Тогда Эллисон казалось, что она умрет.

Она помнит оглушающую боль где-то в районе пупка, когда клинок Они вонзился в ее плоть, помнит кровь, брызнувшую ей на одежду и на руки, когда она тянулась ладонями к ране в отчаянной попытке прикрыть ее, помнит глаза Скотта, склонившегося над ней с полной уверенностью, что она скоро умрет. В его глазах стояли слезы, а Эллисон отчаянно пыталась придумать, что такого ободряющего ему сказать. Ей не хотелось, чтобы он слишком сильно грустил о ее смерти, ведь она она погибала не напрасно, она погибала, защищая своих друзей. Хотя умирать все равно было страшно, страшнее, чем окунаться в холодную воду для того, чтобы найти родителей, страшнее, чем бороться с целой стаей альф, страшнее, чем узнавать о смерти собственной матери. Страшнее всего, с чем она когда-либо сталкивалась. И, конечно, умирать совсем не хотелось; казалось, что она смогла бы еще сделать так много, спасти столь многих людей, а не лежать в собственной крови, чувствуя, как немеют ноги, а по щеке катится слеза.

«Я люблю тебя, Скотт МакКол». А потом наступила темнота.

Эллисон понятия не имеет, как долго эта темнота окутывала ее. Она, по правде говоря, едва ли помнит хоть что-то из того, что было с ней после этих ее слов и до того, как однажды ночью она распахнула глаза. В тусклом свете прикроватного ночника виднелись трубки, отходящие от ее тела, белые больничные стены и силуэт отца, скрюченного в кресле около стены. Он спал, беспокойным сном человека, который ждет, что в любой момент может произойти самое худшее, и это худшее было связано с Эллисон. Сердце девушки сжалось, наполняясь любовью к отцу — она и представить не могла, что он пережил за все то время, что она лежала без сознания.

«А сколько на самом деле прошло? Пара дней? Неделя? Месяц? Много больше?» Эллисон перевела взгляд в потолок, силясь понять, но, разумеется, ей это едва ли удалось. Главное, что она выжила, а все остальное сейчас было не так уж важно. Голова снова начала наполняться темнотой, той самой, что уже была знакома Эллисон, вот только сейчас она уже не боялась: она знала, что проснется вновь. Поэтому она прикрыла глаза и позволила себе снова провалиться в сон.

В следующий раз она очнулась утром: в окно палаты падал солнечный свет, а рядом сидел отец, уже успевший заметить, что дочь пришла в себя. В его глазах стояли слезы, и девушка в очередной раз почувствовала боль в сердце, в следующее мгновение слезы были и на ее глазах. Самое страшное для них обоих было позади, и от этого на душе было совсем легко, жаль только, что в теле этой легкости совсем не было. Тело ныло и болело, а шрам над пупком порой саднил так, что хотелось бросаться на стены. К счастью, таблетки неплохо спасали.

Вскоре после того, как она пришла в себя окончательно, отец сообщил ей и о времени, что она пропустила, — чуть меньше месяца, — и о том, что они находятся во Франции, в небольшом городке, где когда-то жили. Отец решил, что ей стоит побыть почти в родных местах, подальше от места, где она чуть не умерла. «Чтобы ничего не напоминало тебе о случившемся», — сказал тогда отец, но они понимали, что ничто не сможет стереть эти ее воспоминания. Она пронесет их с собой через всю жизнь вместе с уродливым рубцом у себя на животе.

Ей требуются два дня, чтобы начать подниматься с больничной койки, еще несколько, чтобы начать передвигаться самостоятельно, без чьи-либо помощи, и когда она достигает в этом успехов, врачи позволяют отцу увезти ее домой. Не в Бикон Хиллс, конечно, в небольшой домик на окраине города, рядом с лесом и озером, где Эллисон будет быстрее восстанавливаться. Девушка благодарно смотрит на отца, а потом думает, что уже очень соскучилась по своим друзьям.

Отец сообщает им о том, что она пошла на поправку в то же утро, когда она окончательно приходит в себя. Эллисон говорит с Лидией и слышит, что та почти готова расплакаться, потом обменивается несколькими фразами со Скоттом и слышит Стайлза, который на заднем плане заваливает друга вопросами. Друзья спрашивают, как она, а Эллисон храбрится что есть мочи и говорит, что уже почти здорова, а потом снова морщится от нестерпимой боли в животе. Что важно: никто из них не говорит о ее возвращении в Бикон Хиллс, наверное, все понимают, что пока ей тяжело вернуться. И отчаянно надеются, что однажды все-таки станет проще. Эллисон в этом пока совсем не уверена.

Еще через некоторое время она снова начинает ходить в школу. Конечно, после Бикон Хиллса здесь совсем иначе. И дело совсем не в том, что никто не пытается тебя убить на постоянной основе. Просто дышится и существуется здесь по-другому: возможно, потому что рядом нет друзей. Нет, Эллисон никогда не составляло труда быстро сдружиться с кем-то, — вот и сейчас она с легкостью находит себе новый круг общения, — но после всего случившегося в Бикон Хиллсе, она не чувствует ни к кому прежней привязанности. У нее есть другие друзья, своя стая, и никто не сможет с ней сравниться. Как бы ей хотелось, чтобы все они сейчас были здесь!

Разумеется, это невозможно, и с Бикон Хиллсом Эллисон связывают только воспоминания разной степени давности. Так, по крайней мере, ей кажется до одного определенного момента, когда она вдруг сталкивается кое с кем. Эллисон в школе уже пару недель, но, разумеется, знает еще совсем не всех. Вот только одну женщину она знает получше многих. Сталкиваясь с ней в кафетерии между третьим и четвертым уроком Эллисон не верит своим глазам. Она быстро юркает за привычный ей стол и в первое мгновение опускает глаза; потом снова поднимает их, чтобы проследить за действиями женщины.

— Мисс Блейк, что вы здесь забыли? — говорит негромко, чтобы никто не услышал.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2eSfK.png[/AVA][SGN]icon by изюм
  [/SGN]

Отредактировано Allison Argent (2016-11-06 11:00:31)