Some say the world will end in fire,
Some say in ice.
From what I’ve tasted of desire
I hold with those who favor fire.
But if it had to perish twice,
I think I know enough of hate
To say that for destruction ice
Is also great
And would suffice.

iCross

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » iCross » Завершенные эпизоды » turn back time


turn back time

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

http://i83.fastpic.ru/big/2016/1209/87/70e099d090a7c3663c5012b71c546387.gif http://i83.fastpic.ru/big/2016/1209/57/7fbde5b26840ec697fa087ec65fc0d57.gif
▲ Действующие лица:
Katniss Everdeen, Gale Hawthorne
▲ Время и место:
13.04.6082, 12-й дистрикт, 19.30 p.m., - время просмотра обязательной программы Капитолия.
▲ Краткое описание событий:
– А теперь, в честь третьей по счету Квартальной бойни... – возвышает голос президент. Юноша в белом приближается и протягивает ему шкатулку. Сноу откидывает крышку, и мы видим ровные стопки желтоватых конвертов. Очевидно, первые устроители шоу расписали свой замысел на века. Президент достает конверт с отчетливой надписью 75, поддевает клапан, достает небольшую белую карточку и без запинки продолжает: – Дабы напомнить повстанцам, что даже самые сильные среди них не преодолеют мощь Капитолия, в этот раз Жатва проводится среди уже существующих победителей. ©

Отредактировано Gale Hawthorne (2016-12-09 10:20:31)

+4

2

Смысл услышанных слов доходит до меня не сразу. Буквально секунды, но словно время в них застыло. "Жатва проводится среди уже существующих победителей". Я мысленно еще раз повторяю услышанное, застыв на месте, как и сидела перед телевизором. Слышу, как рядом тихо вскрикнула мама и охнула Прим. "Победителей". Это слово звучит, словно приговор. Разве не оно означало, что я больше никогда не вернусь на арену? Разве не это нам обещали? Здесь впору горько усмехнуться и смириться, все равно ведь ничего не изменишь, если таково условие. Да только оказаться на арене снова страшнее любой пытки. А в нашем дистрикте победителей было немного за всю историю Голодных игр, а ныне живущих-то и подавно. Пит, Хэймитч и...
Я срываюсь с места прежде, чем успеваю еще о чем-либо подумать. Мама кричит мне вслед, а я уже выбегаю за дверь, не различая ее слов. Чувствую лишь как хлещет по ногам трава. Домашние носки, в которых я выбежала, промокли, камни больно впивались в ступни, но я все равно продолжала бежать. Ветер хлестал в лицо. Ноги сами меня принесли к ограде, и я чуть было не полезла под нее, да только вовремя опомнилась, услышав треск в проводах. Они ведь пустили электричество, сослали миротворцев в двенадцатый, устроили здесь самый настоящий тотальный контроль, преградив нам дорогу и в лес. Но вместо того, чтобы остановиться, я снова побежала, но в обратном направлении. Меня словно поймали в ловушку. Я пыталась найти из нее выход, но тщетно.
Я на секунду остановилась в главной арке деревни победителей, судорожно соображая, что я вообще делаю, куда я бегу, от чего? Но меня одолевало чувство, что просто нельзя останавливаться. Буря эмоций захлестывала сейчас. Паника. Я в ней тонула. Мне нужно было дать выход эмоциям, иначе я просто захлебнусь в них, взорвусь.
Я бежала по деревне, по ее тропинкам до самого дальнего пустующего дома. Конечно же он закрыт, но сейчас и это не помеха для меня. Рука сама летит в стекло входной двери, разбивая то и открывая щеколду с обратной стороны двери. В доме холодно, а мебель накрыта плотной белой тканью, но я иду по коридору, дверь под лестницей, спускаюсь в подвал. Слышу вдалеке свое имя, но не различаю, кто зовет меня. Может миротворцам было приказано задержать трибутов до жатвы? Я хотела убежать как можно дальше, спрятаться там, где меня не найдут, да только разве это возможно? Они ведь обещали! Обещали, что я больше никогда не вернусь на арену! Я знала, что меня ждет контроль со стороны Капитолия всю оставшуюся жизнь. Я была готова ко всему - к браку с Питом, прилюдной казни, к чему угодно, но только не вернуться на арену снова.
Я спотыкаюсь на самой последней ступеньке, падая на пол, выставив руки вперед. Белая ткань, что покрывала полы и здесь, окрасилась в красный, левая рука кровоточила от встречи со стеклом. Меня пробила дрожь, и унять ее сейчас было бесполезно. Дальше бежать уже бессмысленно. Конечная. Я лишь задрала край кофты, свернув тот, прикусила его и закричала.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я остановилась. Голос порядком осип, вдалеке снова разносилось мое имя. Мне не хотелось знать, кто и зачем меня ищет. Я вообще не хотела никого видеть. Я бы предпочла, чтобы все забыли сейчас обо мне. Я так и сидела, согнувшись рядом с лестницей, не шевелилась совсем. Когда кричать уже не было сил, я беззвучно повторяла слова президента. Жатва проводится среди уже существующих победителей. Я вернусь на арену.
Я не знаю, сколько я провела в этом доме, но меня так никто и не нашел здесь. Руки с ногами порядком затекли, пока я сидела согнувшись на полу и не двигалась. Рука ухватила край ткани, потянула его на себя. Я закуталась в него, словно в одеяло. Боль в руке напоминала о ране, но я лишь сильнее сжала пальцы в кулак, укутывая руку в ткань. Так стало гораздо теплее. Мне было все равно, что я лежу посреди подвала в доме, где никто не живет. Лежу завернувшись в непонятный кусок ткани. Мне хотелось, чтобы произошедшее оказалось лишь одним из тех снов, что будят меня каждую ночь. А если это реальность, я не хотела оставаться ее частью.
Новый приступ паники снова накатывал с новой силой. Я пыталась успокоиться, я бы хотела, но я не могу с этим совладать. В конечном итоге я снова начинаю кричать, закусив кусок ткани.

+3

3

Сегодня шахта закрылась на несколько часов раньше. Вечером в половине восьмого все без исключения должны были сидеть у телевизоров, ожидая обязательную программу Капитолия. Об этом нам объявили, едва мы вышли на утреннюю смену. Многие обрадовались, - шанс вернуться домой до того, как жены уложат детей спать. Я же, казалось, ничего не почувствовал, - ни радости, ни уныния. Мне было все равно, - что махать киркой, что сидеть на диване, тупо уставившись в зомбирующий ящик. Что они могли нам показать нового? Без конца щебетали о предстоящей свадьбе счастливых победителей семьдесят четвертых. Как будто в Панеме не было других новостей. Главная тема года, - аж тошнит. Одна надежда оставалась, что в связи с будущей квартальной бойней все забудут об этой чертовой свадьбе, ведь такое событие раз в пятнадцать лет бывает. Правда свадьбу из-за этого не отменят, но хоть кричать о ней на каждом шагу перестанут. Всего-то осталось восемь месяцев подождать, и квартальная бойня будет у всех на устах.
Тихонько прикрыв входную дверь, я сбросил с себя вымазанные углем сапоги и прошел прямиком на кухню, обнаружив там всех домашних. Братья и сестра уже давно пришли со школы, и заканчивали расправляться с нехитрым ужином, а мама стояла возле них с полотенцем в руках, протирая только что вымытые тарелки. Привычная, казалось бы, картина, но почему-то при виде меня, все они разом замолчали, а Пози даже молоком поперхнулась. Так что у меня появилось ощущение, что я как будто помешал их какому-то сверхсекретному разговору. А затем все, поприветствовав меня, быстренько разошлись по своим делам. И только Вик остался за столом, допивая чай и как-то подозрительно ухмыляясь. Ясное дело было, что он ничего не скажет.
Ладно, без разницы. Молча перехватив из оставленной для меня порции кусочек тушеного зайца, чтобы заглушить голод, я отправился в ванную, где мама любезно приготовила для меня таз с горячей водой. Часто у меня даже не было сил отмываться после работы, да и что толку, ведь завтра снова пачкаться. А к тому же тратить ежедневно столько воды, которую теперь, в мое отсутствие, приносили в дом Вик с Рори, мне казалось кощунственным. Так что я, наверное, легко мог бы просто упасть и заснуть немытым. И поэтому был очень благодарен матери за то, что она всегда старалась к моему приходу подогреть воду. А ведь она каждый вечер еще и обрабатывала мою заживающую спину настоем трав, который выдала миссис Эвердин. И поскольку в процессе я чаще всего вырубался, получалось, что она не ложилась, пока не уснут все. Я всю жизнь буду в неоплатном долгу перед матерью.
Выйдя из ванны в старых отцовских штанах и рубашке с заплатками, я взял на кухне тарелку с остывшим зайцем, даже не удосужившись ее подогреть, и, придя в общество устроившейся у телевизора семьи, плюхнулся на свое обычное место диване, которое никто никогда не занимал. Не потому, что я не мог сесть на другое, а просто таков был привычный порядок вещей. Мама всегда сидела в кресле, возле включенной лампы, так как часто что-то вязала. Раньше в этом кресле всегда сидел отец, и может быть поэтому, она никогда не пыталась из него никуда переместиться. А Рори, Вик и Пози мигрировали с незанятой мной части дивана на подушки на полу и назад, когда и как им хотелось. Никто даже не обратил внимания на то, что я принялся есть не на кухне за столом, а на диване. Раньше мама такого бы никому не позволила, она всегда строго контролировала дисциплину в нашей семье, а как иначе с тремя сыновьями - подростками? Но теперь, когда я начал работать в шахте, все как-то поменялось. Я не так давно заметил, что она стала жалеть меня, что ли. Неужели после шахт я так ужасно выглядел? Даже сейчас мне казалось, что все домашние бросали на меня сочувственные взгляды, как будто по телевизору мне снова сейчас покажут мое ненавистное рабочее место.
- Как дела в школе? – спросил я, чтобы разрядить обстановку напряженного молчания, прерывающегося только моим периодическим чавканьем. В ответ Пози только вздохнула, опустив глаза в пол, Вик скорчил странную физиономию, а Рори что-то сбивчиво пробормотал про большой объем домашнего задания. Можно подумать, его это когда-то напрягало. Да что с ними со всеми?
На экране появился герб Панема, - настало время феерических зрелищ. И тут же выплыла закормленная на столичных харчах физиономия Цезаря Фликермана, затянувшего песню о предстоящем торжестве, конечно же, о чем же еще? Нет бы опять рассказали о модных капитолийских прическах или о популярных в столице автомобилях, было бы под что всхрапнуть. Ну а дальше меланхолично дожевывая кролика, я смотрел, как ликующая толпа приветствовала стилиста Китнисс. К чему это, стало понятно через несколько минут, - показ свадебных платьев. Шикарных, по последней капитолийской моде, ярких и разнообразных. И Китнисс, одетая в каждое из них, была словно бутон цветка в обрамлении разных лепестков, такая непохожая на себя, такая искусственная, словно кукла. Во что же они ее превратили? Кролик застрял в горле, но я стоически проглотил очередной кусок и наколол на вилку следующий, старательно проталкивая в пищевод и его. Аж слезы на глаза навернулись от такого насилия над собой, так что, отставив тарелку на тумбочку, стоящую рядом с диваном, я поднялся, чтобы пойти на кухню и налить себе воды. К черту продолжение, я уже все посмотрел. Терпеть этот цирк уже не было никаких сил.
На кухне было прохладно и темно, так что, налив из кувшина питьевой воды, я прислонился к окну, выглядывая на улицу, где не было ни души. Точно, все же у экранов. Но передача должна была уже заканчиваться, поэтому, долив в кружку еще воды, я решил вернуться к телевизору. Но кажется, я что-то пропустил. Все четверо уставились на меня с выражениями лиц людей, которым только что сказали, что завтра на Землю упадет астероид. От этого зрелища меня отвлек шум, доносящийся из телевизора, где стоящая на главной площади Капитолия пестрая толпа, разразилась неожиданными звуками недовольства, какие явно не предполагал услышать президент Сноу, стоящий у микрофона с карточкой в руках. «Да, вы все верно расслышали, следующая Жатва будет проведена среди уже существующих победителей», - повторил он. Наверное, я оцепенел от услышанного, потому что время вдруг как будто замедлилось. Я только почувствовал, как моя рука, держащая кружку, стала медленно наклоняться вниз, выплескивая воду, но ничего не мог сделать, как будто это была вовсе не моя рука, и я не мог управлять ею. А в следующее мгновение послышался звон разбитой посуды, вернувший меня в реальность. И я понял, что на самом деле все это произошло за десятую долю секунды, а я так и стоял с открытым ртом, не веря в происходящее. Промямлив что-то о том, что мне надо выйти, я попятился назад, врезавшись спиной в комод, после чего, даже не обратив внимания на посыпавшиеся с комода рамки с фотографиями, развернулся и скрылся в прихожей, двигаясь словно на автомате.
Когда я опомнился, я был уже перед домом Китнисс, не понимая, когда я надел ботинки и куртку, и как дошел в деревню победителей. Вот только ее там не было, а из сбивчивого рассказа ее заплаканных матери и сестры, я понял только, что она убежала в неизвестном направлении. Мозг судорожно пытался сообразить, куда она могла пойти, ведь забор под напряжением. Как они могли отпустить ее? Я должен был ее найти. Но где искать? В груди сжался тугой комок, - она конечно же пошла к Питу, куда же еще.
Поборовшись с желанием развернуться и немедленно уйти прочь, я повернул в сторону дома, в котором теперь жил пекарь, чтобы все-таки проверить свои догадки. Но поднявшись на крыльцо, обнаружил, что дверь распахнута настежь, а внутри никого.
Побродив по округе, я не сразу заметил следы на тропинке. Если бы не мои охотничьи навыки, я бы, должно быть, вообще не разглядел ничего на сырой земле. Следы привели меня вглубь деревни, к одному из пустующих домов. Когда я увидел разбитое стекло в двери, то сразу понял, что она внутри.
Чтобы найти ее, мне пришлось прийти по ее следам к подвалу. Распахнув скрипящую дверь, я сначала и не понял, что этот бесформенный белый комок на холодном полу, это и есть Китнисс, завернувшаяся в чехол для мебели, словно гусеница в кокон.
Спустившись по лестнице вниз на ватных ногах, я опустился рядом с ней на колени, осторожно коснувшись рукой ее плеча, ожидая ответного движения. А затем сел рядом, обхватив ее обеими руками, словно пряча у себя на груди, и позволяя ей приклонить голову. Сейчас в моих руках она была такой маленькой, такой хрупкой, к тому же дрожала, как осиновый лист на ветру. Крепко сжав ее в объятиях, я закрыл глаза, прислонившись щекой к ее волосам. Это была моя вина, надо было бежать, когда она предлагала. Мы бы смогли выжить в лесу, и, может быть, Сноу решил бы, что мы сгинули там. Я должен был защитить ее, я должен был что-то придумать. Но вместо этого я лишь ухудшил положение, когда попался под руку Треду. Ведь в тот день, когда она бросилась защищать меня, люди увидели очередной акт неповиновения с ее стороны. Да и вообще, я был эгоистом, когда пытался вернуть ее себе, разрушая их с Питом легенду, может быть из-за этого Сноу и уверился окончательно в том, что она является угрозой.
- Прости меня, - прошептал я, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону, словно укачивая ее, как младенца. - Лучше было мне остаться кузеном, и ты бы вышла замуж за Пита, может Сноу оставил бы вас в покое, чем… - язык не повернулся упомянуть об арене. Она этого не заслужила. А я только подлил масла в огонь гнева Сноу, целуя ее тогда в лесу, и позволяя камерам записать это, чтобы он потом мог угрожать ей, а затем и выполнить свои угрозы.

Отредактировано Gale Hawthorne (2016-07-23 12:34:34)

+1

4

В конечном итоге силы совсем иссякли. Я начала закашливаться, корчиться беззвучно, словно от боли, да только я не знаю, как назвать все это на самом деле, то, что я сейчас чувствовала. Я кусала губы практически до крови, колотила больным кулаком по полу, сжималась в комок все больше и больше. И только тихие всхлипывания давали понять, что здесь кто-то есть. Кто-то живой. Да вот только я себя таковой не ощущала. Я думала, что меня убили там, на жатве перед 74-ми играми. Но я все еще почему-то здесь.
Я закрываю глаза, дышу прерывисто, словно воздуха совсем не хватает. Мне его перекрывают постоянно, а я все никак не могу перестать дергаться. Так я себя чувствовала сейчас. 
В доме стало совсем тихо. Я больше не слышала своего имени где-то там, снаружи. А может меня никто и не звал вовсе. Или может это все-таки был Пит? Или мама с Прим. Я ведь убежала, кажется, даже не сказав ни слова. Не помню, если честно. Это словно и не я была.
Мысли снова цепляются за имя. Пит. И только сейчас я осознаю, что вторым трибутом будет либо он, либо Хэймитч. Если выберут Хэймитча, конечно же Пит будет добровольцем, здесь и гадать не нужно. Он не станет слушать. А если выберут Пита? Имею ли я право попросить Хэймитча вызваться вместо него? Не уверена, но он спас в прошлые игры меня. Теперь была очередь Пита на спасение. Тем более он заслужил это. Чего нельзя сказать обо мне.
За спиной послышался скрип двери. Я замерла, затаив дыхание. Любое движение или звук возвращали панику, что сейчас постепенно отступила, позволяя размышлять здраво. Не давая хотя бы снова пуститься в бега. Кто знает, не пусти миротворцы электричество по проводам, где бы я уже была.
Чужие шаги все ближе, и я жду, что будет дальше. Мне совсем не хочется вставать, я бы и притворилась мебелью, чтобы никто не понял, что здесь кто-то есть. Человек. 
Чья-то рука ложится мне на плечо. Я вздрагиваю, подскочив на месте, и отчего-то неосознанно с губ срывается имя: "Пит". Я не угадала. Смотрю испуганно, не понимая, что он вообще здесь делает. Смотрю как-то виновато. Снова я ляпнула глупость. Оцепенение отпускает, и я, протянув руки вперед, просто падаю в его объятия, цепляясь руками за куртку. Отчего-то боюсь, что он уйдет, посчитав себя здесь не нужным.
- Гейл.. - шепчу осипшим голосом. Как он меня нашел, откуда он узнал, что я здесь? Почему он вообще пришел? Мне казалось, что он и видеть меня не захочет после всего, что показывали на играх и после них. Что ни день, то новый выпуск про влюбленных из дистрикта 12. Я пыталась убедить Гейла, что все это лишь игра, да только и оставаясь игрой, ответственность все равно на мне. И все, что я могу сделать, это спасти Пита в этот раз. Распорядители не позволят, чтобы было два победителя снова. Президент Сноу не позволит. Он сделал все, чтобы вернуть меня обратно на арену, в этом я уверена. Зато с трудом верится, что эта карточка с условиями была заготовлена заранее, когда-то 75 лет назад. Слишком все красиво получилось в итоге. Победитель, что стал неугоден, падет на следующих играх, ведь так удачно попалась именно квартальная бойня. Я примерила самую дорогую корону из всех.
А Гейл в ответ шепчет извинения. Я даже не поверила тому, что слышу. Отстранилась, глядя ему в глаза с какой-то паникой, полным непониманием происходящего. За что ему извиняться? Кузен, Пит, свадьба, арена. Слова "он бы все равно не оставил нас" застряли где-то поперек горла. Я не хочу говорить Гейлу о своих планах, просто не смогу. Я обещала ему однажды, что вернусь живой. Я бы хотела, чтобы он так думал и теперь. У меня просто духу не хватит признаться в том, что я иду на арену, чтобы умереть. Самой страшно это осознавать, но пока Гейл рядом, мне отчего-то спокойно. Я как-то виновато опускаю взгляд, натягивая рукав кофты на окровавленную руку. Успела запачкать кофту Гейла. И затем снова прижимаюсь к нему, уткнувшись носом в шею. Я всегда знала, что Гейл придет мне на помощь, если это в его силах, он всегда будет рядом. Даже не смотря на то, что весь Панем зовет его теперь моим кузеном, а мы с Питом объявили о свадьбе во всеуслышание.
И тут я вспоминаю, как Гейл признался мне в любви. Я зажмурилась сильнее рефлекторно, надеялась, что он не скажет этого снова. Да разве я вообще заслужила эти слова? Я не хочу, чтобы все становилось только хуже. Тем более я уже решила, что живой мне не вернуться. 
- Ты ни в чем не виноват, - сиплю я. - Это я вас вовлекла во все это. Я ведь говорила, что Сноу обещал убить тебя, если я не смогу убедить его, что влюблена в Пита, - я резко поджимаю губы. Ну зачем я это опять сказала? Я снова подвергаю всех опасности, и Гейла в том числе. Скорее даже, его в самую первую очередь. Не удивлюсь, если и здесь есть камеры, и это все сейчас снова видит президент Сноу. Как и наш поцелуй в лесу. - Это все началось из-за того, что я заставила распорядителей своим поступком оставить нас с Питом вдвоем в живых, - я снова отстранилась, отвела взгляд в сторону. - Не нужно было приходить. Твоей семье тоже может не поздоровиться. Общение со мной, как видишь, не приводит ни к чему хорошему, - чувство вины душило изнутри. Гейл постоянно опекал меня, оберегал, а я в одно движение или слово могу навлечь беду на его семью. Если бы это случилось, я не знаю, что бы я тогда делала. Что бы вообще тогда было. Гейла однажды уже чуть не забили до смерти.
- Как твоя спина? - снова смотрю в глаза. Я знаю, что он заходил к нам только чтобы спину маме показать, и в это время мы в основном не разговаривали. Если вообще удавалось увидеться. Я постоянно искала с ним встречи, но после этого случая на площади, Хейзел однажды сказала, что ему совсем спуску не дают теперь на работе. Хорошо, что вообще выпускают.
- Это мне стоило бы извиниться.. - я ведь сама поцеловала его тогда, когда он лежал на столе у нас в доме. Боялась, что не выживет. Не представляла, что вообще тогда будет. Вместо того, чтобы отгородиться от Гейла, свести контакты к минимуму, я специально искала встречи. А он теперь извиняется за это.

+1

5

Я не думал о себе, когда заходил в этот заброшенный дом. Найти Китнисс, - простейший порыв, такой же естественный, как дыхание, самый главный, единственно важный. Осознание возможной опасности и ловушки пришло гораздо позже, следы могли принадлежать кому угодно, стекло и вовсе могло быть разбито давным-давно и не заменено ввиду ненадобности. Внутри, в зависимости от везения, конечно, могли оказаться рыскающие в поисках наживы и желающие поквитаться со мной солдаты Капитолия или недружелюбные обитатели Шлака. С приходом миротворцев Сноу их дела стали идти еще хуже, и мародерство уже не казалось мне самым страшным грехом. Но мне повезло. Сжимая в руках любимую девушку в полном шорохов и теней доме, я думал о том, как насмешлива бывает судьба. Я никогда не верил в призраков. Не верил в них и сейчас. Кроме одного, встающего между нами даже тогда, когда его самого не было рядом. Как же мне сразиться с ним, Кискисс? Как одержать победу над тенью, что вторит твоим шагам неотступно? Я убивал волков и кабанов, расставлял ловушки на косуль и бобров, но оказался бессилен перед неуклюжим мальчишкой с тортами. Рори и Вик подняли бы меня на смех. «Пит», - в тишине Китнисс произнесла единственное слово, и старые половицы тяжело вздохнули, вторя ее жестокому шепоту. Я сцепил зубы так сильно, что мне казалось, что какие-то из них должны треснуть. Мне захотелось ударить в стену, заставить ее разрушиться, рассыпаться грудой бесполезных камней. Пусть хоть погребут меня с головой, только бы не слышать ненавистное имя снова. Я рисковал всем, включая безопасность моей семьи, разыскивая ее, но она все равно звала Мелларка. Хочешь знать, каково это, Кискисс? Чуть менее болезненно, чем удар током о включенное ограждение, и гораздо больнее, чем кровоточащие шрамы на моей спине.
А потом она протянула ко мне руки, и я уже не мог на нее злиться. Я ничего не мог, когда она была такой, - загнанной, испуганной до смерти, безумной от того, что нависло над всеми нами. Она храбрая, моя Китнисс, - что тогда, на Жатве, когда вызвалась добровольцев вместо Прим, что сейчас. Но у любой храбрости есть предел, - черта и граница, за которой перестаешь быть собой, и становишься лишь оболочкой, равнодушной ко всему. Китнисс была близка к своему пределу. Она цеплялась за меня, как утопающий за соломинку, и это не то, с чем я когда бы то ни было смог бы спорить. Я и был той самой соломинкой. Твой ненаглядный Мелларк утащил бы тебя на дно. Позволил бы съесть чертов морник, с взглядом блаженного мученика умерев рядом. Позволил бы сдаться, подчиняясь приказам проклятого Капитолия. Поехать на игру заведомо проигравшей, разбитой, сломленной. Я, - нет. Я ударил бы ее по руке, выбивая чертовы ягоды, и сам торопливо глотая свою долю. Делая все, чтобы она смогла выжить. Я никогда не подверг бы тебя опасности, Кискисс. Я всегда буду толкать тебя на поверхность, изо всех сил, против твоего желания, если придется. Но позволить Сноу победить нас? Никогда.
Слушая объяснения Китнисс о том, что она не смогла убедить Сноу в том, что влюблена в Пита, я думал, как она всегда умудрялась, ничего не обещая и не делая никаких признаний, каждый раз давать мне надежду? В каждом слове как будто были спрятаны подсказки, или я просто слышал то, что хотел и это была лишь игра моего воображения? Еще вчера все ее будущее было расписано, и в этом плане не было меня. А теперь даже и это будущее у нее собирались отнять, а я все еще продолжал слепо верить в нее, и в то, что ей не безразличен.
- Не прогоняй меня, - прошептал я в ответ на слова о том, что мне не нужно было приходить. Неужели она думала, что я смог бы сидеть вот так сложа руки, пока она сражалась в одиночку с врагом, который пытался за это прихлопнуть ее словно жужжащую над ухом муху? Она хотела бы, чтобы я просто забыл о ней, перечеркнул все, что связывало нас не один год? Она ведь должна была понимать, что это невозможно.
- Я в порядке, - ответил я на вопрос о ранах на моей спине, замечая след крови на своей рубашке. – А вот ты поранилась, дай посмотрю, - взяв ее руку, я осторожно разжал ее кулак. Из пореза сочилась кровь, но рана была неглубокой, и осколков в ней не было видно. – Ерунда, - заверил ее я, доставая из кармана платок и перевязывая ее ладонь, - до свадьбы заживет, - я невесело улыбнулся, отводя глаза. Было интересно, успеют ли они сыграть свадьбу перед началом квартальной бойни.

+1

6

Aaron Mist – Through the ages

Я сидела рядом с Гейлом. Опустив голову вниз, выводила какие-то непонятные узоры на полу пальцем раненой руки. Пусть приступы паники и покинули меня сейчас, но это была лишь иллюзия. Они вернутся. Они всегда со мной. Я послушно протянула руку, разжимая пальцы. Саднило, но это мелочи. Гейл тоже так сказал. У меня нет причин ему не верить.
- Да уж, - тихо хмыкаю, мимолетно улыбнувшись. До свадьбы. А я ведь почти свыклась с этой мыслью. На самом деле, если задуматься, то это и правда не самое худшее. Мы бы поженились с Питом, посещали Капитолий по поводу и без, были бы всегда на виду. Наши близкие были бы рядом, они были бы живы. Это важнее. Для меня это важнее. Им бы не пришлось прятаться и убегать, если бы я вела себя правильно. Если бы каждый год доказывала Панему, что Капитолий не зря допустил эту ошибку, оставив меня в живых. Ошибку, именно так и не иначе.
Я придвинулась ближе, уткнувшись лбом в плечо Гейла. Поджала губы, крепче сжав его ладонь, что все еще держала мою руку. А теперь что? Эта чертова арена. Я закрываю глаза. Чувствую, как снова хочется кричать, выть, реветь. Да только делу это не поможет.
- Я так не хочу туда.. - шепчу еле слышно, после закусив губу и зажмурившись. Не хочу плакать перед Гейлом, ни перед кем. Не хочу быть слабой, когда я сама взвалила на себя ответственность заботиться о своей семье. А теперь за моими плечами не только Прим и мама, но и Гейл с Питом. Их я тоже не могу подставить, да просто права не имею.
Я поднимаю голову, внимательно разглядываю Гейла. В этом подвале темно, черты лица еле различимы, но я их и без того знаю наизусть. Выучила за столько лет. Я знаю, как они меняются, что это значит. Знаю его улыбку, злость, даже знаю, когда он печалится, хоть и думает, что этого никто не видит. У него как и у меня не было права быть слабым, когда мы стали старшими в нашей семье и вся ответственность свалилась на нас целиком и полностью. Разве что только Хейзел никогда не бросала своих детей. Тихо усмехаюсь, понимая, что не могу сейчас злиться даже на собственную мать. Помню, перед 74-ми играми я сказала ей в очередной раз, что она не имеет права забывать, что у нее есть Прим, и что она нужна ей. Странно, но с тех пор она словно совсем очнулась ото сна, в который впала после смерти отца. Так что случись что со мной, Прим будет не одна. Я спокойна за это. У Гейла его семья, у Пита тоже. Смешно, но решив защитить Пита любой ценой на предстоящих играх, я мысленно уже и попрощалась со всеми.

Не знаю, сколько я так пристально разглядывала Гейла, но мне хотелось получше запомнить его лицо. Лицо родного мне человека, близкого. Л..
Даже мысли оборвались на полуслове, когда я машинально придвинулась ближе. Я видела его столько раз, так хорошо знала, но для меня тепло губ Гейла каждый раз было в новинку, потому что я не знала, что делать с теми чувствами, что меня одолевали. Я помню, как он мелькнул в моих мыслях, когда я целовала Пита на 74-х в пещере. Я помню приступы ревности, когда представила Гейла с другой девушкой, хоть он и лежал у нас на столе в кухне с иссеченной спиной. Но тепло его губ было в новинку каждый раз. Даже уже зная его, невозможно было запомнить его, насладиться. В конечном итоге я прикрыла глаза, и не смогла сдержать слез, которые катились по щекам.
- Прости.. - прошептала я, разомкнув поцелуй. Уже мысленно умерев, я все равно не могу расстаться с ним. Слишком много всего связано было с этим человеком. Я до сих пор до конца не знаю, что он чувствовал, когда видел меня с Питом на экранах, когда поцеловал впервые, и когда признался в любви. Я не пойму этого, потому что сама не знаю, что чувствую. Я запуталась. Я не могу думать ни о чем другом, кроме как подгоняемая страхом, бежать от Капитолия, но и в то же время идти ему навстречу, лишь бы не тронули никого из тех людей, что мне дороги. Однажды я уже потеряла близкого мне человека. Я не хочу потерять их снова. Может я и эгоистка, совсем не думая о чувствах других, не стань меня. Да, я и есть эгоистка. Спасая Пита, целуя сейчас Гейла, я каждый раз думаю о себе, забывая о них самих, как бы это ни звучало. 
- Мне нужно идти, - я буквально это процедила, убеждая саму себя. Я не хотела уходить, я хотела остаться здесь, пусть это и не продлилось бы все равно слишком долго. - Я должна поговорить с Хэймитчем, - облизываю пересохшие губы, дышу как-то надрывно. Отвожу взгляд, поднимаюсь с пола. Ноги совсем ватные, не хотят слушаться. Приходиться прикладывать некоторые усилия, чтобы переставлять их, идти дальше, а не упасть на месте. И лишь оказавшись у самой двери, я остановилась на минуту. Вцепилась в ручку дверную, застыв на полудвижении. Очередное "прости" так и застыло несказанным, а я лишь снова поджала губы.
Я все думаю, если бы со мной на играх был не Пит, а кто-то другой, как бы сейчас все было? Была бы я победителем? Если да, то что? Были бы мы с Гейлом вместе? Признался бы он тогда, или мы бы так и остались на расстоянии недосказанности? Не будь Пита, поняла бы я, что Гейл для меня не просто друг? Близкий человек, гораздо больше чем. Или мы бы так и продолжали охотиться вместе, заботиться друг о друге молча? Но разве это плохо? В этой молчаливой заботе мы и стали близки, ведь и слова порой не нужны были. Пит совсем другой. Он тоже молчаливо наблюдал все эти годы, как оказалось, но он скорее успеет сказать, а Гейл промолчит. Он такой, всегда терпит, когда больно. А я, оказавшись где-то между ними, даже не знаю, куда ступить шаг. Поняв, что все было лишь игрой, Пит и слушать меня не захотел, а я и убеждать не стала, потому что сама была виновата. И сейчас не имела права что-то требовать от Гейла, думать даже об этом не имела права.
Еще одно "прости" так и осталось несказанным, а я, опомнившись, поспешно вышла за дверь. Прислонилась к той спиной, прикрыв глаза. Хотелось сползти по стенке, остаться в этом доме. Может, здесь нас не нашел бы никто вовсе. Но для меня игры уже начались, а значит нужно было помочь Питу выжить. Для начала нужно было не допустить, чтобы он попал на арену второй раз. Хватит с него всего этого. Ему досталось и в 74-е из-за меня. Гнездо ос-убийц, нож от Катона, и все это с моей подачи. Я сжала кулаки, и, уставившись в пол, пошла к выходу из дома. Морозный воздух ударил в лицо, когда я оказалась на пороге. Ноги совсем замерзли, но я не хотела сейчас возвращаться домой. Я и так слишком много времени потратила на саму себя, тем самым снова и снова подставляя других.

Отредактировано Katniss Everdeen (2016-07-29 07:18:29)

+1

7

Людям всегда нравилось обсасывать чужие грешки, но меня никогда не прельщало подобное занятие. Быть может потому, что я и сам был не без изъяна, а может потому, что среди всем известных пороков никогда не было самого главного. Того самого, от которого бессильно опускались руки и все дальнейшее переставало иметь смысл. Что могли противопоставить обжорство и любовь к тортам беспомощности, которая охватывала тебя, когда твой любимый человек отправлялся на верную смерть? Что могла предложить гордыня, когда твой младший брат вписывал свое имя на хлебные карточки, пока ты в беспамятстве лежал с иссеченной спиной, не в силах ничего изменить? Тщеславие, зависть, гнев, лень, жадность, похоть и обжорство ничего не могли сделать с обычной человеческой слабостью, и неизменно проигрывали, едва оказавшись с ней рядом. С самого детства я считал ее худшей из участей. Бежал от нее, как от огня, потому что знал, там, где она, - верная смерть. Мой отец погиб, потому что я был слишком мал и несмышлен, чтобы помочь ему выбраться из завала в шахте. Китнисс забрали на Жатве, потому что я оказался не в силах вписать свое имя еще и за ее семью. Рори взял тессеры, пока я лежал на столе, будучи слишком слаб, чтобы помешать ему. Я старался изо всех сил, но все было зря. Чтобы я ни делал, этого всегда было недостаточно. Но Китнисс другая. Лучше, везучее, удачливей. По сравнению с ней, я был как шахтер с пустым ведром, разбившим зеркало и наступившим на черную кошку. Она смогла спасти Прим. Выбралась с арены целой и почти невредимой, прихватив с собой еще и пекаря. Раз и навсегда порвала с Капитолием, думая, что больше никогда и ни за что туда не вернется. Не увидит очередного Рога Изобилия. Что ее имя больше никогда не произнесут на церемонии Жатвы. Я и правда так думал.
До сегодня. Ее лоб, прижавшийся к моему плечу, жег хуже полоски каленого железа, и мне было слишком знакомо это чувство. Несправедливость и горечь, залегшие в уголках поджатых губ, темные круги под глазами, - испуганными и замученными, так, словно Китнисс сама была добычей, а не охотницей. Я ненавидел Сноу и убил бы его за одно только это. Никто не должен был переживать подобное снова. Даже смерть милосердна, - она поражала свою цель всего лишь раз. Но разве нашему венценосному президенту писаны законы природы? Он ни за что не оставил бы Китнисс в покое, скорее, Сенека Крейн сбрил бы свою бороду. Будь воля Сноу, он бы разрезал Китнисс на двенадцать частей, по одному на каждый дистрикт, чтобы расплата за ее неповиновение стала для всех уроком. Мысли всегда было труднее контролировать, чем тело, - когда я представил картину ее мучений, желваки на моем лице напряглись, грозя прорвать кожу.
Будь Мелларк поумнее и действительно люби он ее, он бы придумал, как исправить свое незапланированное выживание. У него было столько возможностей дотянуться до чертового президента, пока он белозубо скалился, пожиная лавры победителя в Капитолии. Послал бы Сноу кренделей с морником, или испек бы пирог с крысиным ядом, - ради такого даже я пошел бы ему навстречу, согласившись работать вместе. Сделал бы хоть что-нибудь. Что угодно, чтобы не видеть ее такой. Не слышать ее такой, - с тихим шепотом, точь-в-точь, как у маленькой девочки, заблудившейся в лесу. Какая разница, что им удалось вернуться вместе, если ничего не кончено? Какая разница, выживешь ли ты, Мелларк, если умрет она?
Она прижалась ко мне, пытливо вглядываясь в лицо. Будто надеясь разглядеть что-то среди всего этого отчаяния, злобы и пустоты.
Я тоже не хочу, чтобы ты отправлялась туда, Кискисс, - я должен сказать ей об этом, но я молчу. Не потому, что любые слова утешения прозвучат сейчас фальшиво, хотя и это тоже. А потому, что снова ничего не могу изменить. Я опять теряю ее. Может быть, в этот раз, уже навсегда.
А потом, в тишине старого дома, среди пыльных вещей и занавешенной простынями мебели она поцеловала меня. Без слов, просьб, мольбы, - просто прижалась своими губами к моим, вздрагивая от каждого прикосновения, вздоха и шороха. И я, кажется, наконец-то начал понимать, почему ее оружием всегда был и будет лук. Почему она сама словно натянутая тетива, гибкая рукоять, заточенный наконечник, бьющий без промаха. Я выжидал, расставляя ловушки и капканы. Мелларк очаровывал, надеясь подкупить своими крендельками и обаянием пару новых сердец. Андерси прогибалась, снося шахтерскую неприязнь и надеясь, что своей покорностью сможет когда-нибудь заставить людей забыть о ее происхождении. Китнисс проходила сквозь. Навылет, как стрела или стрелка цветка, давшего ей имя. Разрывала изнутри, пробивая наотмашь, превращая в месиво то, что еще секунду назад было гладко и цело. Это больно в обе стороны, но в одну всегда больнее. В ее руках не было оружия, а я все равно оказался ранен. Как ты это делаешь, Кискисс? Как вынимаешь мне сердце без единого выстрела?
Я не хотел, чтобы это заканчивалось. Не хотел, чтобы наступало утро, но она все равно отстранилась от меня, шепча ненужные нам обоим извинения и торопливо спеша к выходу. Убегала, как всегда. Или прощалась, думая, что так мне будет легче. Что она поцелует меня, и… что? Я забуду ее? Очнусь от долгого сна, как красавица из детской книжки Пози, перестав любить ее? Подыщу другой вариант, более сговорчивый, не пытающийся променять меня на местного пекаря и умереть чаще, чем два раза в год? Так себе сублимация. Не выйдет, Китнисс. Я не собираюсь отпускать или забывать тебя, - ни тогда, ни теперь.
Я нагнал ее у дверей, ловя на самом пороге. Раскрашенные, словно попугаи, ведущие шоу Панема наверняка в один голос завопили бы о подобной символичности, но мне было плевать. Не имело значения, с какой дороги она сошла и на какую лишь собирается ступить. Я пройду этот путь с ней вместе, если придется.
- Мы не договорили, - я окликнул ее отрывисто, распахивая дверь. Разбитое стекло задребезжало, тонко звеня в морозном воздухе, но было не похоже, что нас кто-либо услышал. Тем лучше, - то, что я собираюсь ей сказать, предназначалось лишь для ее ушей.
- Повремени с Хэймитчем. Сейчас ему милее общество бутылки, нежели чье-то еще. И прекрати спасать Мелларка, - у двенадцатого дистрикта два мужчины-победителя, а женщина всего одна. Это тебе, а не ему нужна помощь. Но знаешь, что самое главное, Кискисс? Прекрати спасать меня. Иди-ка сюда, - я распахнул дверь, сердито втаскивая ее внутрь, едва не вывихнув ей руку, оставляя ее аккурат между собой и потрепанной стеной обветшалого дома. Заведомо зная, почему она делает то, что делает, и злясь на нее за это.
- Посмотри на меня, - приказал я ей, вглядываясь в ее лицо, а когда и этого оказалось недостаточно, сжал ее руку, складывая тонкие пальцы в кулак. - Ударь меня, если хочешь, но не делай одолжения, делая вид, что так будет лучше для нас обоих. Не будет. Сноу ждет от тебя этого. Ждет, когда ты сдашься, когда откажешься от всех, кого любишь, пытаясь их защитить. Так не делай этого. Не давай ему того, что он ждет, не смей смиряться. Не смей показывать ему, что он победил. И не смей бросать меня. Не тогда, когда целуешь так. Особенно, когда целуешь так, - я прислонился горячим лбом к ее лбу, тяжело дыша и отпустив ее руку. - Завтра здесь будут твои стилисты, костюмеры, видеокамеры, весь чертов мир. Завтра ты будешь говорить с Хэймитчем, Мелларком, с кем захочешь. Но у меня нет этого завтра, Кискисс. Только сегодня, здесь и сейчас. С тобой.
Я опустил руку на ее талию, ладонью скользя по ткани ее жилета, а затем забираясь под него, горячими, обветренными от мороза пальцами. Нижняя пуговка жилета легко выскользнула из петли, открывая кусочек ее фланелевой рубашки. Пробираясь наверх вдоль позвоночника, мои пальцы сминали ткань рубашки, поднимая ее наверх. Наклонившись к ее шее, я прислонился к ней губами, оставляя короткий, жалящий поцелуй. Больше наказывая им себя, а не ее, - будь моя воля, я бы держал ее в своих руках и целовал вечно. Ее спина была гладкой, с нежной кожей, не изуродованной шрамами, в отличие от моей. Если меня иссекли плетьми на пощади до полусмерти за какой-то акт неповиновения, то что же готов сделать Сноу с ней? Если она сможет выжить на новой арене, какие еще пытки он ей приготовит? Знает ли он, что для нее моральные страдания страшнее физических мучений? И если знает, то наверняка приготовит самые изощренные. До меня доходили слухи про Одейра, самого молодого и привлекательного победителя, о том, что Сноу продавал его за деньги, и президента не остановило даже то, что на тот момент Финник был ребенком, ведь ему было всего четырнадцать лет. В Капитолии много извращенцев, готовых за большие деньги выкупить право первой брачной ночи, заменив в постели ее дражайшего Мелларка. Одна мысль об этом была мне невыносима, но я скорее отрезал бы язык, чем сказал бы о своих опасениях Китнисс. Она и так была слишком напугана. И если я и хотел оставить ей последнее воспоминание о себе, прежде чем начнется новый ужас подготовки к играм, то точно не страх. Что-то хорошее, теплое, как летний день, проведенный на берегу лесного озера, когда мы еще были свободны и вольны делать, что захотим. Но сейчас на дворе был холодный стылый ветер, скованная заморозками земля, и у меня совсем нет солнца. Только я сам, Кискисс, - неотесанный, резкий на слова шахтер, с мозолистыми от кирки пальцами, горячими губами и любящим тебя сердцем. И я не буду за это извиняться.

Отредактировано Gale Hawthorne (2016-10-01 12:53:24)

+2

8

Poets of the Fall – Sleep, Sugar!

Почему-то мысленно себя ругала за эту встречу. За каждую, что я пыталась добиться с момента моего возвращения с 74-х Игр. Лучше бы мы так и остались на расстоянии недосказанности, может так проще было бы забыть. Не было бы этих поцелуев, не было бы и моего "я знаю" на признание. Не было бы ощущения, будто я просто топчусь на чужих чувствах - Пита, Гейла. Может даже своих. В конечном итоге, я бы сделала все, чтобы Пит вышел победителем. Единственным победителем, уже без меня. Со временем у всех бы это забылось. Игры все равно проходили бы каждый год, и лица бы просто затирались в этом кровавом месиве. Мое не стало бы исключением. 

Всего на секунды задержалась на пороге, вдыхая морозный воздух, пытаясь успокоиться. Мелкая дрожь все еще пробивала тело, но я уже свыклась с той мыслью, что я не вернусь. Может впервые в жизни я приняла что-то, приготовленное мне жизнью. Раньше только и делала, что шла против ветра, а тут решила плыть по течению. Но если это поможет моей семье, Гейлу, Питу - я сделаю это и раздумывать даже не стану.
Выйдя за порог, старалась смотреть только себе под ноги. Не хочу даже оборачиваться, не хочу даже случайно встретиться взглядами, иначе я снова не смогу уйти. Даже если бы не Квартальная бойня, мы с Гейлом так и остались бы в статусе "родственников". Может, также избегали бы встреч, чтобы не навредить друг другу лишними слухами, которые все равно пошли бы чужими стараниями. Я бы все также, наверное, раздражалась от одной мысли о том, что Гейл найдет себе девушку, а желающих было бы много, в этом я уверена. По школе мне это казалось даже веселым поводом для шуточек, когда очередная девочка увивалась за Гейлом. Зато сейчас только одна мысль об этом вызывает непонятные приступы злости, может даже обиды. Только вот на что? Если бы мне самой пришлось в скором времени выйти замуж за Пита. Так что толку от всех этих обид?
В задумчивости поскальзываюсь на наледи почти возле самого порога, но мне удается удержать равновесие. Думала, что если не отвечу на его слова, в очередной раз убегу, то все и закончится на этом. Может я даже надеялась на это именно сейчас. Но снова ошиблась.
Стою спиной к Гейлу, не двигаясь. Сжалась будто еще сильнее. Поджала губы. "Я думала, что мы давно все выяснили", - капризный тон вещает в мыслях, но сама я молчу, внимательно слушая Гейла. Честно, не думала, что он вообще захочет со мной говорить после случившегося. После увиденного на экранах во время 74-х Игр. Разве не из-за этого он избегал встречи со мной? И делал это довольно успешно. Даже злиться отчего-то начинаю. Так хотелось кричать на него - ведь я не собиралась возвращаться. Ни к нему, ни к маме с Прим. Я умереть собиралась на Арене, вполне осознанно и за другого человека, потому что его жизнь зависела от меня, как и жизнь Гейла, мамы с Прим. Я думала он и сам мог бы это понимать - слишком хорошо он меня знал. Надеялся на другой исход?
- Какая помощь, Гейл? - перебиваю его, все еще не оборачиваясь. В голосе слышатся нотки злости, раздражения. - Чем мне можно теперь помочь? - Гейл не слушает, даже не обращает внимания на мои слова. Да как он не понимает, что это наверняка все было сделано специально, и что не к каждому "победителю" Сноу приходит домой, чтобы "пожелать удачи перед Туром", как я сказала маме. И что это слишком странное "совпадение", что эта дурацкая карточка с условием была написана 75 лет назад. Не может это все быть случайностью!
- Ага, как же, - бубню в унисон со словами Гейла. - Где бы ты сейчас был, не кинься я закрывать твою спину, - как же бесило это его "я мистер-справлюсь-со-всем-сам"! Да до смерти тебя бы забили на этой чертовой площади! Правда, если бы не Пит и Хэймитч, до смерти забили бы и меня на пару, но сейчас вообще не об этом речь. Какого черта ты постоянно строишь из себя самостоятельного, а, Гейл? Ты правда думаешь, что справишься со всем сам? Я опускаю руки, сжимая пальцы в кулаки. Как же хотелось ему врезать, хотя бы раз в жизни.
- Иди-ка сюда, - машинально вздрагиваю, когда Гейл хватает меня за руку. Давит больно, сжимая ту, но я молчу и послушно плетусь следом. Честно, всегда боялась его злости. Не потому, что он себя может не контролировать, нет, даже наоборот - я точно знаю, что он свою злость не направит на семью или меня. Я боялась его злости потому, что он совершенно напрочь забывает о себе, даже больше прежнего. Так было и в тот день. Наш разговор плохо кончился. Бросил вместе с перчатками Цинны, что ему не нужны подачки. Значит с моей стороны для него всегда были подачки? Я тогда злилась как и сейчас. И эта злость также мешалась со страхом. Гейл злой ушел, и его поймали миротворцы с добычей, потому что он забыл об осторожности. Будь он хоть немного осторожнее... Если он сам не может подумать о себе, почему этого не могу сделать я?
Переступая через порог, задеваю бедром рядом стоящую тумбочку, с которой с треском падает подсвечник. Вжимаюсь рядом спиной в стену, словно могу пройти сквозь нее, но все равно не поднимаю голову. Не хочу встречаться взглядами, все равно не хочу. Даже когда Гейл буквально приказывает посмотреть на него - все равно не буду. Поджимаю губы. На секунду показалось, словно я провинившийся ребенок, разбила мамину вазу, которая дорога ей, и отец меня ругает за это. Чувство обиды было примерно на том уровне. Хотя чего там, мой отец никогда бы не стал ругать меня. Вот еще одно, что нас объединяло с Гейлом - он был первым после отца, кому я смогла доверять. У нас было общее горе, ведь отец Гейла тоже погиб в тот злосчастный день в шахте. Мы были отданы сами себе, а потом вдруг появились друг у друга - вместе охотились, вместе заботились о своих семьях, все делали вместе. Я думала, что и сейчас мы вместе, но так послушать Гейла - ему это как подачка. От этого еще сильнее захлестывает обида. И когда Гейл сжимает мои пальцы в кулак - я действительно пытаюсь побороть то огромное желание ударить его, которое появилось еще на улице.
- Ты не понимаешь, - я наконец поднимаю голову, смотрю Гейлу в глаза. - Если я не сделаю этого, он убьет вас всех. Так мне будет лучше по-твоему, да? - голос хрипит. Чувствую, что меня начинает трясти. То ли новый приступ истерики, то ли я уже настолько продрогла. - Наверное это эгоистично, не желать вашей смерти только потому, что я не вынесу груз вины, да? А ведь вина будет только на мне, Гейл, понимаешь? Я это начала, и больше никто здесь не поможет. Он победил, Гейл, и я с этим ничего не сделаю, кроме того, что играть по его правилам, чтобы вы жили. Чтобы ты жил, - готова была его просто оттолкнуть и убежать прежде, чем Гейл еще что-то скажет или сделает. Прежде чем в очередной раз начнет говорить, что я должна бороться, не должна сдаваться. Бла-бла-бла. А я ведь не сдаюсь, просто правила  игры изменились, и я их всего лишь решила принять, потому что в данный момент я могу поступить только так, а не иначе.
- Ты ведь должен понимать, что и не в чувстве вины дело, - Гейл прислонился горячим лбом к моему. Дыхание Гейла буквально обжигало. Мне казалось, что я маленькая фигурная льдинка, упавшая на теплую поверхность его кожи. - Ты всегда думал, что справишься со всем сам, тогда к чему вообще нужна была я, - я вцепилась холодными пальцами в кофту Гейла, когда тот отпустил мою руку. - Мне и правда хотелось врезать тебе, - тихо усмехаюсь, переводя свою злость в шутку, иначе злость сожрет изнутри. Но вместо ответа Гейл лишь сильнее прижимает меня к себе. Его рука скользит по талии, спине, а я замерла на месте, все еще сминая ткань его кофты. И только когда губы коротко коснулись шеи, не сдержавшись на выдохе выпалила "Гейл". Чувствовала, как горели после этого щеки. Отвернулась тут же, прикрыв глаза. Но все также не расцепляла пальцев на кофте, боясь сейчас оттолкнуть Гейла. Боясь, что теперь и он сам уйдет, как я всего несколько минут назад.

Повисла тишина, в которой было слышно только наше дыхание. В голове настойчиво била мысль - у нас и правда, кажется, есть только это "сейчас", но я не стала говорить этого вслух. Первой мыслью после того, как Хэймитч сказал, что нам с Питом придется "притворяться" всю жизнь, было - мы с Гейлом не сможем быть вместе. Но я и об этом ему не сказала. Когда Гейл лежал у нас на столе с иссеченной спиной, и я представила другую девушку рядом - ревность захлестнула меня с головой, а я сама того не ожидала. И об этом я тоже не сказала Гейлу. И когда Мадж была рядом с ним у нас дома после случившегося на площади - я тоже не сказала, что готова была сама сидеть рядом до последнего, лишь бы не кто-то другой. Я постоянно молчала, потому что мое желание уже ничего не решало, и сейчас оно тоже ничего не решает. У меня отняли право выбора, а Гейл все никак не может этого понять.
- Нужно было и правда убежать тогда, перед Жатвой 74-х, - я наконец решаю нарушить тишину, но слова вместе с усмешкой утопают все в том же свитере, когда я прижимаюсь к Гейлу, обнимая его, и сминая теперь ткань пальцами в области лопаток. Поджимаю губы, снова оставляя нас в молчании, а после, наконец собравшись с мыслями, поднимаю голову, глядя Гейлу в глаза: - В этот раз я не буду обещать, что вернусь, - странно, но голос совсем не дрожит, как было еще совсем недавно. - Я не хочу врать и не буду. Тебе тем более, - понимаю, что это совсем не то, что хотелось бы услышать, но и соврать я тоже не могла. Я и так столько всего ему когда-то не сказала. Сейчас уже поздно об этом вспоминать, и думать "а что было бы, если бы". - Но я сделаю все возможное, чтобы дойти до конца, - говорить "выбраться" или "вернуться" слишком смело, но до конца дойти с Питом - я действительно буду стараться сделать это всеми силами. И в этот раз я не наведу на него стрелу, как было на 74-х. - Пообещай, что ты тоже сделаешь все возможное, - я замялась на полуслове, понимая, что не совсем понятно изъясняюсь. - Нет, я знаю, что ты всеми силами защитишь свою семью, и маму с Прим. Пообещай, что и сам будешь осторожен, - все также смотрю Гейлу в глаза. Оставляя его здесь одного, мне все-таки хочется быть уверенной хоть на какую-то долю, что он снова не попадется миротворцам, или еще кому. - Пожалуйста, - и впервые за это время, я наконец улыбаюсь. Как в тот самый день перед Жатвой, когда мы снова говорили обо всем на свете. Когда у нас была хоть какая-то, но свобода. Когда у меня было право выбора. И свой выбор я сделала в тот самый день, вызвавшись добровольцем. Я часто вспоминала об этом, проклинала тот момент, когда назвали имя Прим. Все думала - почему именно она? Ее имя могли не назвать, и я не стала бы добровольцем. И та Жатва стала бы для меня последней... И, кто знает, может мы бы все-таки когда-нибудь убежали с Гейлом, как и мечтали.

+2

9

Грохот от упавшего подсвечника наполнил комнату, но не отнял ни крупицы моего внимания. Буквально физически чувствуя, как мое время с ней стремительно утекает сквозь пальцы, оставляя нам лишь жалкие крохи, в своем сознании я словно отгородил нас от внешнего мира. Этот дом, эти белые покрывала, прячущие мебель, ждущую очередного победителя, которого возможно никогда не будет, эти запылившиеся окна, снежинки, кружащиеся за мутным стеклом, - все это было словно плоскими декорациями на сцене, тогда как мы, - являлись объемными и живыми, только мы двое.
Она решила, что мне не понять ее чувств, ведь я не был там. Не спасал свою жизнь на арене, не смотрел в глаза Сноу, сидя напротив него, и представляя, как перерезаю ему горло. Что я понимаю? Она считала, что если она не принесет себя в жертву, то он убьет нас всех, и ей придется жить с чувством вины. А если она умрет, то кому будет лучше? Тогда с чувством вины будем жить все мы, об этом она не подумала. Как смогу жить дальше, по ее мнению, я, зная какую цену заплатил?
Убежать, - сколько раз мы говорили об этом? Как бы сложилась наша жизнь, если бы мы сделали это перед жатвой семьдесят четвертых? Я миллион раз прокручивал в голове разные версии этой несостоявшейся реальности, как будто бегал по замкнутому кругу. Но всегда возвращал себя в настоящее, потому что нельзя пятиться назад, мы можем двигаться только вперед.
- Нет, - я решительно качнул головой, отвергая одну лишь мысль о побеге. Она сладка и несбыточна, и отравлена горечью, как колчан острых стрел. - Я был глуп тогда. Не понимал, что побег ничего не решит. Думал лишь о себе. Был эгоистом, представляя, как заживу, когда я уберусь отсюда. Но тогда кто-то другой заменит меня, Кискисс. Колесо никогда не останавливается, меняются лишь шестеренки. Другие люди останутся здесь и будут страдать, и это никогда не кончится. А я не хочу убегать, жить и вечно прятаться, чувствуя себя трусом. Когда меня секли на площади, я отлично это понял. Невозможно скрываться и вечно бежать. Иногда нужно выйти и принять свой бой, каким бы он ни был.
Я не произнес вслух «даже если он станет последним». Зачем? Это не имело смысла. Она – та, что слышала меня всегда, даже если я молчал. Даже если молчала сама. Я продолжал стоять, по-прежнему держа Китнисс в руках и чувствуя, как она неумолимо ускользала, исчезала, убегала сквозь пальцы, как удерживаемая в горсти вода. Я мог бы привязать ее к себе, но что проку? Она была уже не здесь, она была где-то там: посреди цветочной поляны, водной глади, лесной чащобы, в шаге от смерти, идущей вслед за ней как вернейший из возлюбленных. Кто бы мог подумать, что старуха с косой окажется преданней нас с пекарем? Смех, да и только, но мне было совсем не смешно. Я видел ее уродливую тень в каждом шорохе мертвого дома, пыльных тканевых складках, скрипе половиц и петель. Она терпеливо ждала, когда мы закончим, а еще нашептывала, что мое время почти истекло. Что я упустил свой шанс. Проигрался. Опоздал. Она говорила, что осталось совсем недолго. Говорила мне, что Китнисс почти мертва. Пошла она к черту.
Каштановый завиток выбился из косы, доверчиво прильнув к моей руке, лежащей на девичьей щеке. Наверняка мягкий, как пух, но я не тронул его. Я пока не был готов. Как будто, что-то важное изменится, если я заговорю снова. Разобьется и покроется трещинами, как корка озерного льда при одном лишь неверном движении. Такая тонкая, что мне хотелось зарычать от собственного бессилия и невозможности что-либо изменить. Я никогда не был знатоком тонких игр. Будь здесь Мелларк, он наверняка знал бы, что следует сказать, как утешить ее, вырывая из этой опустошенной беспросветности, больше похожей на ночной кошмар, но я не пекарь. Я никогда не умел сладко говорить, складно врать, до последнего держа хорошую мину при плохой игре. Я - это всего лишь я, Китнисс. Совсем не герой, если честно, - никогда не герой. Простой шахтер, способный справиться лишь с тем, что успел натворить сам. С тем, что только собирался натворить.
Ее руки гладили мою спину, безошибочно находя рубцы, различимые даже сквозь плотную вязь кофты. Застыли на одном из них, самом большом, сминая и комкая под пальцами ткань, будто пытаясь в бесплодной попытке заставить его исчезнуть или зарасти. Не надо, Кискисс, - я обвел пальцем абрис нежной щеки в приступе безысходно-злой нежности, затапливающей сердце, не касаясь темных теней возле век. В ярости от того, что не могу стереть их, злясь на самого себя за то, что даже сейчас она предпочитает думать о ком-то другом, нежели о себе. Это всего лишь пара-тройка шрамов. Я хотел сказать ей, что не умру от них. Что удел мужчин – наносить раны, а женщин – исцелять их, и кто я такой, чтобы спорить с законами жизни, но она уже разомкнула губы, нарушая хрупкую тишину. Китнисс пыталась быть искренней, говоря мне правду. Ответить ей взаимностью, – меньшее, что я мог сделать. Слова – предательский зыбучий песок, податливая текучая вода, не заслуживающие веры, но я и не собирался делать их своими поверенными. Поступки всегда удавались мне много лучше. По крайней мере, их я никогда не стыдился.
- Обещаю… - обронил я, выдерживая ровный взгляд ее глаз. Одно слово – тонкая незримая полоска дыхания, согревающая ее скулу. Моя ладонь скользнула с ее щеки вниз, подцепляя упрямый подбородок, «слишком упрямый для неотесанной деревенщины с окраины Панема», - скажет кто-то из капитолийцев, но мне плевать. Они ни черта не знают о ней. Я смотрел на нее, и чувствовал себя так, будто пропустил удар под дых. Китнисс улыбалась, и огромное, сияющее солнце опустилось на меня, заполняя до краев. Может быть, старуха с косой права, – и нам осталось совсем немного. Но пока у меня была эта ночь, еще ничего не закончено. - …Что тоже пойду до конца, - докончил я, преодолевая разделяющие нас дюймы.
Подняв руку и заведя ее за спину, я смял в горсть ворот своей рубашки, стянув ее через голову. Ветер неистово тряс стекла в оконных рамах, и в комнате должно было быть холодно. Но я, стоя раздетым по пояс, совсем не чувствовал холода. Словно желая, чтобы она поняла это, я положил ее ладонь к себе на грудь, в области сердца, которое перешло нешуточный бег, разгоняя кровь в моем теле.
Я не держал ее. Она была вольна уйти в любой момент, и я не стал бы ее удерживать. Я хотел, чтобы она это знала. Как и то, что будь моя воля, я оставил бы ее здесь навсегда. Стянул бы с нее куртку, попутно срывая холщовые простыни с накрытых столов и бросая их на пол. Обнажил бы теплую кожу плеч, покрывая быстрыми, жалящими поцелуями. Здесь было прохладно, но я бы не дал ей замерзнуть, стремясь навсегда вобрать в себе жар ее тела, запомнить запах волос, мягкость девичьей груди. Сделать ее своей, хотя бы на одну ночь, одну чертову ночь, посреди замершего в ожидании дома, притаившихся теней, наперекор всем вершителям чужих судеб. Может быть, Тринкетт была права, называя нас всех сумасшедшими шахтерами. Благоразумие никогда не было моим коньком. Я всегда был безрассудным.

Отредактировано Gale Hawthorne (2016-10-08 10:49:28)

+4

10

После смерти отца, на мои плечи свалился огромный груз ответственности, пусть я это и не сразу поняла. Я была в ответе за себя, за Прим и даже за маму, которая оказалась не способна взвалить на себя мое бремя. Нет, я никогда не отказывалась от всего этого, более того, я возложила на себя заботу о семье по собственному желанию, просто потому что иначе было никак. Рядом не было отца, чтобы рассказать мне, как было правильно, поэтому приходилось учиться самой. Учиться правильно охотиться, не попадаться миротворцам с добычей, торговать на черном рынке. Мне пришлось отгородиться от мира стеной, оставив свои мысли и чувства только своим же достоянием. Мне даже казалось, что у меня это все довольно успешно получалось, пока я не наткнулась в лесу на ловушки Гейла.
Он был таким же, та же стена вокруг. Да только постепенно между нами исчезла преграда. Мы разобрали ее, словно бы по кирпичику. Гейл стал частью моего мира и частью моей ответственности. Теперь, поддерживая маму с Прим, я поддерживала еще одного человека, который, казалось бы, вообще к нашей семье не имел никакого отношения, но стал ее частью. То же было и со мной - Гейл принял маму и Прим как родных, всегда их оберегая, если меня не было в этот момент рядом.
Так было всегда, но глупо было надеяться, что это будет продолжаться вечно. В первую очередь, человек должен уметь позаботиться о себе сам, и порой я старалась донести эту мысль до матери. До нее в первую очередь. Я видела, как ее парализовало горе, и случись еще одно, случись что со мной, что она чувствовала бы? Как она бы поступила? Забыла бы о Прим, или все-таки взяла себя в руки? Вечное это "если бы", но у меня не было ничего, кроме надежды. Надежды на ее благоразумие, на ее внутреннюю силу. Смешно, конечно, но из-за любви она когда-то отказалась от лучшей жизни (лучшей, конечно, в рамках нашего Дистрикта). Она нашла в себе силы отказаться от теплой постели и булки хлеба на день, чтобы быть рядом с любимым человеком - поддерживать его, заботиться о нем. Я верила, что однажды она все-таки поймет, что помимо той любви, в ее жизни однажды появилась еще одна - дети. Я была уже слишком взрослой, чтобы принять от нее заботу, но ведь Прим так нуждалась в поддержке. Не знаю, насколько у меня получилось, и вообще получилось ли донести это все до матери, но мне оставалось надеяться, что даже с моим уходом на Квартальную бойню, она больше не сникнет. Просто не позволит себе слабостей.
А еще я была удивлена тем, насколько выросла Прим. Мой маленький утенок.. Даже язык больше не поворачивается ее так называть. Она просила меня больше не опекать ее. Признаться, это было обидно, но с другой стороны я понимала - я не всегда буду рядом. И она это тоже знала, я видела это по ее взгляду. Я обещала вернуться тогда, в первые свои Игры, но в эти я знаю точно, что билет мой только в одну сторону. Я верю, что за последний год она стала более собранной, а ответственности ей и раньше было не занимать. Прим делала успехи в области врачевания, на том уровне, на каком у нас в Дистрикте то было возможно. Мне останется только до последнего надеяться, что Сноу не решит им навредить, если не станет той "девчонки, что стала причиной бунта".

Из этого списка оставался только Гейл. Сильный, умный, ловкий, мистер "я-могу-все-сам" и "не-нужна-мне-ваша-помощь". Казалось бы, чему я могу его научить? Он лучше меня знал, как позаботиться о семье, но я была до сих пор убеждена в том, что позаботиться о себе самом он попросту не мог. Может просто игнорировал, ссылаясь на мысли "что со мной станется", может и вовсе не видел в этом смысла, отдавая всего себя семье, самовольно, как и я, заняв место ее главы.
Сноу видел в нем рычаг давления на меня, а я волновалась и не о себе - я бы себе не простила, случись что с Гейлом, но какой толк во всем этом, если бы его попросту не было больше рядом? Не было там, где он так нужен. Мне так был важен его ответ, его обещание того, что он будет осторожен и не будет забывать о себе. Я знаю, он всегда сдержит свое обещание. Поэтому молча ждала ответа. Всматривалась в глаза Гейла, взглядом ребенка, что ждет подарка на Рождество. В тот момент мне думалось, что это было последним, что я могу сделать перед тем, как наступит день Жатвы. Мое собственное время утекало сквозь пальцы, словно вода. И, даже с момента объявления условий Квартальной бойни, казалось бы, прошло всего несколько часов, но для меня словно бы ускользали годы. Мне хотелось успеть сказать то, что было важно. Хотелось быть уверенной, что на мне свет клином не сошелся, и жизнь дорогих мне людей зависит больше не от меня, но от них самих. Это не было жестом доброй воли, самопожертвованием, просто здоровый реализм. Я должна была быть уверена, что мама, Прим и Гейл - с ними все будет хорошо. Конечно, не может быть стопроцентной уверенности в этом хотя бы потому, что все зависело не только от них, и, увы, даже не от меня. Но бороться за свое будущее они были обязаны. И будущее было не во мне.

Я машинально отступаю на шаг назад, судорожно выдыхая. Встречаю спиной стену.. Надо же, я совсем забыла, что мы в пустом доме, что мы в Деревне победителей, что мы в двенадцатом Дистрикте. Ускользая бесследно, время имело еще одно свойство - замирать в секундах, позволяя продлить моменты, которых после уже никогда не будет. И с нами сейчас было то же самое.
- Гейл, - я произношу его имя практически одними губами, когда он стягивает свой свитер. - Гейл, не.. - кончики пальцев легонько касаются его кожи. Замерзшие, пальцы тут же отпрянули от нее, словно сделали то, чего делать нельзя было. Словно меня поймали на чем-то запрещенном.. Но Гейл не позволил мне убрать руку, и тогда ладонь легла полностью, чувствуя под собой биение сердца.
Тут же перед глазами снова встреча со Сноу. Он показывает мне запись нашего с Гейлом поцелуя. До того момента я даже не думала, что его взгляд "проникает" настолько глубоко в чужие жизни. Самые тайные ее уголки, мысли, слова - ничего не остается для тебя. Все становится всеобщим достоянием. Может это и к лучшему, что я когда-то отгородилась стеной от всех? Но тут же почти ноющее чувство - нет, для Гейла никогда этой стены не было, и сейчас, стоя здесь передо мной, он мог просто в одночасье подписать свой собственный смертный приговор. А я тоже хороша, сама позволила ему остаться. Я правда пыталась убедить себя в том, что человек сам хозяин своей судьбы. Он сам волен выбирать. Но это убеждение растоптали слишком убедительно, чтобы не верить ему. С каждым стуком сердца Гейла, я чувствую, как в унисон грохочет и мое собственное, заглушая даже наше с Гейлом дыхание.
- Сноу.. Он может увидеть, он наверняка увидит, Гейл. Не надо, - я снова шепчу это, чувствуя, как перехватывает дыхание от страха за жизнь Гейла. Страха за то, что это сердце может перестать биться. На 74-х Играх я поняла, что не в силах спасти всех. Более того, мне ясно дали понять, что не в силах спасти даже некоторых, и каждый делает выбор сам - убить или быть убитым. Я не хотела быть "убийцей" Гейла, но, кажется, в этом с ним наш выбор не сходился. И когда стук собственного сердца уже буквально оглушал, я, вжавшись в стену позади себя, даже не могла в этот раз посмотреть в глаза Гейлу, лишь тихо выпалив - "я должна идти". 
Я знаю, он воспримет эти слова иначе. Подумает, что я думаю сейчас о Пите, о Хэймитче, о себе - ком угодно, но только не о нем. А я должна была принять решение Гейла не видеться еще после первых моих Игр. Тогда наши желания тоже не сошлись, а может я в тот момент не понимала всей серьезности своего положения - не знала я ни о каких бунтах, ни о каком восстании. Я не знала, что невольно разрушила систему, что крепла до сих пор. Я просто хотела увидеть близкого мне человека, поговорить.. Хотела вернуть былое чувство защищенности, но не вышло. И вместо того, чтобы искать зашиты, должна была обеспечивать ее теперь сама.
- Знаешь, тогда, перед 74-ми.. Когда ты обнял меня на прощание.. Я испугалась. Испугалась, что больше никогда тебя не увижу. Только перед страхом смерти я осознала, что все, что у меня было - я потеряла, вызвавшись добровольцем. Испугалась, что потеряла тебя, - я как-то неуверенно подняла взгляд, посмотрев Гейлу в глаза. - ..и не хочу этого снова. Здесь и сейчас.. Все словно бы как тогда, - чувствую, как теряю прежнее самообладание, которого добилась с таким трудом. Я понимаю, что Игры - это временно. Это всего лишь  бойня, которая рано или поздно закончится. Бояться ее сейчас, уже просто нет смысла. - Я не знаю, что будет после Игр, но я не хочу стать причиной твоей гибели, Гейл. Гибели из-за меня. Что бы ты не думал, как бы не убеждал, что это твой выбор, быть здесь и сейчас, но за происходящее несу ответственность только я. Подставлять тебя я не хочу, - чувствую, что хватка давно ослабла, и убираю свою руку от Гейла. 
В голове все слишком смешалось. Я никогда не умела выражать свои чувства, и не уверена, что Гейл поймет меня правильно. Мы с ним слишком оба упрямые, чтобы уступить в чем-то. Если видим свое, то никогда не уступим. В какой-то момент я считала, что он мой и большей ничей, но теперь вижу, что просто не имею права так думать, после всего, что я делала. "Этот спектакль был для того, чтобы выжить" - да, удобное объяснение, но оно не отменяет того, что я топталась на чужих чувствах. Это не отменяет того, что я чувствую за все случившееся свою вину. Даже если я зря себя корю, у меня не получается иначе. У меня никогда не было рядом того, кто скажет мне, как правильно. А то "правильно", что есть сейчас - оно просто мне не подходит, поэтому я и виню в случившемся себя. "Это Голодные игры, солнышко, на них нет победителей. Есть только выжившие" - Хэймитч старался это все как-то оправдать в моих глазах, но сам Хэймитч давно все это принял? Конечно, дыша перегаром, всегда просто нести истину в массы.
- Прости, - я со счета сбилась, сколько раз произносила это слово. Я только надеялась, что для Гейла они не утратили хоть какой-то свой первоначальный смысл. Снова опускаю взгляд, быстрыми шагами направляясь к двери, также быстро выскальзывая за ту, ступив практически босыми ногами на снег. Признаться, я не была уверена, поступила ли я правильно. Постоянно виня Гейла в том, что он не способен принять помощь, я и сама ее постоянно отталкивала. Человек не способен выжить в одиночку, ему всегда нужна поддержка, а я родного мне человека отталкивала собственноручно. Винить в этом некого, только себя. Мне бы и хотелось снова сказать самой себе, что это для его же блага, но это всего лишь мой собственный эгоизм. А может оно и к лучшему. Рано или поздно этот эгоизм погубил бы всё. Главное успеть исчезнуть раньше, чем это случится.

+1

11

Я смотрел на нее, не сводя внимательных глаз. Она стояла здесь, рядом со мной, но по ее затравленному, загнанному, как у раненного зверя взгляду я понял, что она уже бежала прочь. Прочь отсюда, подальше от этого проклятого дома, сулящего ей одни неприятности. Прочь от меня. Ее пальцы, касавшиеся моей кожи, в следующую секунду отпрянули, словно обжегшись от огня. Она говорила, что Сноу может увидеть нас, что он обязательно все узнает, как будто что-то из этого имело для меня значение. Как будто это имело значение для нее, когда весь Панем наблюдал за их с Питом «зарождающейся любовью». А теперь что? Время беспокоиться о чьих-то жизнях? Все мы когда-нибудь умрем, Китнисс. Но жить вот так, шарахаясь от каждого шороха, боясь каждого неосторожного шага, отказываться от той, кого любишь больше всего на свете… нет, лучше тогда и не жить вовсе. Я не хотел быть таким Гейлом. Не хотел быть человеком, боящимся чужой тени, пока она будет защищать нас двоих, делая то, что однажды разрушит ее полностью. Я хотел сказать ей это, хотел, чтобы она услышала меня, но она уже отдалилась, укутываясь в свой застарелый страх, словно в колючий плед. Так странно, я пошел бы против всего мира ради нее, но оказывался бессилен, стоя перед ней одной.
Она произносила мое имя, словно уговаривая меня, что так будет лучше, когда сама уже окончательно и единолично решила, что будет лучше для меня.
- Не надо, - попросил я, прерывая поток ее извинений. Это последнее, что я хотел бы услышать в такой момент. Надо же, стоит признать, ее слишком хорошо обучили на подготовке перед играми, - теперь она может причинять боль даже словами.
Когда дверь за ней захлопнулась, я перевел взгляд в окно, наблюдая за тем, как она бежит по заснеженной дорожке. Я не хотел ее отпускать, но и удерживать тоже не имел права. В тот день, когда она вызвалась добровольцем на жатве, у нее не было выбора, и ей пришлось оставить меня. Сегодня же выбор у нее был. И она предпочла уйти. Медленно одевшись, я стянул запылившееся покрывало с нового дивана. Мне не хотелось сейчас идти домой, мне не нужен был шум и суета, чего у меня дома всегда через край. Мне нужно было немного тишины, чтобы привести в порядок мысли. Сидя напротив украшенного лепниной белого камина, предназначенного для яркого, согревающего пламени, я думал о том, что он, скорее всего, никогда не получит ни единой искры.

+1


Вы здесь » iCross » Завершенные эпизоды » turn back time


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно