Впервые в жизни Барри с такой невероятной силой хотел бежать. Бежать так быстро, как никогда раньше. Просто чтобы оказаться подальше отсюда. Подальше от всех этих людей, в чьи глаза он сейчас не мог смотреть, чьи голоса не хотел слышать. Подальше от S.T.A.R.Labs, где каждая вещь, казалось, насквозь пропиталась ложью. Подальше от тюрьмы для мета-людей, где сейчас была занята всего лишь одна камера.
Была занята… этим человеком.
Но Барри прекрасно знал, что, как бы быстро он не бежал, от себя все равно убежать не получится. И что его сомнения, вопросы, терзающие сознание, и боль, пустившая корни глубоко-глубоко в сердце, никуда не исчезнут. Что главная причина этих изматывающих душу чувств никуда и никогда не исчезнет.
Ему дали выбор. Выбор и возможность, о которой он мечтал с одиннадцати лет. Возможность, ради которой он стал Флэшем, ради которой он жил последние пятнадцать лет. Только эту самую возможность ему дал человек, лишивший его самого ценного, что только бывает в жизни любого ребенка. Барри не верил ему. Барри не верил себе. Барри уже никому не верил.
Все его друзья и родные, которые сейчас со скрытой радостью и тревогой готовили убийство своего собственного настоящего, ни на секунду не допустили даже мысли о том, что Барри может отказаться. Они считали, что так будет правильно, что Барри обязан любой ценой спасти свою мать. И только Генри, Генри, до сих пор до безумия любивший Нору, был категорически против изменения времени. А Барри… Барри не знал. Не знал, чего он по-настоящему хотел.
Быть с мамой и папой, потеряв при этом Джо, Айрис, Эдди, Циско, Кейтлин, Олли, Фелисити, Ронни, Штейна? Быть ребенком, выросшим в полноценной нормальной семье, стать обычным человеком, навсегда забыв, что значит быть Флэшем? Быть счастливым парнем, которого никогда не предаст тот, кого он… Боготворил?
Оставить все как есть, навсегда потеряв возможность спасти маму? Продолжать смотреть в зеркало и видеть в нем человека, который… Который что? Что? Никогда не узнает, верное ли принял решение? А… А Тоун? Тоун останется в этом времени, будет сидеть в камере, лишенный своих сил. Потому что Барри знал, что не сможет его убить. Даже зная, кто он и что сделал с его семьей, друзьями, настоящим доктором Уэллсом и с ним самим. И желтый костюм так и останется стоять в Хранилище Времени, каждый раз напоминая о том, что Барри проиграл. Потому что Барри проиграет при любом раскладе.
… В размышлениях прошел весь вечер и часть ночи. Барри еще раз поговорил с Уэллсом – на этот раз уже о деле. Циско, Кейтлин, Ронни и Штейн взялись за расчеты и постройку временной капсулы. Джо, Айрис и Эдди все же отправились домой – время еще было, и, кажется, это время они хотели потратить на то, чтобы попрощаться с той жизнью, которую они знали.
Барри отключил камеры слежения и снова – уже в третий раз за сутки – спустился к капсулам. Плавно въехали в пазы затворы, следом потянулась дверь. Эобард спокойно стоял, опираясь спиной на стену камеры, и даже не думал о том, чтобы убежать. Значит, был уверен, что Барри согласится. Барри хлопнул ладонью по сенсорной панели и проскользнул в капсулу. Дверь за спиной с тихим шипением закрылась.
Ему казалось, что находиться в «тюремной» капсуле наедине со своим врагом будет… Проще. Что ненависть и злость, которые он все же смог взять под контроль, помогут ему сохранить лицо и выдержать этот, как он надеялся, последний разговор. Слишком личный для того, чтобы о нем хоть кто-нибудь узнал. Тишину, казалось, можно было разрезать ножом.
- Ненавидишь меня… Да, Тоун? – голос, к счастью, еще не дрожал. – А их? Ладно я – за что ты с ними так? И не надо говорить мне про живых мертвецов и будущее. Ты здесь – живой. Они здесь – живые. И им больно. У меня есть условие, Тоун. Прежде чем я отправлю тебя назад в твое счастливое будущее – поговори с ними. Сделай так, чтобы они не считали тебя чудовищем. Сделай так, чтобы они считали тебя жертвой. Иначе они себе никогда не простят того, что не могут тебя ненавидеть.  Сделаешь – и я дам тебе все, что тебе нужно.

- Их «никогда» будет длиться одну минуту пятьдесят две секунды после открытия червоточины. И еще часов восемь, пока Циско и Ронни строят твою временную капсулу, а Кейтлин пытается помочь всем сразу, лишь бы не иметь времени на то, чтобы думать. Для тебя, наверное, эти часы ничего не значат. А для них это – почти вечность. Я не хочу, чтобы эта жизнь для них заканчивалась… так.
Барри действительно этого не хотел. За себя он не имел никакого права просить, потому что собирался по сути изменить историю. Но за них – мог. Должен был. Навалившаяся усталость мешала связно мыслить. Можно было позволить себе психануть, впечатать Тоуна головой в стекло пару раз. Потребовать, поставить свои условия. И Барри знал, что этот незнакомый ему Эобард согласится. С легкостью отыграет спектакль, при этом не испытывая ни малейших терзаний. Этому Тоуну нужен был Флэш. Именно здесь и именно сейчас, и, значит, Флэш мог ставить условия.
Это ведь было так легко – ставить условия. Флэшу уже приходилось навязывать свои правила как преступникам, так и с полиции. Да даже своей команде. Только красный костюм Флэша стоял в отведенной ему нише, а Барри… Барри не умел ставить условий. Между супергероем Флэшем и человеком Барри Алленом была огромная, чудовищно огромная разница. Это знал Барри. И это знал Тоун, потому что за последний год у Барри не было человека ближе, чем доктор Харрисон Уэллс.
- Ты хочешь знать, правильно ли поступаешь, какой выбор верный?
Барри ощутимо напрягся, но все же промолчал. Он и сам не знал, чего он хочет. Спасти маму? Да. Тысячу раз да. Вытащить отца из тюрьмы? Несомненно. Остаться Флэшем? Да. Сохранить свои отношения с Джо, Айрис, Циско, Кейт, Штейном, Ронни, Олли, Фелисити? И снова да. Барри понимал, что ему придется выбирать, но это конкретное «или-или» выматывало душу пострашнее человека в желтом костюме.
Тоун продолжил говорить. Барри старался не слушать и не слышать. Он прекрасно знал, что просто так его враг и пальцем не пошевелит, значит, его слова – очередной этап одному ему известного плана. Но причина, пожалуй, была даже не в том, что именно говорил Тоун, а в том, как он это говорил. Как Харрисон Уэллс, которому Барри когда-то доверил свою и чужие жизни.
« Осмелюсь сказать, что наш лучший подарок – это вы, мистер Аллен»
«Я в вас верю, мистер Аллен»
«Беги, Барри. Ты сможешь»
«Мы все тобой гордимся. Я тобой горжусь»
«Почувствуй. Почувствуй эту силу. Она твоя. Она принадлежит тебе… Почувствуй Силу Скорости»
Этот чертов голос, так часто звучавший из переговорного устройства костюма Флэша стал для Барри одним из лучших мотиваторов. И тем сложнее было принять то, что этот голос совсем недавно говорил Барри о том, как сильно он его ненавидит. Как мечтает уничтожить.
В интонациях Тоуна, рассуждающего о выборе, снова присутствовала та самая обманчивая мягкость, к которой Барри против воли тянулся, потому что… Потому что привык. А он ведь долго привыкал к доктору Уэллсу. Очень долго. А в итоге оказалось, что его просто  заманивали, привязывали, вырабатывая нужные рефлексы и указывая необходимое направление. А потом махом обрубили все нитки, за которые дергали, оставив одного, дезориентированного, раздавленного и не бесцельно мечущегося из стороны в сторону. Первую истерику Барри уже пережил. На ее смену пришла апатия и обреченность, с которыми сил бороться уже не было.
Барри знал, что отвыкать от своей прежней жизни будет долго. Долго и больно. Но отвыкать нужно было уже сейчас. Иначе ненависть, получив богатую почву из воспоминаний, разбитых надежд, комплексов и разочарований попросту не позволит ему жить дальше и навсегда закроет в прошлом.
- Черные и белые квадраты. Я всегда проигрывал тебе в шахматы. Проигрываю и сейчас. Будущее… Прошлое… Да ни черта это не весело.
По идее Барри полагалось, как говорится, «держаться молодцом». Вести себя так, будто сложившийся расклад его устраивал. Только актер из него был на редкость дерьмовый, да и кто бы ему поверил? Эта попытка выглядела бы унизительно и жалко.
- Хотя в чем-то ты прав. Я пришел не только из-за Кейт и Циско. И не потому, что не могу выбрать. Я пришел… Я не знаю, зачем пришел. – Барри отлепился от стены, сложил руки на груди. – Ты убийца. Ты убил мою маму и врал нам всем. И я ведь действительно хочу тебя убить. И могу. Нет, сам посуди. Ты уже сказал мне, как попасть в прошлое. Зачем ты мне теперь нужен? Зачем мне отправлять тебя в твое время? Я могу выйти, нажать на кнопку и пустить в  камеру усыпляющий газ. А когда ты уснешь, просто вырезать тебе сердце. Или перерезать горло. Или пустить пулю в голову. Ведь сердце в твой комплект обязательных органов, кажется не входит. А потом просто пойти и спасти маму. И вот это будет верный выход, потому что ты это заслужил.
Барри медленно выдохнул и тихо, как-то растерянно и непонимающе, добавил.
- Но я почему-то не могу этого сделать. Хочу, но не могу.

Отредактировано Barry Allen (2016-10-05 16:10:00)

Барри недовольно нахмурился, сокрушенно покачал головой и обхватил себя за плечи руками.
- Только эти восемь часов они тратят на твою капсулу и подготовку ускорителя. Да, конечно, это своеобразное прощание. Поработать вместе, слаженной командой. В последний раз плечом к плечу ради одной цели. А в голове у каждого – бесконечное повторение последних событий и попытки понять, за что ты с ними так поступил. Тебе нужно было что-то сделать, чтобы им было не так больно, - Барри задумчиво прикусил нижнюю губу, резко выдохнул и еле слышно добавил. – Они заслужили. Но я не знаю, что… Что можно сделать. Просто предположил, что так будет лучше.
Барри было сложно найти нужные слова и построить правильные понятные фразы. Он никогда не страдал особым красноречием, а будучи выведен из состояния равновесия и вовсе начинал «путаться в показаниях». Он постоянно сбивался на пояснения того, что имел в виду, спорил сам с собой, терялся и сам загонял себя в тупик, так толком ничего и не пояснив. Вот и сейчас он никак не мог донести до Эобарда свои мысли и облечь испытываемые им чувства в слова.
Наводящие вопросы Тоуна ничем не помогали. Только пробуждали засунутое поглубже в подсознание чувство вины.
- Это… Сложно пояснить. Когда мы еще не были уверены в том, что ты – Обратный Флэш, Кейт… Она отказывалась в это верить. Тогда она сказала, что если мы правы, то последние годы ее жизни были сплошной ложью. Потом она сказала еще кое-что… Что эта ложь делала ее счастливой, а ее жизнь – понятной. А теперь она уже не уверена в том, что хотела знать правду. – Барри передернул плечами и нахмурился еще сильнее. – Поэтому я и подумал, что… Ты мог бы… Наверное, ты мог бы сделать что-то хорошее напоследок. Для них… И для меня.
Набиравшая обороты вторая волна истерики угасла. Видимо, на нее попросту не осталось сил ни душевных, ни физических. Или сработали условные рефлексы – человек с голосом и лицом Харрисона Уэллса, которому Барри научился доверять на подсознательном уровне, всегда умел его успокаивать.
Это было абсолютно неправильно. Совсем недавно Барри стоял здесь же, бил кулаком в стекло и орал о том, как сильно ненавидит этого человека. И ненавидел его всем своим существом. Прокручивал в голове различные сценарии реализации столь желанной мести. В мельчайших подробностях представлял себе Эобарда Тоуна – побежденного, сдавшегося, признавшего свои ошибки и готового отвечать за грехи. Это состояние отняло около двух часов драгоценного времени, и только после разговора с отцом Барри понял, что… Что так нельзя. Что такие мысли – прямой путь к моральному падению. Отец не просил Барри простить убийцу – он вообще не заострял внимание на Тоуне. Он хотел, чтобы Барри не потерял способность быть милосердным.
И Барри пытался. Пытался понять Тоуна и… И себя самого.
- У меня создается ощущение, словно ты пытаешься меня отговорить, - Барри попытался улыбнуться, но получилось не очень. – Словно знаешь, что мы оба проиграем, только я заплачу большую цену, и поэтому ты согласен мириться с… С тем, чем пожертвуешь сам.
Барри так и не смог скинуть с плеча руку Тоуна. Надо было. Надо было мгновенно придать тактильный контакт и ткнуть Тоуна носом в то, что Барри – больше не его марионетка. Что нет больше того Барри, который боготворил Харрисона Уэллса, искал его одобрения и поддержки. Что нет больше того Барри, который раз за разом вставал после падения и продолжал бежать только потому, что Харрисон Уэллс верил в него. Потому что Харрисона Уэллса больше не существовало.
Но несмотря на все доводы разума, несмотря на полное понимание сложившейся ситуации, Барри так и не смог отстраниться. Потому что сильнейшая психологическая зависимость от этого человека, которую он раз за разом вырабатывал в Барри, не могла исчезнуть за несколько дней. Это было нечто сродни стокгольмскому синдрому, и Барри до ужаса боялся, что так и не сможет избавиться от этой «привязки» до конца. Насколько он знал, этот синдром вылечить было невозможно. А разве может быть что-то хуже, чем зависимость от врага?
- Ты был прав. У меня много вопросов. Один главный я уже задал. Теперь задам второй. – собраться с духом удалось не сразу. – Ты говоришь, что я получил шанс исправить твои ошибки. А ты сам пытался? Пытался их исправить? Сделать так, чтобы мы не стали врагами. Ты пытался остановить сам себя? Не убивать мою мать, но следовать тем же курсом? Сделать меня Флэшем. Научить меня быть Флэшем. И вернуться в свое время. Свое, но то, где мы не будем друг друга ненавидеть? Или я того не стою?

Пальцы, сжимающие плечо, казалось, прожигали тело до костей. Барри даже пару раз украдкой кинул взгляд на ладонь Уэллса – не вибрирует ли? Но нет, не вибрировала. Да и когда Тоун убрал руку, ощущение никуда не исчезло. Пожалуй, даже хуже стало – когда рука касалась тела, боль была почти физической, острой, горячей, заставляющей руки мелко-мелко дрожать. Теперь же она превратилась в фантомную, тягучую, словно патока – Барри был вынужден опереться рукой о стену камеры, чтобы устоять на ногах. Хотя больше всего ему сейчас хотелось сползти по этой самой стене на пол.
- Ненависть… нисколько не помогает. Она никогда не помогает.
Это Барри понял давным-давно. Сначала после похорон матери он чувствовать только боль, страх, отчаяние и эту самую ненависть. Он ненавидел полицию за то, что они даже не попытались ему поверить и не стали ни в чем разбираться. Ненавидел адвокатов, судью, присяжных, прокурора, потому что они отправили его единственного родного человека в тюрьму. Ненавидел Джо, за то, что тот пытался заменить ему отца, за то, что именно он арестовал Генри. Айрис – за то, что у нее есть семья и дом. Ненавидел убийцу своей матери. И одновременно со всем этим он ненавидел себя самого, потому что Нора и Генри учили его другому. Они учили его быть хорошим, добрым и честным. Учили его прощать. А он не мог. Не мог простить… Ненависть убивала его, отравляла жизнь, держала на привязи, не давая жить настоящим и думать о будущем. Много позже Барри научился мыслить по-другому. Он по-прежнему хотел мести – не мог не хотеть, но главной задачей все же было не мщение. Всем делом его жизни стало желание освободить отца. Желание, несомненно, правильное, хорошее, светлое – и дышать стало немного легче.
Мог ли Барри объяснить это все Уэллсу? Нет. Это нельзя было объяснить словами. А почувствовать… Барри не желал такого даже этому человеку. Возможно, потому, что в его подсознании это до сих был не некий незнакомый спидстер из будущего по имени Эобард Тоун, а ставший практически родным доктор Харрисон Уэллс.
А вот объятия – это было слишком. Слишком нечестно и, пожалуй, чересчур жестоко, потому что стало еще тяжелее. Еще тяжелее говорить и слушать. Еще тяжелее  дышать. Барри даже было отвел назад руку, чтобы ударить, а в итоге только вцепился пальцами в плечо убийцы своей матери. И это было откровенно паршиво. Он ведь ни на секунду не забывал, с кем он сейчас разговаривал… Кому позволил не только подойти к себе так близко – и перед кем опять выставлял напоказ свою слабость и неспособность держать хорошую мину при плохой игре.
Кажется, их диалог перешел в разряд игры «откровенность в ответ откровенность». Барри собрал в кулак остатки своей воли и отстранился. Хватит с них обоих неправильных действий и поступков.
- Да уж. Я видел экраны в твоей, так сказать, тайной комнате. Прямо «Шоу Трумана». Это было… очень неприятно.
Барри до сих пор чувствовал себя каким-то подопытным животным. Да, возможно, в будущем Флэш и станет главным врагом Обратного Флэша, но… Кем он был сейчас? Так, годовалым щенком, который уже не путается в лапах и прекрасно реагирует на голос кинолога, но по сути мало что умеет и мало что понимает. За таким забавно наблюдать, с ним можно поиграть – он сам охотно лезет под протянутую руку. Но так или иначе, нужен он не для этого – его натаскивают на выполнение определенной задачи. В данном случае – открытие бреши по времени. Печально? Печально.
- Я знаю, сколько ты сделал. И что именно ты сделал. Да, ты заботился о нас. Но если бы не ты и не я, Кейт и Ронни давным-давно поженились бы и жили бы счастливо. Да и Циско легко нашел бы свое место – он очень талантлив. А что теперь, Тоун? Теперь они каждую секунду под прицелом моих врагов. Стоит ли такой смысл, как Флэш, их жизней и здоровья? Не думаю. – Барри наконец-то успокоился, и панику в голосе сменила едва уловимая грусть. – А я? Ты спросил меня, хочу ли я быть героем? Хочу ли я нести ответственность за эти самые сотни людей? Да, пусть хочу. Хочу. Но даже если хочу – могу ли? Имею ли я право? Да, злодеи делают героев, но наличие героев толкает злодеев ближе к безумию. Я всегда хотел просто помогать людям. Для этого не нужны какие-то особые силы, потому что… Да те же Уотсон и Крик благодаря открытию ДНК спасли в десятки раз больше людей, чем я когда-либо смогу спасти.
Нет, несомненно, Барри нравилось быть Флэшем. Он действительно уже не смог бы отказаться от скорости. Без Спидфорса он ощущал себя по-настоящему неполноценным. Но, с другой стороны… В этом мире сверхскорости Барри был один. Абсолютно один. А ведь он, как и в детстве, боялся одиночества. И если раньше его всегда сопровождал голос Уэллса, то что будет теперь? Циско? Кейтлин? Да. Друзья. Только они не понимают Силу Скорости. Они не знают тех слов, которые нужно говорить. Впрочем… Теперь он в любом случае останется один. При любом раскладе. С этим нужно было просто смириться.
- И ты, мой идеальный злодей, собираешься сбежать в свое время, оставляя на меня свои грехи. Хорошо. Пойду помогу ребятам.
Уходить оказалось еще сложнее, чем прийти. Хотя бы потому, что теперь Барри не был уверен в своем решении. Он спасет маму, а дальше? Новая жизнь, в которой не будет Айрис, Циско, Кейт. Не будет Фелисити и Оливера. В которой будет настоящий Харрисон Уэллс и его жена. Петля времени разомкнется, и ничего этого не будет.