Кровь заливает лицо, стекая по костюму до самого пола, окрашивая ткань в алый цвет. От нее пахнет просто отвратительно - человеческим страхом, паникой, истерией, сумасшествием - морщусь, хмурюсь, стягиваю с головы маску, берясь за ее нижний конец двумя руками. Выдыхаю, однократно, единоразово, прогоняя кислород по легким, откуда он устремляется по всему телу, наполняя его жизнью. Разминаю шею, двигая ей влево-вправо по полуокружности, только после этого открываю глаза. В этот раз школа Ксавьера не превратилась в руины, никто не пытался разобрать ее по кирпичикам, никто не сбрасывал а нее атомные или любые другие бомбы, никто даже не стрелял лишний раз - все прошло тихо, скрытно, не привлекая лишнего внимания, чтобы общественность не подумала поднимать бунт. Всем должно быть наплевать, так же, как обычно - никто не говорит об открытой ненависти к мутантам, но мало кто хочет принимать их, как полноценных членов социума. Люди всегда боялись неизведанного, непонятного, пытались уничтожить: жгли ведьм на кострах святой инквизиции, топили младенцев, истязали ученых, что смели перечить голосу сильных. Политики настолько помешаны на контроле, что не брезгуют никакими способами, которые помогут удержать им власть. Они убедительно льют в уши всем о мнимом контроле и безопасности, о необходимости жестоких мер во имя защиты, о скорой победе добра и мире во всем мире.
На самом деле, мне плевать на их мотивы.
У меня самого явных мотивов нет.
Переступаю через труп какой-то девушки, даже не посмотрев на него, и опускаюсь на диван в гостиной огромного дома, устраиваюсь на нем, как хозяин, даже не задумываясь, что кому-то это может не понравиться. Солдаты продолжают прочесывать комнаты, добивая уцелевших и сковывая необходимых - глупо разбрасываться полезными ресурсами, еще глупее пренебрегать возможностью досконально изучить феномен мутации, пускай об опытах над людьми - а они все равно остаются именно людьми - предпочитают молчать, ведь это запрещено каким-то там мировым договором.
Тупым взглядом упираюсь в расползающееся красное пятно на ковре, абсолютно ни о чем не думая, кроме того, что я устал. Хочу закрыть глаза и уснуть, но это не физическое изнеможение, а моральное, граничащее с равнодушием. Провожу тыльной стороной ладони по губам, размазываю между большим и указательным пальцами каплю крови, слизываю ее шершавым языком. У каждого свой вкус - сладкий, соленый, горький, терпкий, затхлый, гнилой - по нему можно судить о том, кем был человек, кем являлся, чем жил и к чему стремился. Я научился распознавать эти неясные полутона, ведь не зря меня называют псом. Те, кто открыто презирают, обвиняют меня в предательстве, извращенной морали и отсутствии благородства, только вот никого из них не было, когда убивали тетю Мэй. Никто не мог ей помочь, никто не вступился, так почему я обязан заступаться за них или играть на их стороне? Они умеют только переливать из пустого в порожнее, разбрасываться словами и бездействовать. Она продолжает лежать под несколькими метрами пласта земли, а я все никак не могу набраться смелости, чтобы признать, что ее нет и уже не будет. Те, кто верят в бесконечность души, просто-напросто боятся, что жизненный уикл заканчивается раз и навсегда - это нить, которую так легко порвать. Они не смотрят на нас с небес, не подсказывают нам и уж точно не помогают - они гниют в забитых гробах, чтобы наполнить почву полезными элементами. Они полезнее живых.
Только призраки существуют, но мы создаем их сами.
Мэри Джейн тоже орала, кричала о чем-то подобном, корчилась, извивалась, звала Гарри и мой здравый смысл, пыталась надавить на больные мозоли и припомнить все то хорошее, что было между нами. Шептала, что ей больно, просила перестать. У нее удивительные глаза - синие с ярким темным кантом и светлой полосой вокруг зрачка, живые, наполненные верой и эмоциями. Вот только в тот момент в них царил ужас, что уже начал сжирать изнутри, выжигая ее, не оставляя ничего из того, за что я мог бы уцепиться и поверить, что все действительно может быть, как раньше. Глаза лживой суки, что предала меня и продолжала врать перед неизбежным - никто не мог ей помочь. Я ей больше не верил. Я больше не мог остановиться.
- Я чувствую тебя, Китти, - говорю ровным голосом, отвлекаясь от собственных мыслей. Слышу твое сердцебиение, слышу, толчки крови по сосудам, что бежит все быстрее. Ты напугана? Это хорошо, это только начало. Рывком поднимаюсь с дивана, обводя помещение внимательным взглядом, стараясь уловить малейшее изменение обстановки. Я осведомлен о твоих способностях, а еще я миллион раз присутствовал на лекциях Ксавьера, когда он вещал о равенстве, взаимопомощи, семье и прочих рудиментах современного мира людей, - ты обязательно должна попробовать спасти всех тех, кем дорожишь хоть немного. Я знаю это, ты знаешь это, так какого черта ты так тупишь?
- Китти-и-и-и, - почти нараспев произношу твое имя, меняя интонации. Попалась! Мне достаточно одного прыжка, чтобы достигнуть места возле стены, просовываю руку сквозь нее и, схватив тебя за шкирку, швыряю в центр комнаты, - Здравствуй, Китти, - опускаюсь возле твоей головы на корточки, провожу по твоему лицу пальцем, оставляя после него красную полосу, - Это интересно... - задумчиво и куда-то в воздух, - Ты интересная, но что дальше? Ты осталась одна, - развожу руками в стороны.
Сдавайся, девочка, у тебя нет ни шанса.

- Мне наплевать, - рывок к тебе и уже держу на вытянутой руке, прижимая к стене. Не сопротивляйся, позволь мне завершить все, а тебе - отделаться легкой кровью, - Китти, мне пле-вать, - повторяю, чеканя каждый слог, - Китти-китти-китти, - поднимаю тебя выше, сдавливая сонную артерию большим пальцем, - Китти, мне нравится твое имя. Китти, тебе не идет этот костюм, - резко отпускаю, роняя тебя на пол. Рывок - упираюсь двумя руками в стену по обе стороны от твоей головы, приближаясь к тебе, останавливаясь от твоих губ в нескольких сантиметрах. Опускаюсь на колени, садясь тебе на ноги, провожу языком по щеке, - Он все мертвы - не парься, - констататация факта, только и всего, но бьюсь об заклад, что твой хрупкий детский мир рухнул. Привыкай - мир жесток и порочен, хорошие парни побеждают только во второсортных супергеройских фильмах, всем наплевать на твои заслуги, амбиции, мечты и желания. Никто не хочет помнить хорошее, доброе, вечное. Перестань изводить меня, Китти, ведь мы - друзья, я не хочу рвать тебя на куски, как сделал с Мэри Джейн. Ты заслуживаешь большего, намного большего, ведь ты даришь мне надежду. Ты не такая, как все, упертая, своенравная, помешанная на идеалах, но не идеал. Профессор придумал фантастический мир и заставил всех вас поверить в его реальность, перманентно полоская вам мозги своими проповедями, а я не такой. Я жестче, грубее, приземленнее. Поверь, девочка, тебе лучше играть с мной на одной стороне, не стоит переходить мне дорогу, будучи ведомой сказким о принцессах, принцах и равенстве. Отбрось все надежды - моя регенерация сильнее твоей, я успею сломать тебе каждую кость, пока ты доберешься хоть до одной из моих.
- Китти, - куда-то в бесконечность, эфемерность, провожу рукой тебе по лицу, смотря в упор на твои губы и прикусывая свои.  Такие зовущие, такие кричащие, ты слишком мила и невинна, чтобы быть обладательницей такого рта, - Не спорь со мной и тем более не связывайся - ты же меня знаешь, много лет знаешь, - запечатываю тебе рот, переплетая наши языки, связывая их воедино: вверх-вниз, вверх-вниз, влево-вправо, по окружности... Оседаю на тебя окончательно, облокачиваясь на предплечья, становясь ближе с тобой, ближе к тебе. Снова чувствую себя живым, как в тот раз, когда резал ЭмДжей, ударам кулаков выбивая всю дурь из ее головы, что отзывалась глухими хрипами, всхлипывания, девушки, что значила для меня весь мир, что была ценнее всего этого сраного мира. В отличие от нее, ты не меняешь реальность, ты завораживаешь, обвораживаешь, не заставляешь сосредоточиться, а размазывая по всей этой долбаной Вселенной ровным слоем величиной с нанометр. Открываю глаза, чтобы посмотреть в твои - не говори, что боишься меня, не смей заикаться, что сомневаешься во мне, и даже не думай пытаться обмануть меня.
Паук, дружелюбный сосед и один из защитников Нью-Йорка, не умер - пожалуй, его никогда и не существовало на самом деле. Все реальное оказалось иллюзией стабильности, а все материальное перетекло в ранг мнимого, все перевернулось с ног на голову. Притягиваю твое лицо к своему, схватив за верхний край костюма, настойчиво тяну молнию вниз, освобождая твое горло - тебе нужно больше кислорода, а мне нужно больше тебя. Уотсон никогда не была и не могла быть на твоем месте, она абсолютно другая, целиком и полностью, она видела мир через призму розовых очков, думала только о своей карьере - сначала, в журналистике, а потом - в средствах массовой информации. Она искажала правду так, как ей диктовали это делать другие, вырывала фразы из контекста, выставляла все в выгодном исключительно ей свете, но ты же не такая? Скажи, что ты не такая. Подтверди, что ты отличаешься от нее. Докажи это. Сделай хоть что-нибудь, мать твою!
- Не предавай меня, Китти, - выдыхаю тебе в губы, - Ты же знаешь, что это ничем хорошим не закончится, - прикусываю фарфоровую кожу на тонкой шее, оттягиваю на себя, тут же зализываю, словно рану. Провожу носом от челюсти до ключиц и обратно, шумно вдыхая в себя, - Ты со мной?

- Прекрасно, блять, просто прекрасно, - выплевываю, ударяя кулаком по стене, где только что была ты. Я размяк, расслабился, почувствовал победу до ее фактического наступления. Ты тоже меня обманула, как и все вокруг, ты скомкала мое хорошее отношение и бросила его мне в лицо. Китти, мы могли стать друзьями, мы были друзьями, мы могли остаться единственными в этом сраном городе. Я так хотел начать все сначала, перестроить, изменить, сделать именно так, как того хочется мне, искоренив все раздражающие минусы и недочеты, вот только тебе это не нужно. Твои мозги промыты морализмом и благородством, никак не желаешь бросить свои попытки и сдаться. Не прошу падать к моим ногам - оставайся собой, пожалуйста, оставайся такой же непокорной и неуловимой для всех, кроме меня. Я знаю, как поймать тебя, Китти.
- Сука, - безумная улыбка озаряет лицо, поднимаюсь с колен и делаю несколько шагов назад, пятясь, отходя от стены. Медленные движения, очерчиваю два круга плечами, разминая их, прикрываю глаза. Не уверен, что действительно чувствую к тебе что-то, что попадает в классификацию хорошего отношения, скорее, отсутствие других вариантов, ведь нет никакой альтернативы. Глубокий вдох и выдох сквозь зубы, опустив голову, чтобы тонкая струйка холодного воздуха успокоила бешеный ритм сердца. Будто оно у меня есть, будто оно может чувствовать что-то, кроме тупого всепоглощающего желания обладать.
- Кит-ти-и-и, - зову тебя, мне надоело играть в прятки, догонялки и любые другие детские игры, а трупы, которыми усеян дом, самое лучше тому подтверждение. Какие еще доказательства тебе нужны? Я все равно поймаю тебя, я выверну тебя наизнанку, заставлю умолять меня прекратить, что бы я ни делал с тобой в тот момент. Помогут ли тебе все слова этого мира? Очень сомневаюсь. Ты только оттягиваешь неминуемое, ты меня раздражаешь. Бью ногой ни в чем неповинный журнальный стол, который стоит рядом - он влетает в стену, разбивается о нее, рассыпается мелкими осколками стекла на пол. Легче не становится - все еще чувствую, как нарастает ярость внутри, и есть только один способ избавиться от нее.
Быстро перебираю ногами, разбегаясь, после чего, вытянувшись в прямую линию, вперед руками выпрыгиваю окно, которое было разбито еще до того момента, как пришел в эту комнату - возможно, кто-то из детей стоят напротив него, поэтому пули, что превратили его тело в решето, задели и прозрачный хрупкий материал. Стреляю из шутеров во внешнюю стену, тут же перехватываю второй конец паутины, чтобы изменить траекторию своего полета на дугу и закончить его уже в соседней комнате, выбив окно вместе с рамой. Приземляюсь на согнутые в коленях ноги и одну руку, выставленную чуть впереди. Поднимаю голову - мне не нужно смотреть или осматривать, чтобы знать, где именно ты находишься.
- Больше так не делай, - замечаю, как можно сильнее изображая уравновешенность и тут же стреляя из своего оружия тебе по ногам, дергаю со всей силы, подтягиваю тебя к себе. Нависаю на вытянутых руках над лежащей тобой, сильно сжимая твои ноги своими, - Я не хочу тебя убивать, - признаюсь почти в любви этой простой фразой. Ударяю в пол в нескольких сантиметрах от твоего лица, подтверждая свои слова. Наклоняю голову к плечу, рассматривая твое лицо. Давай, девочка, покажи, что ты просто чертовски боишься меня, что одна мысль обо мне заставляет твое тело дрожать и сжиматься. Расскажи мне о том, что в твоей голове - я хочу влезть в тебя не только физически, но и морально, узнать все твои сильные и слабые стороны, поглотить тебя, разрушить тебя изнутри. Слишком просто сломать человека - его позвоночник достаточно хрупкая вещь, не нужно даже напрягаться - это даже не интересно, не приносит никакого удовлетворения. Отстраняюсь от тебя, снимаю одну из перчаток и отбрасываю ее в сторону - нет нужды прятать себя под маской или костюмом, все и так знают, кем я являюсь.
- Будь послушной, - провожу тыльной стороной ладони тебе по щеке, большим пальцем - по скуле, внимательно наблюдая за тобой из-под полуприкрытых век, - Перестань убегать, - резко переношу руку тебе на шею, надавливая на нее. Зубы прикусывают кончик языка, воздух толчком выходит из легких, задерживаю дыхание, чтобы хоть немного испытать, что чувствуешь ты. Это не то, совершенно не то, что я хочу, поэтому прекращаю и снова дергаю за замок костюма вниз, расстегиваю до середины груди, - Зачем он тебе? Все и так знают тебя в лицо, а он сковывает движения. Удобно в резине? - это по-настоящему интересно, это по-настоящему волнует меня. Подтягиваю тебя, сжав обеими руками ткань по разные стороны от груди, заставляю сесть и приблизиться к моему лицу, - Поиграем? - поднимаю брови и улыбаюсь тебе.

- Больше не боюсь, - глухо повторяю твои слова. Ты сумела меня удивить Прайд, ты ударила из-под тишка, подло, неожиданно - почти нож в спину. Ты не такая правильная, какой хочешь казаться - я слышал стук твоего сердца, знакомый ритм, почти один-в-один совпадающий с моим. Я угадаю его с трёх ударов: зову тебя по имени, подхожу ближе - тук-тук-тук отвечает мне твоя главная мышца тела, я провожу ладонью по твоему лицу, облизываю свои губы - такт сбивается к чертовой матери, никакой системы, никакой закономерности, почти аритмия. Я убиваю тебя, Китти? Положи я руку тебе на грудь, обязательно почувствую, как твое сердце пытается вырваться наружу, навстречу моим прикосновениям. Страх, замешанный с возбуждением - взболтать, но не смешивать, разнести по разнвм полкам  и оставить дожидаться своего часа, нужного только мне. Я представляю твое тело под собой, такое же юное, как мое - мы же погодки с тобой? - гибкое, упругое, я хочу узнать его пределы. Где проходит твоя финишная черта, которую ты никогда не переступала?
Заливаюсь смехом, откидываясь назад и ложась на холодный бетонный пол. По спине пробегают мурашки от неприятного соприкосновения с поверхностью, вздрагиваю, но не могу прекратить истерику - дура, ты правда думала, что этого будет достаточно?! Ты меня здорово недооцениваешь, раз считаешь, что тебе хватит замуровать мои ноги. Провожу ладонями по лицу, растирая его, после чего раскидываю руки по обе стороны от себя.
- Хорошо, я обездвижен, - констатирую факт. Поднимаю верхнюю часть корпуса, напрягая пресс и придерживая голову руками, сцепив пальцы в замок на затылке, - Что дальше? Оставишь умирать и сбежишь спасать тех, кто еще жив? А как же бесценность человеческой жизни? Как же твоя доброта, что течет у тебя по венам вместо крови? Профессор не одобрит такой жертвы, даже если это я. Убьешь меня, Прайд? Оставишь подыхать тут в одиночестве? Ты же знаешь о моей регенерации - я буду умирать долго и мучительно, без еды и воды. Но боюсь ли я этого? А вот ты боишься меня, - рывком поднимаюсь, опираясь о руки, выставленные вперед, - Давай, Китти, скажи мне то, о чем я не знаю, а я даже сделаю вид, что не слышал ничего подобного до этого. Ради тебя. Расскажи мне о том, в какого урода я превратился, какой сволочью стал, каким ублюдком вырос... Удиви меня! - к концу монолога срываюсь на крик, но тут же беру себя в руки, - Впрочем, это всё неважно, - произношу шепотом. Опускаюсь на локти, закрывая голову ладонями.
Все неважно, вокруг нет ничего, за что можно было схватиться и быть уверенным, что никто не заберет это. Глупо убеждать самого себя в перманентности нынешнего положения вещей: есть ты, есть я в данный конкретный момент времени, а все остальное - шелуха и попытка гадать на кофейной гуще, не больше. Даже ты, Прайд, не константа в этом мире - ты такая хрупкая, уязвимая, ранимая, как дорогая фарфоровая кукла. Тебя можно поставить на антресоль, подальше от человеских глаз и лишь надеяться, что никому не придет в голову мысль украсть тебя. Тебя можно опекать, заботиться, приложить множество усилий, чтобы привязать хорошим отношением, но нет гарантии, что ты не возомнишь себе недостаток свободы и не сбежишь к кому-нибудь, кто тебе ее пообещает. Признай, Прайд, ты всегда смотришь по ту сторону забора, где небо чище, деревья выше, а трава зеленее. Не виню тебя - в этом нет твоей вины и в помине, это человеческая природа, почти инстинкт, что засел глубоко в подкорке мозга. От него не избавиться: не достать, не выжечь, не изгнать древними ритуалами. С ним можно только смириться.
Верность, честность, доброта - пустые слова, на которые удобно ссылаться в минуты необходимости.
Я это признал, а ты?
- Ты такая... - пытаюсь подобрать наиболее подходящие прилагательные, но в языке и близко нет тех, что могут описать мое отношение. Поднимаю голову, смотрю тебе в глаза, - Прости меня, - едва слышно, почти неразборчиво извиняюсь за то, что только собираюсь сделать. Выбрасываю руку вперед, стреляя серией в тебя из веб-шутеров, буквально пары выстрелов достаточно, чтобы ты отвлеклась, рассредоточила внимание и не успела среагировать на следующий выпад - сверху падает электро-паутина, пуская по твоему телу заряд в несколько сотен вольт. Следующий ход - нить приклеена одним концом к потолку, а за второй тянусь я, вырывая ноги из крепко держащего их пола. Оставляю после себя воронку, но уже сижу рядом, голыми руками срывая с себя куски бетона, камня и киприча, вместе с кожей и волокнами мышц. Даже не думаю сдерживаться, поэтому помещение заполняется криками, матом и проклятьями. Пошатываюсь, подхожу к тебе и тут же ударяю носком ноги в поясницу, прямо в позвоночник. Тело отзывается адской болью, а суставы орут о том, что еще рано, они еще не восстановились - буквально вспыхивают пламенем, заставляя сделать шаг в сторону, чтобы удержать равновесие, - Сука, - шиплю сквозь зубы и наношу новый удар в то же самое место. Одним движением отбрасываю паутину, в которой вот-вот кончится заряд, сторону и тут же накидываю новую, - Успокоилась? - заинтересованно через десяток секунд. Падаю на колени, садясь тебе на ноги, убираю выбившиеся пряди с твоего лица, бережно, аккуратно беру твое лицо ладонями и прошу вкрадчивым голосом, - Перестань, прекрати все это - это ни к чему не приведет. Тебе никого не спасти - спаси себя, - накрываю твои губы своими, нежно целуя, осторожно, будто впервые в жизни, будто это действительно что-то значит для меня.