, кем они были раньше.
На сей раз Тень вернулась одна. Пэн ловко соскочил с выступа на скале и хмуро уставился на нее, словно вглядываясь в собственное отражение. Затем посмотрел вниз, и его зеленые глаза расширились от изумления. Буквально в паре метров от него кто-то отчаянно боролся за жизнь, изо всех сил стараясь не утонуть. Питер подлетел ближе и, властно обхватив несостоявшегося утопленника за талию, доставил на берег.
- Ты – девочка, - хозяину острова не удалось скрыть разочарования в голосе, хотя, чего греха таить, он и не собирался. Какая-то часть надежно отлаженного механизма дала сбой, если Тень так облажалась, впервые на памяти Пэна, кстати.
«Надо было натравить на нее русалок. Куда меньше хлопот», - подумал Питер, смутно припоминая, что те вились недалеко от берега. И все же, как она умудрилась упасть в воду?
- Не ударилась? – он решил, что раз уж девчонка каким-то чудесным образом оказалась в Неверлэнде, нужно проявить максимум почтения. Он даже любезно сделал вид, что не обратил внимания на ее промокшую насквозь и оттого просвечивающую ночную сорочку.
Питер сильно растягивал гласные, когда говорил, улыбался краем рта, подавая девочке, наверняка нахлебавшейся соленой воды, руку. Только глаза у него не смеялись, хищно сканируя каждый миллиметр незнакомого лица.
- Меня зовут Питер, - он не боялся заплутать в непроходимых джунглях – казалось, ему вообще не нужно смотреть на дорогу, чтобы попасть туда, куда он пожелает. – Питер Пэн.
Ему вдруг стало любопытно, услышит ли она мелодию флейты грядущим вечером.
- Добро пожаловать в Неверлэнд.