[NIC]Margot Robbie[/NIC] [AVA]http://funkyimg.com/i/2hzT2.gif[/AVA]
our world is a beautiful place to be free. | 
|
Закрыть глаза. Раствориться во тьме. Отречься даже от собственных мыслей, которые летают напуганными птицами в голове, кричат в уши. Заставить замолчать всех. Почувствовать, как мир вокруг рассыпается на части, разбивается тонким стеклом и осыпается неровными осколками под ноги. Забыть о том, что камеры вокруг смотрят на тебя своими мертвыми глазами-объективами, они ловят каждое движение, каждый жест, каждую эмоцию. Забыть о ярких софитах, чья вспышка настолько яркая, что до боли опаляет глаза. Под их светом жарко, но лучше не думать об этом. Забыть о микрофонах, что висят над головой, улавливая каждый вздох и каждый кашель. Забыть о сотне людей, что крутятся вокруг, бегают по площадке. Забыть обо всем, раствориться во тьме и утопить Марго Робби.
Есть только Харли Квинн. Безумная Харли с одержимым взглядом и широкой безумной улыбкой. Харли, которая влюблена в Джокера, а потому готова на все ради него.
Существует только Харли Квинн.
Никакой Марго Робби.
Открываю глаза и расплываюсь в улыбке. Я долго тренировалась перед зеркалом в своей уютной квартире улыбаться именно так. Не дружелюбно, не кокетливо. Безумно. Разница между улыбкой и оскалом такая же, как между поцелуем и укусом. Я научилась этому у Харли. У той Харли со страниц комиксов. Я так долго готовилась к этой роли, я хотела быть готовой ко всему. Мне привезли несколько коробок комиксов, и я прочитала их все. Я следила за Харли, я сходила с ума вместе с ней, рассматривая тонкие страницы, я пыталась прочувствовать ее одержимость Джокером. Странная и сумасшедшая любовь. Наверное, со стороны чувства Харли выглядят очень романтичными, она уничтожила всю свою жизнь ради единственного, который никогда и ни за что ее не полюбит по-настоящему. Так, как в глупых романтичных книжках. Харли понимает это. Любовь Харли это настоящая одержимость, смешанная с безумием больного и отравленного кислотой и чужими манипуляциями разума. Когда я читала комиксы в первый раз, то у меня был только один вопрос. Продумывал ли Джокер все заранее, или все это – импровизация? Действительно ли он рассмотрел в Харлин ту одинокую девочку, которая хотела лишь немного любви и, быть может, одобрения, или все это выстрел наугад в самое небо? Он говорил ей то, что она хотела услышать. Джокер построил удивительно искусную иллюзию того, что Харлин удалось узнать его ближе всей. Он заставлял ее смеяться, оказывал знаки внимания, и девочка не смогла устоять.
Это так, безусловно, романтично, слегка глупо. Иногда мне становилось жаль Харлин, но она никогда не нуждалась в жалости. Она была довольна своей жизнью. Довольна, когда помогала Джокеру, когда покинула его, когда стала членом отряда самоубийц.
Я знала о Харли все, что мне нужно было знать, но этого казалось мало. Я училась думать как Квинн, училась чувствовать как она.
По правде говоря, это оказалось сложнее, чем я думала. Я перечитывала комиксы снова и снова, я составляла ее образ, рушила и снова собирала воедино, но уже иначе. Капризный голос, разноцветные хвостики, детская наивность и полная безбашенность. Такая взрослая, такая серьезная Харлин Квинзель стала безумной девочкой с детской непосредственностью в глазах и удивительной жестокостью. Убийства для нее – лишь способ развлечься, способ посмеяться. Проломить череп, разорвать связки, разбить ребра и выломать хребет. Хруст костей звучит для нее шуткой.
Я пытаюсь понять тебя, Харли. Я пытаюсь стать тобой. Не просто кем-то, кто пародирует тебя. Твою улыбку, повадки, твой голос… мне нужно стать тобой, Харли Квинн.
Какой ты была, девочка? Что ты чувствовала, когда Джокер снова и снова игрался с тобой, манил за собой пальцем, а затем щелкал по носу? Ты смеялась вместе с ним, Харли? Или тебе было немножечко грустно, когда смотрела в темные глаза Джокера, рассматривая собственное отражение в безумных зрачках.
<...>
Я стою на съемочной площадке, и мы снимаем очередную сцену. Мне поправляют волосы, гримеры крутятся вокруг меня, а я прячу усталый взгляд. Мы снимаем уже весь день. Сцена в клубе никак не может удовлетворить нашего режиссера, и мы снова и снова повторяем реплики, повторяем движения, но каждый раз что-то меняем. Мы – это я и мой партнер Джаред. Когда я впервые увидела его на съемочной площадке, то подумала: «вау, классно. Это же тот парень из музыкальной группы. Наверное, с ним будет круто пообщаться», но, черт возьми, нет. Пока идет работа над фильмом с Джаредом Лето пообщаться не удается. Он погружен в свою роль. Даже в конце съемочного дня, когда софиты гаснут один за другим с громким треском, а микрофоны убирают, Джареда по-прежнему нет. Есть только Джокер, его образ, его присутствие, его ухмылка и металлические зубы. Я уважаю такой подход к роли, учитывая еще и всю специфику данного персонажа, но, порой, мне кажется это настоящим безумием, одержимостью. Стоит камерам выключиться, и Харли Квинн растворяется в воздухе, осыпается осколками стекла под ноги, оседает где-то в глубине меня, цепляясь пальцами за кости, и я это вновь я. Марго Робби. Привет, мне нужен отдых после тяжелого дня. Я хочу прийти в свою съемную квартиру, заварить чай или, быть может, кофе, завалиться на кровать и просто провалиться в сон.
Джаред так не может. Получив роль, Джаред исчез, а на его месте появился он – Джокер.
У него пугающий взгляд. Как долго Лето учился этому взгляду, как долго он проникался своим персонажем? Каждый раз, когда он смотрит на меня, мне немного не по себе. Его взгляд прожигает мою кожу до самых костей, но я никогда не показываю своего волнения. Особенно под камерами. Каждый раз во время перерывов между сценами я наблюдаю за Джаредом. Во многом потому, что, учитывая отношениях наших персонажей, мне нужно знать его Джокера. Этого безумного психопата с ядерно-зелеными волосами и пугающим взглядом, с широкой ухмылкой кровавых губ. Дэвид говорит, что Джокер Джареда … особенный. Не такой, как в комиксах, не такой, каким был Джокер в исполнении прочих актеров. Это не мрачный Леджер, не хохочущий, но простой Николсон, и тогда я начинаю изучать Джокера, которого создал Лето. Его мистер Джей чертовски реален. Он пугает, он действительно безумец, которого не смогут остановить никакие преграды. У него нет чувств, его эмоции – фарс, и лишь его скрипучий, словно несмазанная дверь, хохот пробирает до самых костей. От этого хохота у меня холодок по коже.
Помню, как мы отыгрывали сцену в больнице, когда Джокер вырвался на свободу. Помню, как он склонился надо мной. Его глаза казались такими черными, что становилось почти по-настоящему страшно. Наверное, не знай я, что все это – лишь съемки фильма, решила бы, что Джаред и вправду спятил.
Моя Харли влюблена в этого безумца. Влюблена так сильно, что в груди становится больно. Она послушная игрушка в руках Джокера, послушная куколка, готовая на все ради своего кукловода. Убьет ли она для него? Да. Без труда и вопросов. Она живет для него. Выжила в кислоте, которая въелась в кожу, разрушила и без того отравленный разум.
Отыгрывать Харли тяжело. Особенно вспоминая то, что мне нужно угодить всем. Моя Харли не просто психопатка с влюбленными глазами, она нечто большее.
Но мне кажется, что я так все равно не могу ее понять, несмотря на все мои усилия.
<...>
Мы снимаем сцену в клубе. Снова и снова. Каждый раз Дэвиду не нравится. Каждый раз он кричит, объявляет перерыв и разговаривает с Джаредом наедине. Мне кажется, даже Дэвиду немного жутко рядом с Лето, потому что в его темных глазах живет не просто образ клоуна-маньяка со страниц мрачных комиксов, в его глазах живет сам Джокер. Мне кажется, он въелся в кожу Джареда, струится по венам, шепчет в его разуме. Безумные мыли, правда? Но ведь мы снимаем фильм про безумцев, так и должно быть! Мне кажется, я начинаю слишком сильно привыкать к роли Харли и, порой, моим языком и голосом разговариваю не я – Марго Робби – а именно эта девочка с разноцветными волосами и одержимым взглядом.
В перерыве вокруг меня крутятся гримеры. Я устаю от них очень быстро. Что бы сделала Харли на моем месте? Взяла бы биту и разбила пару голов. Схватила бы назойливую девушку-гримершу за волосы и впечатала бы ее лицо в стеклянную барную стойку. Треснуло бы толстое стекло? Разошлось бы трещинами-змейками, раскрошилось по краям, опало на пол, и осколки превратились бы в порошок под моими каблуками. Странные мысли. Это не похоже на меня. Я гоню их прочь, понимая, что это влияние моего персонажа. Яркие роли впечатываются в разум, оставляют след на поведении. Знаете, как ожог на бледной коже запястья.
Уже поздно. Я почти наверняка знаю, что на улице стемнело, и желтые фонари разрывают мрак ночи, оседая неровным светом на шершавом асфальте. Я знаю, что на улице прохладно и дует промозглый ветер, пробирающий до костей, потому что с утра льет дождь, и хмурое небо кажется удивительно тяжелым, но, несмотря на все это, на съемочной площадке ужасно жарко. Духота оседает на коже, водит шершавым языком по плечам. Ноги болят от каблуков, но я не жалуюсь. Я никогда не жалуюсь.
Чувствую на себе взгляд Джареда. Каждый раз у меня мурашки пробегают по спине, по самому хребту от поясницы и выше к шее, пропадая где-то у затылка. Такой же взгляд у Джокера, когда он в сцене смотрит, как Харли обнимает какого-то мафиози, а тот говорит, что Квинн принадлежит лишь Джею. Но Джей живет в Джареде. Он пустил корни и отравляет кровь. Ха-ха-ха, боже это так смешно звучит! Помню приколы Джареда, помню, как он оставил под моей дверью реквизит отрубленного пальца, а еще дохлую мышь. Где он только нашел ее? Не то, чтобы я испугалась, но мне стало не по себе от этого. В первый раз было смешно, во второй – уже не очень. Скорее противно, но я списала это на безобидные шутки партнера по работе. Ну, знаете эти приколы внутри коллектива, которые кажутся дикостью по началу, а потом начинаешь увлекаться и ловишь кайф, но вот прикол с письмом я не оценила. От него было и вправду жутко, но я, как и всегда, смогла найти оправдание. Джаред просто вживается в роль, хочет испытать Джокера на своей коже, хочет окунуться головой в этот безумный мир клоуна. Что ж, у него получается, он и вправду хорош в этой роли.
Когда понимаю, что смотрю на Лето, на мгновение теряюсь и быстро отвожу взгляд. Я не девочка-студента, я не стесняюсь, но в последнее время Джаред и вправду стал непредсказуем.
Мои волосы вновь хотят покрыть лаком, но я останавливаю гримершу, перехватываю ее запястье, сжимаю своими пальцами тонкую ручку. Откуда во мне столько силы? Вовремя разжимаю ладонь, хмурюсь и прошу воздержаться от новой порции лака, ссылаясь на то, что у меня першит от него в горле. У меня на самом деле першит, и глаза ужасно слезятся, но не в этом причина. Я просто не хочу, чтобы кто-то опять касался меня, моих волос. Не хочу. Не хочу. Капризно. По-детски.
Сцена вновь не получается. По крайней мере, по словам Дэвида. Мы заканчиваем на сегодня, и камеры гаснут. Их мертвые глаза все еще смотрят на меня, но сейчас они не запоминают каждый мой жест, и я могу расслабиться.
С меня смывают макияж. Я чувствую, насколько я устала, когда переодеваюсь, оставляя платье и каблуки костюмерам. К этому моменту прожектора уже погасли, и в павильоне воцарился полумрак; мне требуется около пары мгновений, чтобы зрачки привыкли. Пока идут по коридору к выходу, предвкушаю ароматную ванну, которую я проведу вместе с комиксами в очередной раз, а так же мягкую кровать и крепкий сон до самого утра, пока будильник не начнет звенеть так громко, что разорвет мое сознание на части. Мои мысли рассыпаются, и я почти вздрагиваю, когда меня хватает за руку Джаред. Наверное, кто-то другой на моем месте вскрикнул бы. Лето в гриме Джокера и в полумраке павильона, он и впрямь выглядит жутко, но я спокойна. Я даже не возмущаюсь, что его рука сжимает мое запястье слишком сильно, я почти чувствую ноющую боль от пережатых вен. Его голос звучит тихо, даже бархатно, когда он склоняет ко мне ближе, словно мы перешептываемся о чем-то очень секретном. Обсуждаем детали преступления? Или он делится со мной планом очередного безумного веселья? Нет, он говорит со мной о съемках. Иногда меня немного это злит. Иногда мне хочется просто поговорить с ним, знаете, как нормальным людям, но Джареда никогда нет, есть только Джокер. Мистер Джей, ты пробрался сквозь страницы комиксов прямиком в голову живого человека. Мистер Джей, как тебе там?
Я не успеваю ответить. Не успеваю даже набрать воздуха в легкие, чтобы сложить губы и произнести слова. Лето разворачивается и уходит прочь, отпуская мою руку. На коже остался красный след, но уже через несколько мгновений он растворяется.
Иногда я совсем не понимаю его, и мне хочется схватить его, сжать запястью, взглянуть в глаза и просто попросить:
«Расскажи мне, кто ты»
Но я ничего не делаю.
Я покидаю павильон последней.
<...>
Я потягиваюсь, поднимая ладони к потолку, стоя посреди спальни своей съемной квартиры. Я делаю колесо назад. Научилась этому перед съемками, занимаясь гимнастикой специально к роли Харли. Мне нравится, и я как-то глупо и самодовольно улыбаюсь, каждый раз, когда у меня это получается. Рядом с моей кроватью стоит коробка с комиксами. Я беру первый попавшийся выпуск, который лежит сверху, и открываю его, устраиваясь на подушках. Я ужасно хочу спать. Стоит мне закрыть глаза, и я наверняка провалюсь моментально в сон, но мне хочется еще раз прочитать что-то о Харли. Харли, милая Харли, как тебе там в Готэме? Говорят, он похож на Нью-Йорк, говорят, он мрачный и сырой, но там ужасно весело. Во многом из-за того, что Готэм любимый город Джокера, а, значит, и твой тоже. Будь все это реальным, чем бы сейчас занимались Джокер и Харли? Наслаждались бы ночью в шумном клубе, где музыка гремит оглушительно громко, где Квинн танцует на сцене лишь для своего мистера Джея, но взгляды сотен людей устремлены на ее тело, и это веселит девушку? Веселит до безумного хохота, потому что она знает, что где-то там сидит он, разрываемый ревностью и желанием схватить ее, утащить, запереть, заявив всем, что он принадлежит лишь ему. Малышка Харли, куколка Джокера. Или, быть может, они сейчас задирали бы Бэтмена, разъезжая по улицам Готэма на фиолетовой «Инфинити», безумно хохоча в лицо встречным автомобилям? Я понимаю, что улыбаюсь своим мыслям.
Их безумие почти осязаемо, и я чувствую его на своей коже даже после съемок, даже сквозь страницы комикса. Иногда я понимаю, что хочу попробовать это безумие на вкус.
Оглянись вокруг. Реальность давно вышла в окно. | 
|
Я не хочу просыпаться. Не хочу открывать глаза и вставать с кровати, а потому, когда рядом со мной кровать приходит в движение, я не обращаю внимание, лишь переворачиваюсь на другой бок и поглубже забираюсь под одеяло. Мне тепло и уютно. Почти жарко даже, но выбираться отсюда я точно не желаю. Слышу чужие шаги, вздохи. Слышу, как кто-то ворошит какие-то вещи, но мне кажется это все лишь отголоском собственного сна. В конце концов, я живу одна, и в мою квартиру вряд ли пробрались грабители. Разве что грабители-самоубийцы, учитывая камеры, консьержа и прочие охранные системы. К черту все, сон.
Нет.
Это «нет» звучит в моем собственно сознании, но совершенно чужим голосом. Более капризным. Мне кажется, мои сны стали слишком реалистичными в последнее время.
Кто-то стаскивает с меня одеяло. Холодно. Ужасно холодно на самом деле, и я инстинктивно сжимаюсь в клубок. Котенок Харли, ха-ха. Стоп. Я же Марго. Понимаю, что надо просыпаться, но чертовски не желаю этого делать. Цепляюсь за сон, закрываю глаза крепче, словно утопающий, что хватается пальцами за спасательный круг. Кому-то явно не нравится мое поведение. Чувствую, как кровать вновь проминается под чьим-то телом, меня хватают за плечи, поднимают, трясут. С силой разлепляю веки.
Твою мать.
Вздрагиваю невольно. Хочется отпрянуть назад, но чужие руки удерживают меня. Джаред? Он постоянно в гриме ходит? Но какой же реальный этот грим, и даже татуировки на лице и теле кажутся удивительно правдоподобными. Стоп, это настоящий бледный цвет кожи? Настоящие больные глаза? Джаред… Джокер. Это кажется мне безумием, и почему-то становится не по себе. Остатки сна растворяются в воздухе слишком быстро, реальность бьет по голове, кричит в уши голосом Джареда. Джокера?!
— Какого черта? — мой голос сонный, тихий, но даже так звучит иначе. По-другому. Это не мой голос. Мне становится страшно, и это липкое противное чувство поднимается из желудка к горлу, собирается комом. Вырываюсь из рук Лето, на плечах остаются следы его ладоней. Мои действия слишком резкие, неправильные, и я чуть не сваливаюсь с кровати, но мне удается удержать равновесие. Хочется выругаться. Хочется оттолкнуть Джареда прочь и вновь выругаться.
— Что ты тут делаешь вообще?! — мой голос столь же резок, как и мои действия, а еще он кажется немного визгливым. Хватаю с пола одеяло, чтобы стыдливо прикрыться. Ладно-ладно, Марго, соберись. Всему же есть объяснения, верно? Я проспала съемки, а Джаред вызвался приехать ко мне. В гриме. Это очередная шутка с привкусом подросткового идиотизма, верно?
Ничерта неверно.
Убираю волосы назад и осматриваю комнату. Это не моя квартира. Это не моя спальня. Вскакиваю с постели на ноги, рассматривая исписанную в стиле «ХА-ХА» стену, рассматриваю оружие, что лежит на столе и на полу. Кто-то очень осторожно и почти любовно разложил ряды ножей и пистолетов, среди которых узнаю кольт. Какого, мать вашу, хрена?
Хочется ударить кого-то. Странное желание для меня, но я лишь сжимаю кулаки так крепко, что острые ногти впиваются в кожу почти до крови. Всему есть логичное объяснение. Я повторяю это себе снова и снова, переводя взгляд с оружие на Джареда и обратно. Меня накачали наркотой? Нас накачали наркотой? Шутка Дэвида? Хреновая шутка, если честно.
Быть может, мне все это снится?
Эта мысль звучит настоящим криком отчаяние в моей голове. Знаете, как тот самый спасательный круг для утопающего, который все равно не сможет схватиться за него.
— Не напомнишь, что вчера было?
Я рассматриваю Джареда так внимательно, словно пытаюсь запомнить каждый миллиметр его бледной кожи. Джаред ли это вообще? В голове все смешалось. Память предательски не отвечает на сигналы, я помню лишь …. съемки. Помню, как Лето говорил, что неплохо бы выкинуть текст да самим пробовать импровизировать в сцене на химическом заводе, но что было потом? Что было ночью?
Кровать в беспорядке и кожа под ногтями были мне ответом. Весьма красноречивым, кстати.
Ладно, это уже не смешно, такого ведь не бывает, верно? Все это чушь. Ну, знаете, сон!
Обхожу кровать и подхожу к окну, чтобы выглянуть наружу, увидеть шумящие улицы, гудящие машины… убедиться, что я все еще в Торонто.
Нет. Нихера подобного.
Я в гребанном Готэме, и башня Уэйнов смотрит на меня с какой-то издевкой.
Да как это может быть? Готэма не существует. Ну, в смысле он есть только на страницах комиксов, но не в реальной жизни, ведь так? Так?!
Поворачиваюсь к Джареду. Джокер. Мысленно поправляю себя, представляю, как я сейчас выгляжу. Понимаю, что мои глаза полны удивления, пытаюсь скрыть, но это чертовски сложно, как весь мир неожиданно разрушился, а сознание разбилось на мельчайшие осколки. Если передо мной и вправду Джокер (если предположить, что подобная вероятность имеет место быть), то, что он может сделать со мной?
В памяти всплыли картинки из комиксов. Спасибо.
— Мистер Джей?..
Не знаю, чего в моем голосе больше. Удивления или испуга. Быть может, мне удастся закосить под дурочку?
Не уверена. Только не с ним.
Отредактировано Harley Quinn (2016-10-03 04:24:10)
