В пустой квартире свет лился только из открытых окон. Не спящий город сигналил машинами, горел фонарями, большими уличными экранами, неоновыми вывесками, чьими-то телефонами. Он не спал. Я не спал.
Сегодня мне окончательно поставили металлические пластины на зубы, чтобы больше их не снимать. Чтобы я успел привыкнуть. Ха-ха. Честно говоря, это было больно. Десны болели, чтобы закрыть рот, надо было плотно сжать губы и контролировать собственную речь. Слова выходили шипящими, медленными, было неудобно. Джокеру, верно, приходилось несладко так ходить. Или он привык? Ко всему же привыкаешь? И я привыкну. Обязательно привыкну, даже забуду об этом, все равно выбора не осталось. Я сам на это пошел, сам согласился, даже предложил тоже сам. И может стоило подумать более тщательно? Вот только рот уже сверкает металлом, а глаза открыты широко, словно желая впитать и свыкнуться с этим новым обликом, новым отражением в зеркале. И надо бы заставить себя не обращать на него внимание. Я же так выгляжу всегда. Ну сколько? Лет десять, не меньше. Хм...Да, точно. Одиннадцать лет, три месяца, шестнадцать дней, одиннадцать часов, восемь минут. Джокер видел огромные неоновые часы, городские часы на площади. Джокер  смеялся, когда они показали ему время, Джокер смеялся, а люди разбегались в стороны....
С лица на тумбочку у зеркала капала вода. Я долбаных полчаса смывал с себя грим, финальную версию будущего образа Короля преступного мира. Но кожа все равно в ночном свете казалась слишком бледной, а по губам размазались следы въедливой красной помады. От долгого трения пальцами по глазам, они действительно стали воспаленными и больными. В зеркале отражался Джокер. В зеркале отражался зеленовласый безумец, он улыбался и оценивающе смотрел на меня с отражения. Ему было весело. Ему было смешно. Ему всё было забавно. Я читал в его взгляде вызов, я видел в нем интерес.
Хей, чувак! А не зря ли ты на все это согласился? Не зря ли подписался, бросил красивые фразы о том, что не разочаруешь поклонников, эпатируя публику сделал селфи  стиле "мистера Джея", намекнул на будущий образ своего героя, взбудоражил толпу... И теперь в зеркале отражался Джокер, такой, какой он верно был вечерами. С этими блестящими зубами, больными глазами,  белой кожей, татуировками и подкрадывающимся безумием. Я смотрел в его глаза, в эти черные дыры. Я чувствовал что прыгаю в кроличью нору. Я с самого начала знал что прыгну в нее, что буду вести себя так, как вел бы Он, буду называть себя Им, буду видеть Его отражение в зеркале и знать что там отражаюсь я сам. Я знал что падаю в кроличью нору...Но знать и прыгнуть - это две разные вещи.
Джокер в отражении плотоядно облизывает зубы, улыбается широко, подмигивает и смеется. В нем столько издевательского злого веселья, что мне становится страшно. Там - он. Где-то в параллельной вселенной, такой реальный, живой, с кучей мыслей и жутких идей. Там - Он, Король преступного мира во плоти, которому ничего не стоит грохнуть человека и станцевать с ним вальс, а потом отправиться на своей крутой тачке кататься по городу, нарушая правила, стреляя в прохожих, кинуть бомбу в здание мэрии. Там Он - хаотичный безумец, который любит порядок и контроль, который не подчиняется правилам, но ненавидит когда его законы нарушают остальные. Там Он - построил собственный мир, держит людей в страхе, не знает любви, зато знаком с подчинением. Ему не нужна нежность, ему плевать на всякие заморочки и отношения, он манипулирует людьми, он ненавидит их. И Его отражение улыбается мне. Он приближается. Смотрит глазами-безднами.
Хей, чувак, а не много ли ты на себя берешь?
Стоит ли выпускать монстра на свободу?
И пути назад нет.
Впереди только долгий полет в темноте, свет реального мира остается где-то позади и все что ты можешь - это просто падать. Падать, падать, падать....
Это совсем не смешная шутка. Но я смеюсь.
Смеюсь и разбиваю кулаком зеркало.
Кровь остается на разбитом стекле, отражение Джокера рассыпается на множество клонов, в зеркале мигают десятки его больных черных глаз, в зеркале десятки улыбающихся губ с металлическими зубами.
Я отхожу от зеркала шаг за шагом. Я не хочу смотреть, но что-то мне не дает отвернуться. Сталкиваюсь спиной со стеной, по ней двигаюсь влево, прочь из коридора, в спальню. Завтра трудный день. Съемки прямо с раннего утра. Завтра Аркхэм и первые совместные сцены с Харли Квинн. В смысле с Марго. Да, с Марго. Или с Харли. Да какая разница? Мистеру Джею все равно. Мистеру Джею вообще плевать.
Но после бессонной ночи просыпаться все же было тяжело.
Стиви пришел в шесть утра с большим стаканом эспрессо, сочувственно оглядел мое бледное лицо, красные от недосыпа глаза.
- Доброе утро, босс, - весело отрапортовал мой помощник и мне захотелось ударить его по лицу со всего маха, а потом взять в ладони голову и хорошенько приложить о собственное колено. Какого хрена он смотрит на меня с таким сочувствием?
Я забираю кофе, иду в душ, приказываю Стиву подождать меня на улице в машине и не бесить лишний раз своей слишком довольной рожей. Стиви не обижается, он типа знает что я в образе, мы когда-то уже обо всем договорились. И от этого мне еще сильнее хочется вылить горячий кофе ему на голову и поржать. Но я просто иду в душ и тщательно не смотрю в зеркало, избегаю взгляда в отражение до последнего, но выходя из ванной, на ходу наматывая полотенце на бедра, я оборачиваюсь и в клубах пара на меня смотрит Джокер. Его рот приоткрыт, он серьезный и какой-то замученный. Что, тоже не любишь просыпаться так рано? Понимаю, приятель.
Кепка, очки, капюшон, быстрая пробежка до тачки и черные стекла в ней. Все, чтобы новый образ не просочился на улицы слишком сильно. Я пью кофе и забываю собственное имя. В голове лихорадочно бьется только пара слов: "Мистер Джей, Мистер Джей, Мистер Джей". На разные лады, с разными интонациями. И я понятия не имею какого черта повторяю это. Я думаю о том, что если бы Джокера бесил Стиви так же, как и меня, он бы наклонился вперед, обхватил бы рукой шею водителя и сильно давил бы, давил до тех пор, пока подручный не ослабеет и не перестанет хрипеть. Джокер не стал бы терпеть тех кто его бесит в живых слишком долго...
На съемочной площадке жизнь кипит с четырех утра, быстро добавляют последние штрихи к декорациям, проверяют свет, спорят о точках, на которых должны быть расставлены камеры. Я быстро прохожу в гримерку, на ходу стягиваю капюшон и кепку, стягиваю куртку и футболку. Все встречные здороваются со мной, уважительно склоняют головы, то и дело где-то звучит: "Здравствуйте, мистер Джей". Мне боятся желать доброго утра. И правильно. Ни хрена утро не доброе, особенно в семь утра.
Меня окружают гримеры. Наносят татуировки, еще сильнее осветляют кожу, вырисовывают глаза и губы. Я молчу, закрыв глаза, поворачиваюсь, когда это необходимо, сжимаю руки в кулаки, когда кто-то слишком начинает бесить разговорами.
- Все, - произносит один из ребят и все отходят в стороны. - Ну как вам?
Мне? Мне - жутко.
Я смотрю в отражение и просто улыбаюсь, широко и абсолютно неестественно. По крайней мере с точки зрения нормального адекватного человека. Поправляю волосы раскрытой ладонью, разминаю шею и тихо рычу. Пора на площадку. Где там шляются все?
От моего вида люди все же с непривычки шарахаются, восхищенно вздыхают. Я не обращаю на них никакого внимания. Меня очень мало волнуют люди вокруг. Честно говоря, они вообще меня не волнуют. Джокера пригласили на съемочную площадку, хотят снять фильм с его участием. Вот и все. Это не обязывает Джокера с ними общаться. Ой, да даже если бы обязывало... Не плевать ли?
Стук каблучков. Я оборачиваюсь.
Марго в образе Харлин Квинзель. Она поправляет прядь волос, рассматривает меня. Ее взгляд слишком явно выдает гамму не самых приятных эмоций. Для актрисы она фигово скрывает свое неприятное удивление. И я усугубляю картину.
Подхожу очень близко, молча, без улыбок и каких-либо жестов, рассматриваю девушку. Обхожу ее по кругу, тихо рычу. И только когда мы вновь оказываемся лицом к лицу, я подаюсь еще на шаг вперед и озаряюсь широкой улыбкой. С губ срывается скрипучий тягостный смех.
- Доброе утро, доктор Квинзель. - Но я опускаю глаза, вздыхаю и оглядываюсь по сторонам. - Ты не знаешь, Дэвид уже здесь? Он мне звонил, но я кинул телефон в стену и кажется теперь его забрал Стив.
Широко зеваю, прикрыв рот ладонью и прохожу по комнате, оглядываю ее, ложусь на кушетку, которая, видимо, будет частью сегодняшних сцен. Складываю руки на груди, смотрю в потолок. Джокер здесь скучал. Джокер здесь беседовал со своим доктором и делал все, чтобы запудрить ей голову. Я ненавижу Аркхэм? О нет, пожалуй я отношусь к нему терпимо. Он - это больной зуб, который постоянно ощупываешь языком, вызывая новую волну тупой боли, словно надеясь что так она пройдет или изменится. Аркхэм - это больной воспаленный зуб, который напоминает о себе, но который ты продолжаешь трогать, продолжаешь испытывать...то ли его, то ли себя.
- Босс, новый сценарий, - Стиви приносит мне бумаги и я принимаю их и начинаю читать текст. Никаких благодарностей не поступает, я только не глядя машу рукой, чтобы помощник ушел и тот уходит, даже не обидевшись. Меня раздражает что он так спокоен. Сколько ему платят за такую терпимость? Может стоит меньше?  Пробегаю глазами по тексту, шиплю и вновь смотрю на Харлин.
- Они опять изменили реплики. В десятый раз за последние сутки. Может стоит просто начать говорить что вздумается и наконец помочь определиться? - Я смотрю на Марго, взгляд цепко охватывает ее с головы до ног, запоминая каждую деталь, все ее движения, каждую складку белого халата. - Уффф... - тяну я и сажусь на кушетке, - эти туфли такие высокие... Ты не хочешь их снять?
Опасно улыбаюсь, провожу языком по металлу на зубах. Меня больше не беспокоит тупая боль в деснах и дополнительная тяжесть. Мне...Мне, пожалуй, хорошо.
Ведь Джокер больше не смотрит на меня. Он смотрит на Харлин Квинзель.

"Создавай Джокера любым". Вот что сказал Дэвид, когда мы обсуждали моего персонажа.
Сделай его таким, каким ты хочешь. Создай его таким, чтобы он соответствовал нашему времени, создай его реальным, создай его таким, каким видишь....
Но правда в том, что я не создавал Джокера. Я не сделал ничего, чтобы упорядочить его образ, слепить из сотен деталей и тысяч каких-то других персонажей, реальных и вымышленных. Правда в том, что я не сделал ничего. Да, я беседовал с психиатрами, беседовал с психопатами и убийцами. Я бродил по городу, я искал вдохновение на грязных улицах Нью Йорка, я видел в мегаполисе Готэм, я представлял как Джокер бродил среди этих людей, как он смеялся, подкравшись к кому-то со спины. Я пытался уловить его хохот, повторить, приблизить к тому, что слышал в своей голове. Я смотрел в витрины, в них отражался мираж. Мимо проносились машины, мне мерещился лиловый. Пакеты и газеты нес ветер по старым подворотням, мигали и гасли неоновые вывески притонов и я знал, Джокер любит все, что блестит. Я оставался в своей квартире и раскладывал все вещи по порядку, я находил в них логику и вновь и вновь повторял тот смех, что звучал в своей голове, пока наконец он не стал таким же. И я не сделал ничего, чтобы создать своего Джокера. Просто однажды он пришел сам. Он услышал и он пришел. И тогда все стало понятно. Все нелогичные, бредовые идеи, которые невозможно было связать вместе, вдруг встали на свои места, разложились по полочкам его мысли, скользнул из теней Король преступного мира и поманил меня пальцем из отражения. Он смотрел, он смеялся, он наставлял на меня свой пистолет и говорил что я ему нравлюсь. И мне оставалось лишь повторять, изучать его, копировать манеры и жесты, сумасшедшую улыбку, блеск глаз, тихое рычание, скрипучий смех, такой невозможный прежде. Не я создал Джокера. И даже не Кейн с Фингером. Он сам себя создал когда-то. А остальные только дали ему возможность постучаться в этот мир. Постучаться и войти, простучав тростью по мраморному полу, оглядеть всех своим колким пугающим взглядом и улыбнуться, блеснув металлическими зубами. Он сказал, что не убьет. Просто сделает очень-очень больно. И теперь я это понимал.
Теперь я сам становился им и падал куда-то в черное подсознание злобного социопата. Падал и не мог выбраться. С ужасом ждал, когда придется вырываться назад в реальный мир и ловил кайф от каждого мгновения, когда Джокер позволял мне наслаждаться своим миром. Своим Готэмом. Своей философией. Я находил ее привлекательной. О да, она казалась мне такой правильной и естественной, что дрожь брала.
Просто представь...
Он искушал меня так, как искушал наверное Харлин Квинзель.
Просто представь, что этот мир - Ничто. Пыль под твоими ногами, ты - Король, ты живешь свободно и никто тебе не указ. Убить, продать, пощадить, рассмеяться, заставить кого-то заплакать. Твоя шутка - вся твоя жизнь и ты сам выбираешь что будут делать остальные - плакать в ней или хохотать. Зарази их безумием, научи их бояться, стань для них дьяволом, будь для них богом. Все что ты видишь перед собой - твой мир и только твой. И если кто-то пойдет против тебя...Что ты сделаешь? Что ты сделаешь, Джаред? Убьешь? Но, бог ты мой! Как же это скучно! Это надоест тебе, Джаред! Убийство не имеет смысла, если ты ничего не чувствуешь, а чувствовать ты перестанешь быстро. Научись ловить чужие эмоции, не мысли шаблонами, держи в голове план, но не дай остальным его понять. И тогда все будут считать, что ты действуешь хаотично, никто не сможет тебя предсказать. Никто ничего не поймет. Пух! Джокер водил руками перед моим лицом, открывал рот и смотрел широко раскрыв глаза и не мигая. Пам! Неизвестность будет их пугать. Она подарит тебе те эмоции, которые ты ждешь и это будет весело. Пробуй. Просто попробуй.
И я пробовал. Я нырял в черную бездну, меня заполняла глухая коварная бездна, тянуло безумие  свои скользкие щупальца к моему разуму и я ничего не мог поделать с этим. У меня не было дороги назад. И да, это тоже была та еще шутка. Не смешная для остальных. Такая забавная для Джокера. Но в этом и вся суть, не так ли?
И все же...все же это еще не все.
Я чувствую незавершеннось, недосказанность, я чувствую ожидание.
Словно Джокер выжидает, словно он не хочет демонстрировать всю степень того, насколько порабощает мой мозг. Он имеет свой план, он следует ему. И я понимаю, что Джокер просто выжидал. Потому что в глубине души я чувствую дикий мандраж и предвкушение от его встречи с Марго. Хотя...какая к черту Марго? Ему совсем не нужна эта несчастная актриса. Ему нужна Харлин Квинзель. Его Харли Квинн.
И вот тогда впервые мне хочется вспылить. Словно мое безумие порожденное собственной игрой вот-вот вырвется на свободу. Я хочу сбросить эти оковы психопата, что связал меня по рукам и ногам, я хочу обругать себя за собственный эгоцентризм и самомнение, которые допустили его так близко, я хочу все остановить. Хватит. Дальше - опасно. Дальше - слишком опасно! Но Джокеру все равно. Мне все равно. Потому что Харлин Квинзель смотрит на меня.
А я и есть Джокер.
И я хрипло смеюсь, я качаю головой и смотрю на свой партнершу.
- Ну мы же не будем спешить, дооктор, - протягиваю я и с губ срывается сладкий яд, в них легкий укор этой поспешности, в них извращенный отравленный флирт, в них искушение. - Хотя я прекрасно понимаю ваше желание поскорее раздеться. - Поднимаюсь на ноги, подхожу к Харлин и стряхиваю с ее плеча несуществующее перышко, - Вам совершенно не идут эти одежды. Может стоит примерить что-то поярче?
Я облизываюсь, буквально тянусь за отдаляющейся Харлин. И во мне - раздражение, во мне злость. Такая, что хочется вцепиться в шею Марго, дернуть на себя и прошипеть ей в лицо гневный приказ. Верни. Мне. Харли! Немедленно!
Но я только смотрю сузив глаза, зло и остро, так, чтобы дрожь бежала по телу. Ты еще вернешься ко мне, малышка. Ты вернешься, я знаю. И только поэтому сейчас отступаю.
И начинается съемка.
Красная роза. Дождь за окнами Аркхэма. Грязные стекла, пыль на свету и паук в углу. Я изучаю паутину, я не реагирую на Доктора Харли, когда та задает свои надоевшие вопросы. О, боже, да я же уже на них отвечал! Я уже все вам говорил, доктор Харли, я все объяснял. Зачем вам слышать это вновь? Зачем, зачем, зачем?
- Бла-бла-бла, - отвечаю доктору и хихикаю. Будто меня может испугать местная охрана. Вот уж точно не соперники мне. Так, мелкие сошки. Я могу перегрызть им горло. Хотите, доктор, в следующий раз я подарю вам их сердца? Это будет романтично, доктор Харли? Вам это понравится? Или вы снова спросите меня почему именно сердца? Или почему они в крови?
Я вновь хихикаю, мой смех затихает вместе с каплями дождя. Где-то гремит гром, вспышки молний озаряют лечебницу, я смотрю острым взглядом на своего врача. Мои глаза горят в полумраке, я не отпускаю взгляд своей собеседницы. Именно сейчас я понимаю что моя шалость с розой была только началом, маленькой попыткой порадовать и испугать, продемонстрировать свою власть. О нет, нет, нееет! Я хочу больше. Я хочу чтобы доктор Квинзель не могла без меня дышать. Я хочу чтобы она задыхалась без меня. Я задурю этой очаровательной малышке ее светловолосую головку. Сойдите со мной с ума, доктор Харли. Ну пожааалуйста.
- Цвет красный, как кровь, жаркий, как огонь. Страсть и ярость. Почему нет, доктор Квинзель? - Я растягиваю фамилию Харлин, мой голос наполняется глубокими оттенками мрака, тягучей тьмой, бархатом ночи. - Он ведь так вам идет. Вы же сделаете это для меня, доктор Квинзель? Вы примете мой подарок? Я знаю, он вам понравился.
В тишине съемочной площадке все затаили дыхание. Где-то маячат камеры и микрофоны, кто-то снимает крупный план. Нас заставляют повторять эти реплики еще несколько раз, пока Дэвид не вздыхает то ли восхищенно, то ли просто удовлетворенно.
Я откидываюсь назад на кушетку, смотрю куда-то в окно и некоторое время молчу. Перестаю реагировать на внешние раздражители, на доктора Харли, на каких-то людей. Они мне все так неинтересны. Впрочем. Они могут меня позабавить....Мне бы только пушку...Или пулемет...
Кто-то громко хлопает в ладоши, Дэвид объявляет перерыв, что-то обговаривает с Марго, видимо обсуждая с ней досъемку какой-то сцены с другими актерами, мне поправляют грим. Хотя поправлять там абсолютно нечего, пусть размажется. В отражении я кажусь себе каким-то слишком лощеным, словно старательно накладывал свой макияж. А ведь это не так, это редко когда имеет для меня смысл. И потому я смотрю на гримершу и когда ее пальчики мелькают у моих губ, я клацаю зубами, словно собираюсь откусить один из пальцев. Девушка вздрагивает, вскрикивает и отскакивает в сторону.
- Ну вы и пугаете, мистер Джей, - произносит она почти флиртующим шепотом. Ей очень хочется познакомиться с Джаредом. Говорят он ловелас. А я хихикаю. Глупая девочка. Глупая, глупая дура!
Мы снимаем сцену еще раз, чтобы сделать на пробу несколько разных планов и переходим к следующей сцене. Я лежу на кушетке, рассказываю историю нашей последней стычки с Бэтменом, взмахиваю руками, мои пальцы мелькают, словно плетут какой-то тонкий узор, какое-то свое совершенное кружево. Доктор Квинзель смотрит завороженно, приоткрыв свои губки и почти не дыша. Я добавляю к рассказу больше деталей, тихо вдыхаю, мой голос оборачивается скорбью от неудавшейся шутки. Нас мало прерывают. Дэвида все устраивает. Дэвиду хочется отснять с нами больше и больше материала. Ему не хочется останавливать рабочий процесс, поэтому когда мы заканчиваем, уже давно наступила ночь.
Марго куда-то убегает, видимо желая переодеться. Я тихо следую за ней. Босиком по каменному полу, тихо, мне совсем не холодно. Я успеваю поймать девушку почти у входа в гримерку. Ловлю ее за руку, прижимаю к стене и смотрю долгим изучающим взглядом. По моим губам змеится легкая полуулыбка.
- Моя доктор Квинзель... - я провожу пальцем по губам Харлин, мне кажется в голосе что-то выдает тоску, словно сожалея об утерянном, словно горькая кислота заполнила горло. - Моя доктор Квинзель  не могла оторвать взгляд от татуировок. Она так хотела узнать их значение. - Я склоняю голову набок, смотрю на Марго и отхожу на несколько шагов назад, пожимаю плечами, - можно сыграть. Все равно опять будем импровизировать.
Мне хочется схватить Харлин за руку, толкнуть в гримерку, запереть дверь на ключ и не выпускать ее. О, я знаю столько пыток, я знаю как провести время со своей такой хорошенькой игрушкой. Но я только забираю с гримерки куртку, накидываю капюшон на голову, даже не смываю свой грим, предпочитая не появляться без него перед остальными. Это, знаете ли, не комфортно для меня.
- Тебя подвести?
Мой голос почти нормальный. Он почти что от Джареда. Вот только в этом Джареде уже слишком много Джокера. И я очень хочу чтобы Марго согласилась. Я хочу этого. Я хочу  скорость и драйв. Джокер и его Харли так любили кататься вместе по ночному городу. Они так любили развлекаться вместе... Но смогла бы так Марго? Девочка, которая смотрит на Джокера так же, как смотрела доктор Квинзель в их первые встречи...

Отредактировано Joker (2016-08-21 23:43:31)

Скорость и ветер в ушах. Харли рядом со мной.
Я скучал по тебе, детка. Я скучал по нашим поездкам, я скучал по твоему голосу, искрящимся глазам, дикому смеху, такому довольному, такому свободному. Помнишь ту ночь, сладкая, ты помнишь? Инфинити неслась по взбудораженным улицам, нарушая все знаки дорожного движения, наплевав на светофоры, она неслась по центру города и кто-то врезался в столбы, кто-то сбивал людей. Нам было все равно. Ты - смеялась, я гнал еще быстрее, чтобы только слышать твой смех, чтобы на пару с тобой ловить этот кайф. Детка, ты была неподражаемой. В какой-то момент я повернулся к тебе, дернул за прядь волос, чтобы ты наклонилась ближе и я крутанул руль, теряя управление. Мы забыли о том куда движемся, инфинити закрутилась на месте, выпуская дым из-под колес, а мы целовались, царапая и кусая друг друга. На асфальте остались черные полосы, нас окружили копы, они светили прожекторами с вертолета на лиловую тачку, а мы целовались позабыв обо всем. С диким смехом я кинул гранату, ты взяла в руки два револьвера и расстреливала тех, кто вставал у нас на пути. Не знаю как инфинити не развалилась, пока мы прорывались сквозь полицейский кордон, у нее были помяты бока, спущено колесо от попавшей в нее пули, широкая глубокая борозда пропахала дверцы с левой стороны, но нам было все равно. Даже так мы все равно смогли оторваться от погони. Ты довольно визжала от радости, я безумно смеялся. Разве не прекрасно это было? Разве это было не чудесно?
Наваждение исчезает, Марго - серьезная и усталая. Я - безразличен и зол. Меня раздражает, когда моя спутница столь спокойна, что она не чувствует моего азарта, не видит моих видений, не слышит отголоски полицейских сирен за спиной и не чует запахов Готэма. Для нее мир - Торонто, для меня - чужая вселенная. И я завожу мотор, переключаю скорости и разбуженная машина рычит как дикий зверь, которому наступили на хвост во время самого сладкого сна. Джип выезжает на трассу, от съемочной площадки еще надо добраться до города, я переключаю скорости, я разгоняю машину до тех пор, пока деревья вокруг не сливаются в одну единую линию.  Смотрю на звездное небо, насвистываю что-то, совсем отвлекаясь от дороги, но когда девушка открывает окно и сама намекает на веселенькую скоростную поездку, я все же поворачиваюсь к ней и начинаю смеяться. Кручу руль из стороны в сторону так, что джип мотает по двум полосам, он выезжает на встречку, а я смотрю на Харли. По крайней мере сейчас я вижу в ней свою Квинзель, а не какую-то непонятную актриску, которой повезло быть похожей на кого-то безмерно дорогого мне.
Улыбка растягивается в опасный оскал, я давлю на газ, я хочу развернуть машину и съехать с дороги. Давай мы слетим в кювет, давай сломаем лобовое стекло, пусть машина задымится, мы не будем из нее выходить. Я прикую тебя ремнем безопасности к себе и мы будем смеяться под оглушительно громкую музыку, что начнет шипеть и менять радиоволны по своему усмотрению. Словно бы тачка тоже начнет сходить с ума вместе с нами. Дорогая, давай ты не будешь уходить. Я не хочу видеть рядом с собой уставшую мисс Марго, мне она совсем-совсем не нужна. Я скучаю по тому, как ты сходишь по мне с ума, как ты ловишь каждый мой жест и слово, как ты отзывчива на любые самые безбашенные идеи. Я хочу видеть тебя рядом, поэтому я не хочу останавливаться...
И машина летит по дороге, въезжает в город на полной скорости, я резко выкручиваю руль, сворачивая куда-то, не слежу за дорогой и не пытаюсь следовать курсом к гостинице. Рядом со мной Харли Квинн, ее глаза горят в темноте, я поворачиваюсь к ней, она клацает зубами. Вот это - моя девочка.
- Значит ее зовут Софи... - нараспев отвечаю Квинн и поворачиваю голову назад, смотрю как отдаляется какой-то закрытый завод, он показался мне похожим на...впрочем, не важно. - Софи, Софи, Софи....
Я повторяю имя гримерши как считалочку, весело и довольно, хрипло томно смеюсь, вновь вдавливаю педаль газа и переключаю скорость, сворачиваю и мы несемся мимо какого-то заброшенного парка. Но дорога мне не интересна, я не отрываясь смотрю на Харли. Мне доставляет почти физическое удовольствие ее жажда крови в глазах. И мне хочется ее подстегнуть еще сильнее. Я могу сейчас пойти на все: вложить револьвер в руки Харли, ударить ее и рассказать что почти влюбился в дуру-гримершу, чьего имени я не знал и знать не желал. Я готов сделать все, чтобы только она смотрела на меня этими больными горящими глазами и никуда не исчезала. Ведь чем дольше она здесь, тем сильнее и моя власть здесь.
- О, малышка, я многим нравлюсь. Даже с подобным гримом на лице, - ядовито улыбаюсь, обвожу пальцем контур своего лица и смотрю в упор на Харли. Мой намек совсем прозрачен. Ведь я тебе тоже нравлюсь таким, я тебе с самого начала именно таким и понравился. - Но! - Я резко разворачиваю машину, мне надоело тут кататься, я хочу в центр города, а не на окраины, - дааа, она миленькая. - Пожимаю плечами и кидаю на Харли косой взгляд, - но совсем не в моем вкусе.
Смеюсь, щелкаю девушку по очаровательному носику и выруливаю на главную, еда успеваю на зеленый сигнал светофора, мы проносимся в опасной близости от какой-то машины, она бешено сигналит нам. Я думаю о том, каково это было Джокеру веселиться там, в своем мире? Начисто позабыв о правилах, ощущая свободу каждой клеточкой своего тела, не беспокоясь о штрафах, законах, чужих жизнях. Здесь и сейчас что-то во мне не дает этому занудному чувству ответственности до конца покинуть меня и все же я близко. Я очень близко подошел к самой грани. Потому что меня совершенно не волнует то, что случится завтра, мне нравится только то, что есть сейчас. И Джокер злится! Злится невероятно сильно! Потому что я резко останавливаюсь возле отеля, в котором живет Марго. Он хочет больше, он хочет увести свою спутницу отсюда и больше не возвращаться. И я его понимаю, понимаю даже слишком хорошо. Вот только мы с ним оба знаем насколько пока еще рано, насколько опасно сейчас разгоняться до края, доводить до точки. Харлин Квинзель не нужно время. Но оно нужно Марго Робби. И мы готовы подождать. Мы готовы отступать. Потому что Мистер Джей на очень многое готов пойти ради своей возлюбленной. Он готов пойти на все. Даже на проигранный бой.
Мы молчим. Сидя в машине. Я держу руки на руле, тарабаню длинными пальцами какой-то ритм и смотрю перед собой пустым остановившимся взглядом. И молчание это грустное и тягостное. Такое испытываешь когда  заканчивается шумный веселый праздник и тебе необходимо вернуться домой. Но так не хочется. Так важно остаться еще хотя бы на пару минут. Но время течет меж пальцев, его не остановить. И однажды приходится сказать всем "пока".
Я поворачиваюсь к девушке, тянусь мимо нее к дверной ручке, открываю ее, но на несколько долгих мгновений наши лица на расстоянии в несколько сантиметров друг от друга. Мой ухо щекочет дыхание, от знакомых ощущений пробивает дрожь. Я сжимаю ручку, резко дергаю дверь, открывая ее и поворачиваюсь лицом к Марго, ищу в ее глазах свою Харли Квинн и, кажется, нахожу. Во всяком случае в ней нет страха, в ней ощущение предвкушения. Ты ждешь что я тебя поцелую? Сладкая, ты ждешь? О, детка, как же я этого хочу. Как же я хочу вновь коснуться тебя. Но я так зол за это ожидание, мне так хочется наказать тебя и как можно больнее.
И не отпускать тебя отсюда мне тоже хочется.
- До завтра, - тихо и почти спокойно произношу два кратких слова и откидываюсь назад с тихим рычанием. Больше я на Харли не смотрю. Вали отсюда, милая, иди к черту. И когда я слышу как захлопывается дверь, то в гневе бью раскрытыми ладонями по рулю, джип снова яростно рычит, я срываюсь за мгновение, через несколько секунд на дороге остается только дымный след выхлопов и больше ничего...
Pray to your god, open your heart
Whatever you do, don't be afraid of the dark
Cover your eyes, the devil inside.
Удивительно, но съемки идут гладко. За неделю, на которой мы снимаем тонны материала про Аркхэм,  почти ничего не происходит. Кажется Марго старательно пытается меня избегать, кажется у статистов от меня уже дрожат коленки. На съемочной площадке уже говорят о том, как их пугает Мистер Джей и все уже давно не пытаются называть меня Джаредом даже мысленно. Я разговариваю с Дэвидом, предлагаю ему действия Джокера, изображаю как буду себя вести, он слушает, предлагает переснимать по новой. Я смотрю на всех злобно и так, словно готов вцепиться в горло при первой возможности. Иногда заглядываю на кофе к костюмерам. Я их напрягаю, но они спокойнее всего воспринимают меня, поэтому мы долго обсуждаем костюмы Джокера, я говорю им свое мнение, они прямо на мне перекраивают модели. Я смеюсь и рычу на них, костюмерши улыбаются, иногда вполне искренне. Так смеются от страха, но мне нравится. Все постепенно крутится так, как и должно крутиться вокруг меня. Я начинаю понимать, что если бы эти ребята ходили с пушками и носили клоунские маски, то их было бы невозможно отличить от моей собственной банды.
Когда завершают снимать Аркхэм и актерам выделяют один выходной, все решают немного выпить и посидеть вместе. Я смотрю на их компанию с дверей, оглядываю пристальным взглядом и молчу. Меня скромно приглашают, я кривлю губы в неприятной улыбке, обнажаю зубы и ухожу. Стиви на ходу накидывает на мои плечи куртку, я натягиваю смешную черную шляпу на глаза, пряча зеленые волосы. Хоть мне и совсем не хочется прятаться.
За приступом деятельности наступает приступ апатии. Я механически выполняю всю свою работу, но мне это не трудно. Потому что никому не трудно быть собой. Хотя контролировать злобу от бесконечных пересъемок все-таки тяжеловато. Харли от меня ускользает, Робби тем более держится на расстоянии. От этого я становлюсь еще более раздражительным, рассылаю использованные презервативы некоторым из съемочной группы, честно говоря, делаю это наобум, а потом долго смеюсь, наслаждаясь собственной шуткой. Хотя. Мне не смешно.
К концу второй недели мы успешно приступаем к сценам погони. Я натягиваю белый пиджак, безумно смеюсь, Харли рядом, в ее глазах - огонь. Мне весело, я вспоминаю как мы катались по городу. Три вечера и ночи длятся съемки, мы устраиваем погоню на мотоцикле и я целюсь себе в голову. Папарацци снимают нас, я на них не реагирую, совсем не обращаю внимания, для меня их не существует. Большая часть команды для меня лишь размытые маски. Я бью Марго по лицу наотмашь, со стороны смотрится очень натурально, всем нравится. Мне тоже. Только так я могу выместить на девушке свою злость и апатию. Странно, но моя партнерша не возмущается, не говорит о том, что я должен делать все понарошку. Я вижу в ее глазах Харлин Квинзель. А моя доктор Квинзель прекрасно знает, что я ее наказываю. Что я ненавижу когда она избегает меня и пытается держаться на расстоянии. Лишь в самом конце я улыбаюсь, безумно и довольно. Моя улыбка означает одно - от меня не скрыть то, что Марго мучает моя малышка, что уже впилась своими коготками в ее разум. Давай, детка, я так тебя жду. И я готовлю новый план. Я знаю как действовать дальше. И на третьей неделе съемок начинается сцена в хим.заводе.
Это первая сцена, в которой мы так близко. Я говорю реплики, их меняют, я снова произношу текст, его вновь меняют. Мы с Дэвидом отходим в сторону, я хлопаю его по плечу и предлагаю переиграть всё. Он соглашается и вновь начинается импровизация.
- Больше никаких заученных реплик. Ты справишься?
Я спрашиваю Марго почти безразлично, провожу пальцами по ее волосам, убирая прядь за спину. Но, честно говоря, у девушки просто нет особого выбора. Наверное она это понимает. Потому что мы начинаем снимать.
Я закрываю глаза и вспоминаю Ту ночь. Мне вновь становится сладко и горько, на губах кислит отравленный яд, я смотрю на Харлин, я привлекаю ее внимание, спрашиваю готова ли она умереть для меня? Гипнотизирую взглядом, шепчу и предупреждаю. Я хочу чтобы она жила для меня. Чтобы отдала мне всю свою жизнь. Я напоминаю девушке о данных когда-то клятвах и даже разрешаю себе не злиться на нее за то, что она их нарушила. В конце концов в этом была причина моего удара и я чувствую себя немного отмщенным. Отступаю на несколько шагов, предлагаю прыгать. У меня замирает сердце, когда я вижу знакомый мне взгляд смеси безумия и любви. Вот только падает Марго не в чан с кислотой, а на растянутый батут. Я кривлюсь, когда приходится прыгать следом, сжимаю губы в тонкую линию и сдергиваю свой пиджак. С большей охотой я бы прыгнул прямо в чан с отравой, чем эта дрянная иллюзия настоящего полета и падения. Но все это становится не важным, когда мы снимаем сцену в кислоте. Я поднимаю Харлин из отравы и это похоже на маленькое возрождение. Целую ее, быстро, совсем не так, как было где-то там, в другой вселенной, как было по-настоящему.
Мы делаем очень мало дублей, все и так довольны, все в восторге. Съемочный день заканчивается,  завтра - вновь перерыв. А нас оставляют в покое, чтобы мы могли смыть с себя всю желто-молочную жидкость, которой умыты с ног до головы. Вот только когда за нами закрываются двери душевой,  я поворачиваю ключ в замке и бросаю его куда-то на пол. В сумеречной темной душевой мы остаемся с Марго один на один. Я убираю с лица волосы, слизь капает на шею, затекает под мокрую рубашку цвета крови. Я медленно иду в сторону девушки и совсем не отрываю собственного взгляда от ее глаз. Некуда бежать, малышка. Совсем некуда.
Но ты ведь и не хочешь этого, верно?
Я рычу. Совсем как зверь. как дикий рассерженный зверь. И приближаюсь. Приближаюсь до тех пор, пока между нами не остается расстояния в пару шагов. Его я преодолеваю так быстро, что трудно что-то заметить. Лишь одним слитым движением я оказываюсь рядом, подхватываю девушку под бедра, делаю еще шаг, больно прижимаю ее к кафельной стене, запирая между собой и преградой. Жадно целую, кусаю до крови и вновь целую, смешивая ласку и страсть, боль и нежность. Я пью свою Харли, я оказался в пустыне без капли воды и больше уже не могу. Мне нужна моя женщина. Мне нужна моя Харли Квинн. И пусть проклинает меня несчастная Марго Робби, мне это абсолютно без разницы. Я пошлю ее в самое адское пекло, отправлю к дьяволу, но сейчас я просто не могу без своей безумной малышки. Без той, что прыгала в кислоту, что обещала умереть для меня, что обещала жить для меня.
- Если ты еще раз....Еще раз....
То ли рычу, то ли шепчу в ее губы, сжимаю до синяков мраморную кожу ножек, сильнее прижимаю свои бедра к ее. В душевой по капле стучит вода, она монотонно капает со смесителя прямо на пол. Это так похоже на Аркхэм. Весь этот мир - сплошная дурка.
Но пока здесь есть Она - я готов потерпеть.
Покрываю поцелуями шею и ключицы Харли, я причиняю ей боль и ловлю губами стоны, чтобы выпить их до конца. Пусть хоть по новой сходит с ума, если понадобится, я ее и правда сброшу в кислоту, но...я ненавижу когда Харли Квинн не рядом. Это нарушает целостность моего мира. Это лишает меня контроля.