- Проходите, Энни, садитесь, - слышу мягкий, почти ласковый, женский голос. Сильные грубые руки, сжимавшие мои плечи до синяков, пока я шла в эту комнату, как будто исчезают, даря мне горьковатую свободу. Я не двигаюсь с места, находясь в полнейшей растерянности, пока женщина с приторно добрым выражением лица не повторяет свою просьбу: - Присядьте, Энни. - Именно так, не по фамилии, не "эй,  рыжая!", как тут все привыкли, а тепло и по имени, оттого мне становится еще более жутко. Никто меня не толкает, не применяет никакого физического воздействия, что обычно делали с того момента, как привели меня в здание тренировочного центра. Я прохожу в центр комнаты и сажусь на стул, очевидно предназначенный для меня. Обладательница приторного голоса сидит напротив, и разделяет нас широкий белый стол. Несколько секунд мы обе молчим. Она сканирует меня взглядом как рентген, и я опускаю глаза,  избегая зрительного контакта. С увлечением рассматриваю, как мои пальцы теребят край кофты. - Энни. - Первая молчание нарушает женщина все так же сладко, и мне становится практически противно собственное имя, как будто оно и не мое вовсе. Лучше бы меня били, сквернословили, вытирали об меня ноги - это хотя бы вписывается в какие-то шаблоны, и уже не так пугает, как непонятно откуда взявшаяся забота. - Мы должны Вам кое-что показать. - Серьезным тоном добавляет женщина, и я поднимаю на нее взгляд.

Капитолийка нажимает на кнопку  и из проектора выскакивает галографический спектр, на котором я вижу лицо... Финника. Пальцами невольно цепляюсь в сидение стула, глядя в глаза любимому мужчине, но он смотрит как будто бы сквозь меня - разумеется, ведь это запись. Запись с последних 75-х игр, на которые я должна была отправиться вместе с ним, но он не позволил. Да, это была диверсия, спектакль, все было подстроено с самого начала, но никто точно не знает, чем все закончилось.  Похоже, мне сейчас предстоит это увидеть...

Финник что-то говорит, но звук не идет. Позже план становится менее крупным, и я могу разглядеть рядом с ним Огненную Китнисс, наш луч надежды, который мы должны защищать всеми силами. Они о чем-то спорят, но опять же, я не имею представления, о чем. Финник умеет быть упрямым. Я вижу разрушенный купол и планолет, Одейр пытается увести девушку к нему, но она сопротивляется. Борьба завязывается, когда появляется кто-то еще из бывших победителей, вновь ставших трибутами. Разумеется, Финник принимает удар на себя, в попытке защитить Сойку. Эвердин достает стрелу из колчана и натягивает тетиву, очевидно, целясь в противника моего возлюбленного, который, кажется, начинает обретать преимущество в схватке. Все происходит очень быстро, Одейр перекатывает своего соперника на спину и в тот момент его настигает... стрела, пущенная из лука Огненной Китнисс. Финник падает замертво, и мне уже плевать, что вторая стрела попадает в нужную цель. Я непроизвольно вскрикиваю и подаюсь вперед к галограмме, которая, покрывшись мелкой рябью, исчезает. Я в это не верю! Этого не может быть! Китнисс Эвердин не промахивается - разве нет? Меня грубо хватают за плечи, возвращая на стул. Я кричу, сквозь слезы, повторяю, что это все неправда, что я в это не верю, сама себя пытаясь в этом убедить. Одно дело догадываться и предполагать как лучшие, так и худшие варианты, и совсем другое - окончательно лишиться надежды.
Они знали все. Знали с самого начала. Знали, но играли с нами как кошка с мышкой. Они подарили мой голос сойкам, раскрыв нашу тайну всему Панему и оставив нас в дураках.  Они издевались над нами обоими и продолжают это делать.

Я буквально задыхаюсь от переполняющих меня боли, ненависти и отчаяния. Они затмевают все мое сознание, предательски выплескивая наружу все эмоции. Финник всегда умел их скрывать, в отличие от меня. Финника больше нет, в отличие от меня... Я готова вцепиться в горло этой женщине, которая смотрит на меня с фальшивым сочувствием. Она явно довольна результатом, ей доставляет удовольствие наблюдать за мной как за забавной зверюшкой. Но разве она не знает, что, если загнать с виду безобидную зверюшку в угол, она начнет нападать? Я порываюсь через стол, но меня вновь резко осаживают на стул и больно ударяют в бок, вынуждая согнуться пополам. Но дальнейших побоев не следует, зато в руку впивается игла, а еще через несколько мгновений я падаю в темноту...

***

Открыв глаза, я обнаруживаю себя на берегу реки. Очень знакомой реки, той самой, протекающей недалеко от наших с Финником домов. Там, на другом берегу, в тени ив, «наше место», наше скромное укрытие от чужих глаз в те редкие дни, когда Одейр возвращался в родной Дистрикт. Это очень укромный уголок, находящийся вниз по течению вдали от жилого сектора, здесь никто не купается и не рыбачит из-за сильного течения. Я поднимаюсь с земли и смотрю вдаль, в сторону наших ив и, к собственному счастью и удивлению, вижу знакомый силуэт. Сердце заходится счастливым биением, и я, не раздумывая, прыгаю в реку прямо в сарафане. Я очень хорошо и быстро плаваю, и достичь другого берега должна очень быстро, но, чем интенсивнее я гребу, тем дальше от меня заветные ивы. Но я не прекращаю плыть вперед, не думаю ни о течении, ни о том, что силы могут быстро иссякнуть, и даже не думаю о том, почему он не плывет ко мне.
Финник машет мне рукой с того берега, и я практически физически чувствую его улыбку и нежный взгляд, которые удерживают меня на плаву. Но вдруг я вижу, что у наших ив не он один. Я не могу разглядеть лицо, но большой нож в руке говорит явно о недружеских намерениях незнакомца.
- Обернись! – кричу, прежде чем начать грести еще быстрее, но голос как будто мне не принадлежит. Финник непонимающе разводит руками, давая понять, что не расслышал меня. Я снова кричу, призывая парня обернуться назад, но поздно. Все мои попытки докричаться тщетны, я перебираю руками, отталкиваюсь от воды ногами, но ни на метр не приближаюсь к берегу. – Нет! Нет! Нет!!! – Я чувствую соленый вкус слез на своих губах, я понимаю, что ничего уже не смогу предотвратить, как бы ни пыталась приблизиться к проклятым ивам. Его кровь окрашивает темную поверхность реки, и бездыханное тело падает в кровавые разводы на воде. Я кричу, плачу, но ничего уже не исправить, ничего не изменить, сердце как будто срывается в пропасть, глаза застилает темная пелена боли и ненависти…

Я не чувствую упругого ледяного течения реки под собой, напротив, мне сухо и тепло, но я не перестаю кричать, захлебываясь слезами. Не сразу осознаю, что это был сон. Это понимание настигает меня, когда я слышу скрип двери и шаги. Я поворачиваюсь на звуки и пытаюсь утереть слезы препятствующие обзору – двое миротворцев и медсестра. Мужчины, не произнося ни слова, хватают меня с двух сторон – один держит плечи, а второй лодыжки. Медсестра в это время щелкает пальцем по игле, выпуская воздух из шприца. Только не это. Я стараюсь успокоиться и унять всхлипы, лишь бы мне не кололи лекарство, лишь бы только передумали, но женщина даже не смотрит на мое состояние, молча приближаясь ко мне.

- Пожалуйста, не надо, - прошу, глядя на женщину молящим взглядом, пытаясь сжаться и казаться как можно меньше, как будто есть какой-то шанс, что она меня не заметит. – Я сейчас успокоюсь, мне приснился кошмар, сейчас все будет хорошо, я успокоюсь, - повторяю как мантру, с ужасом косясь на шприц. – Пожалуйста, - почти шепчу, заглядывая в глаза женщине. – Я не хочу засыпать… - Я не успеваю сказать что-либо еще, шприц как в замедленной съемке выскальзывает из пальцев медсестры, падая на пол.

- Вот черт! – Женщина наклоняется, поднимая лекарство с пола. – Надо заменить шприц, - сообщает мужчинам, разворачиваясь в сторону двери.

- Да брось, упал и упал, коли и пойдем отсюда. - Грубый мужской голос звучит прямо над моим ухом, а пальцы еще сильнее впиваются в плечо. Женщина медленно разворачивается на каблуках и острым взглядом впивается в подавшего голос миротворца.

- Тебе известно, зачем она нужна Сноу? – спрашивает угрожающе спокойно, но этот вопрос не требует ответа – никому не известно, какие планы у президента на пленников. – Если, не дай бог, девчонка умрет от какой-нибудь занесенной с иголкой в кровь заразы, я отправлюсь вслед за ней, прежде чем хоть пискнуть успею, - цедит тоном, не предвещающим ничего хорошего и для самого миротворца. – Все должно быть стерильно, - заключает, прежде чем снова направиться к двери, но у самого выхода останавливается. – Да что вы ее держите? Пристегните ремешками, - добавляет, закатывая глаза. Еще бормочет что-то в коридоре в такт стуку своих каблучков, но ее слов не разобрать.

К слову, миротворцы совету последовали, пристегнув мои руки и ноги к кровати кожаными ремнями, затягивая их максимально туго. Я уже не сопротивляюсь, морально пытаясь подготовиться к свежей порции ночных кошмаров. Брюнетка в белом халате не заставляет себя ждать. Вернувшись с новым шприцем, она просит одного из миротворцев отойти, чтобы не загораживал свет. Она протирает место укола дезинфектором и больно сжимает мою руку, от неожиданности я издаю невнятный писк, но укола не чувствую. Опустив взгляд, вижу, как женщина с самым серьезным видом выдавливает содержимое шприца в матрас. Смотрю на брюнетку с недоумением, но, поймав строгий взор, понимаю, что нужно делать. Несколько раз моргнув, прикрываю глаза и расслабляю все мышцы своего тела. Я лежу так примерно минуту, силясь не погрузиться в сон по правде.

- Все, уснула, - заключает сестра. Миротворцы не спеша следуют к выходу, пока женщина собирает мусор после инъекции. Позже я чувствую, как расстегивается ремешок, сдерживающий мою правую руку, а в ладонь ложится что-то сухое, вроде бумаги. – Если что-то понадобится, напиши. – Слышу шепот своей спасительницы. Мне хочется поблагодарить ее, но нельзя, иначе выдам ее обман и подставлю нас обеих. Но она и не ждет ответа, удаляясь из комнаты вслед за миротворцами.

Я не сразу открываю глаза после того, как все покидают комнату. Несколько минут я лежу неподвижно, опасаясь, что кто-то зайдет. Но в коридоре не слышно ни звука. Я узнаю место, в котором оказалась – это больничная палата в тренировочном центре, я провела некоторое время в одной из них после игр. Освободив вторую руку от ремня, разглядываю, что мне дала медсестра – клочок бумаги и короткий черный карандаш. Не знаю, почему она вдруг решила мне помочь, ведь рискует всем, что у нее есть, включая жизнь. Но я благодарна ей как никому.

***

Я пытаюсь не спать второй день. После последнего кошмара медсестра вколола мне вместо успокоительного что-то на основе адреналина или кофеина, препарат действительно оказал чудодейственные свойства, но крайне сложно не уснуть, находясь в комнате в полном одиночестве без какой-либо возможности хоть чем-то себя занять. Для других людей, возможно, сон был бы спасением, так как во сне время идет быстрее. Но не для меня. Я уже изучила все помещение вдоль и поперек, и единственная занимательная вещь, которую я нашла – это небольшая трещина в стене в углу у самого пола, ведущая насквозь в соседнюю палату. Я пыталась стучать по стене, но никто не откликался, впрочем, и звуков из-за стены слышно никаких не было. До определенного момента…

Каждый раз, заслышав тяжелые шаги миротворцев в коридоре, я прячусь под одеяло и притворяюсь спящей. Даже если они идут мимо, они не должны слышать посторонних шумов или возни из моей палаты. В этот раз шаги звучали совсем близко – а именно, похоже, у меня появился сосед. Или соседка? Этого я пока не знаю, но с нетерпением ожидаю, когда миротворцы уберутся куда-нибудь подальше. Слышу их шаги, которые удаляются по коридору, но по привычке продолжаю лежать неподвижно еще несколько минут. Так страшно рисковать, да и зачем, в общем-то? Какая разница, кто там? Я все равно не смогу связаться с этим человеком. Или смогу?...
Бумажная лента и карандаш все еще лежат у меня под подушкой, я так ими и не воспользовалась, так может быть, сейчас самое время? Я стучу кулачком по стене, но никто не откликается. Я боюсь быть громкой, поэтому временно оставляю эту затею. Дождавшись вечера, снова предпринимаю попытку – и так несколько раз, когда я набираюсь смелости. И вот, наконец, мне отвечают. Так долгожданно и так неожиданно… Я ведь даже не придумала, что написать на этой чертовой ленте. А вдруг там не кто-то из похищенных победителей, а какой-нибудь раненый миротворец или еще кто не слишком доброжелательный.

Решение приходит само – дать старт. Пустая бумага и карандаш, выкатившиеся из щели в стене между комнатами – это ведь ерунда? Мало ли, как они там оказались. Я же ничего не напишу. Именно так я и решаю сделать, щелкнув пальцем по листку, чтобы придать ускорение.

Ответ не заставил себя долго ждать. Я несколько секунду смотрю на бумажку, вкатившуюся к моим ногам, прежде чем взять в руки и развернуть. Пробегаюсь глазами по строчкам, написанным неровным почерком – видимо, из-за слабости его обладателя. Никому не верить. Что уж тут сказать,  я доверяла всего одному человеку, а сейчас его нет. Ни здесь, ни где-либо еще. Предательская слеза вновь скатывается по щеке. Эта рана еще так свежа…

«По правде говоря, мне хотелось бы обратного. Они отняли у меня смысл бороться. Почему они нас просто не убьют?
Меня зовут Энни. А кто ты? Ты знаешь, почему ты здесь?».

Мне хочется сказать еще так много, хочется рассказать все, и плевать, кто это на самом деле, и плевать, что будет со мной дальше. Мне нужно хоть с кем-то разделить эту боль, хоть кому-то открыться. Это так невыносимо, каждый раз вновь и вновь терять его как во сне, так и наяву. Но я сворачиваю записку и вновь отправляю ее назад. Быть может, тому, кто там, еще хуже, чем мне…

Отредактировано Annie Cresta (2016-08-18 20:04:59)