Some say the world will end in fire,
Some say in ice.
From what I’ve tasted of desire
I hold with those who favor fire.
But if it had to perish twice,
I think I know enough of hate
To say that for destruction ice
Is also great
And would suffice.

iCross

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » iCross » Альтернатива » I ran to the devil [he was waiting]


I ran to the devil [he was waiting]

Сообщений 31 страница 60 из 82

1

[NIC]Jim Moriarty[/NIC][AVA]http://i.imgur.com/NC1AOrd.gif[/AVA][SGN]

Sinnerman where you gunna run to
Sinnerman where you gunna run to
Where you gunna run to
All on that day

http://i.imgur.com/dj0mWiJ.gif

[/SGN]

http://i.imgur.com/OWjQk4x.png

▲ Действующие лица:
Richard Brook as Jim Moriarty
&
Sebastian Moran

▲ Время и место:
апрель 2009-ого года, Лондон

▲ Краткое описание событий:
когда собственное сознание расходится трещинами и распадается на части, важно, чтобы рядом был тот, кто поможет не растерять окончательно остатки [здравого] смысла. И, при необходимости, устранить возможные последствия.

▲ Дополнительная информация:
кровь и содомия ♥

[audio]http://pleer.com/tracks/13761378erW8[/audio]

Отредактировано Richard Brook (2016-02-22 23:36:28)

+3

31

.
   Тишина и неожиданное спокойствие коридора - в контраст всему тому, через что они успели пройти за последний, сколько, час? полтора? - убаюкивают. Себастиан действительно устал гоняясь двое суток за своей целью по Бэксли, но больше всего, разумеется, именно за этот последний час. И когда бежал к ним на квартиру, представляя, во что на этот раз вляпался его шеф. Так что сейчас, скрестивший на груди руки и накрытый кухонным полотенцем, в лёгкой свежести и тепле, что разливалось по телу от всё ещё щекочущего кожу прикосновения носа Джеймса, он почти дремал - его сознание дрейфовало на тонкой грани между сном и реальностью.

   Тем не менее он безошибочно ощущает присутствие Мориарти за пару секунд до того, как тот издаёт какой-либо полноценный звук. Он довольно улыбается тону и реплике босса, скрытый тканью полотенца, а потом лениво откидывает его край назад и смотрит на консультанта, приоткрыв один глаз.

   - Хорошо, что ты еще не добавил третий вариант... - жеманно выдаёт Джим, и Себастиан тут же вытягивает одну ногу в своих джорданах так, чтобы ботинок стоял в одном ряду с предложенными Мориарти коробками.

   Жаль, он уже успел их надеть. Впрочем, очевидная разница в размере не позволяет его обуви соревноваться с остальными двумя парами. Можно и считалочкой, почему бы и нет.

   Снайпер окончательно стряхивает сон и внимательно вглядывается в лицо шефа. Он совсем другой. Яркий даже в таких простых одеяниях, активный, задорный, живой. От него в стороны расходится почти физически ощутимое возбуждение. Но не то, которое заставило Себастиана опрокинуть на себя стакан с водой, это - как разряды электричества на коже, как фейерверки на праздник, шипучка на языке. Этот Джеймс совсем не похож на ту свою потустороннюю тень и покорёженную версию, что Моран обнаружил дома, этот светится изнутри и напоминает подростка всеми своими повадками. Хотя, перед ним более чем вполне себе взрослый мужик.

   Одежда на Мориарти обычная, и он весь сейчас прям такой... как все. Но полковника этот спектакль не обманывает, он помнит, кто перед ним, как он грозен, опасен и переменчив. А ещё он видит как искрятся его глаза далёкими переливами созвездий, как в них сгорают в пламени гигантских светил заплутавшие межпланетные корабли.

   На площадке Джим вдруг нажимает кнопку вызова лифта, и Моран облегчённо выдыхает - он как раз был поглощён размышлением о том, как может отразиться на шефе необходимость пройти мимо той двери. Лифт делает эту проблему несущественной, так что Себастиан без задней    мысли пожимает плечами и шагает в кабинку следом за ирландцем.

   Дверцы с негромким шорохом съезжаются сзади, оставляя их в чуть душной и несколько тесноватой тишине. Кабинка рассчитана человек на пять, не больше, освещение в ней так себе, но снайпер вдруг всё же замечает след на шее Мориарти, о чьём происхождении догадаться для него не составляет труда. Это его след. Ничем не прикрытый и не замаскированный, более того, V-образный вырез футболки открывает на шею ирландца куда более широкий обзор. И на этом фоне след от засоса -брошенный и открытый, словно вызов - "да, смотрите на меня, я здесь".

- Прости за... - вырывается у Себастиана как-то на автомате, но он осекается на том самом слове, лишь продолжая смотреть на скопление лопнувших капилляров под нежной бледной кожей Джима и только указывает пальцем в район его шеи.

   Ему почему-то очень хочется коснуться этого места. И не только руками. И не только этого, раз уж на то пошло. Кожа у Джеймса нежная, мягкая, чувствительная и податливая. Морану пришлись по вкусу её непривычная текстура и запах, разумеется, весьма отличные от женских. Но... как? Он медленно облизывает губы и, в каком-то смысле набравшись смелости, заглядывает шефу в глаза, в который раз за вечер пытаясь понять, что за игру тот ведёт. В том, что это она, у него нет сомнения: для Мориарти вообще всё вокруг игра. И в большую часть из них Моран научился подыгрывать, но здесь.. Здесь он хочет знать.

   Он хочет знать правила, но в то же время прекрасно понимает - и от этого по спине бегут мурашки, а кончики пальцев покалывает, - что правил никаких нет. И не важно на самом деле, что там думает себе мистер Мориарти, они оба в ней равноправные игроки, оба цели, оба охотники и оба дичь.

   И есть ещё один вопрос, который не даёт теперь Себастиану покоя, хоть он и понимает, что задав его, вполне может испортить Джиму настрой. Впрочем.. если погода на улице не поменялась с тех пор, как он брёл в темноте домой, то он найдёт способ это исправить, а пока..

   - Джеймс.. - полковник снова заглядывает в полные небес глаза ирландца, называя его именно этой формой имени, отчего-то его любимой и поэтому столь редко используемой. В противовес и для придачи дополнительного значения, хоть и неизвестно, подозревает ли Мориарти о наличии оного. - Почему ты меня позвал?

   И это тоже своеобразная провокация. Или ловушка?
[AVA]http://s6.uploads.ru/aTtsj.png[/AVA][NIC]Sebastian Moran[/NIC][STA]you shut up[/STA]
[SGN]

With nothing useful to say and no one to listen to it
Filling the deep with the pain, I slowly sink into it
Consider questionable things to try to get me through it

http://s3.uploads.ru/m61q0.gif

[/SGN]

Отредактировано Jim Moriarty (2016-02-17 03:42:39)

+1

32

[NIC]Jim Moriarty[/NIC][AVA]http://i.imgur.com/NC1AOrd.gif[/AVA][SGN]

Sinnerman where you gunna run to
Sinnerman where you gunna run to
Where you gunna run to
All on that day

http://i.imgur.com/dj0mWiJ.gif

[/SGN]

Створки лифта закрываются с тихим шорохом – и Джим почти физически может ощутить, как со всех сторон их начинает обволакивать тишина, приправленная холодноватым люминесцентным светом, льющимся с потолка. Если постараться, то можно представить, что весь мир сейчас остался где-то далеко-далеко и теперь маячит на расстоянии сотен тысяч световых лет. Мориарти делает пару шагов и разворачивается на пятках, чтобы привалиться спиной к прохладной стенке – и первые несколько секунд он смотрит на Себастиана так, словно увидел его впервые в жизни. Потому что тишина, потому что освещение, потому что сотни тысяч световых лет.

[И Джиму отчего-то не хочется нажимать на кнопку и приводить в действие механизм лифта. Возможно, потому, что не хочется добровольно нарушать эту изолированную уединенность.]

Мориарти как будто бы видит все со стороны и в замедленной съемке – то, как он поднимает свою руку и чуть отклоняется вбок, чтобы ткнуть пальцем в подсвеченную желтоватым неоном кнопку с цифрой «1». Потому что Джим хочет задать им обоим хоть какой-то прямолинейный вектор движения. Потому что их собственные траектории кружат в каком-то невероятном и невообразимом танце вот уже весь этот вечер – где-то на грани пересечения, тесного сплетения, но каждый раз постоянно отдаляясь и завихряясь снова и снова, раз за разом.

И Джим уже хочет нажать на кнопку – но замирает на полпути, потому что на него глядит льдистая лазурь, которая словно окатывает его с ног до головы струей прохладного душа и в то же время заставляет замереть на месте подобно ледяной статуе. Он знает, куда именно направлен этот взгляд – и кожа шеи немеет в том месте, где разгорается и полыхает красным вполне однозначная отметина. Кричащая и зазывная. И Джим задерживает дыхание от этого контраста совершенно полярных ощущений, чуть прищуривая глаза – а потом слегка удивленно вздергивает брови в ответ на реплику полковника, словно всем своим видом говоря: Серьезно, Бастиан? Я уж думал, что ты если и попросишь прощения, так за то, что оставил только одну такую метку.
Но вместо ответа Джеймс фыркает себе под нос, дернув уголком губ, и, наконец, нажимает на кнопку, чувствуя, как спустя секунду лифт трогается с места с мягким толчком.

Мориарти чувствует, как с каждой очередной секундой напряжение скапливается по углам, сгущается, подобно грозовым тучам, забираясь под кожу – и он на мгновение прижимается затылком к прохладной стенке позади, но едва ли это помогает избавиться от этого зудящего ощущения, которое заставляет кровь сильнее разгоняться по венам и чуть ли не закипать. Джим прикрывает на секунду глаза, делая глубокий вдох, и пытается отвлечься, рисуя на внутренней стороне своих век подробную схему механизма лифта.
Однако хватает его ненадолго. Потому что почти сразу Мориарти начинает ощущать на себе взгляд – его будто окатывает ведром ледяной воды. И он открывает глаза, зная, что это будет грозить ему еще одним добровольным глубоким погружением в эти ледяные воды, отливающее чистейшей лазурью.

Снова и снова. Раз за разом.

И очередной вопрос на пару долгих секунд повисает в воздухе, словно вязнет в этом скопившемся напряжении, которое уже тучами опустилось совсем низко. Джим делает глубокий вдох и чувствует на кончике языка кисловатый привкус озона, смешанный с запахом дождя. Он облизывает губы, не отрывая взгляд от глаз Морана, которые смотрят на него выжидающе, настороженно – словно он ждет в любую секунду подвоха или неожиданного выпада. Хотя Джеймс уверен, что полковник и сам горазд на все эти трюки и уловки – у него есть собственный набор подобных штук, не может не быть.

И сейчас он сделал свой ход в этой игре, построенной на концентрированной импровизации с примесью колкой провокации, от которой мурашки сбегают вниз по позвоночнику. [Ему нравится, когда полковник называет его так. Не извечным словом босс или шеф – в этом Д ж е й м с сквозит что-то более личное и интимное, не приправленное оттенками суховатой условности и приторной сладостью излишней фамильярности. С этим Д ж е й м с даже такой однозначный вопрос начинает сверкать яркими искорками провокации – Мориарти отчетливо чувствует ее всем нутром.]

Джим уже открывает рот, чтобы ответить на вопрос Себастиана – но лифт прибывает на этаж, распахивая двери и бесцеремонно разрывая скопившееся напряжение на части своей невыносимой мелодией. Мориарти едва сдерживает себя, чтобы не сморщиться недовольно, и, наконец, отлипает от стенки, делая шаг вперед. Он с трудом заставляет себя отвести взгляд – чтобы нажать на кнопку закрытия дверей лифта. Потому что ему хочется вырвать у Вселенной еще несколько секунд изолированности – пусть даже и отделенной металлической перегородкой.

– А сам-то ты как думаешь, Себастиан? – вполголоса спрашивает Джим, будто все еще боясь побеспокоить вспуганную тишину, которая и так уже пошла тонкими трещинками.

[Probably because then you would have to deal with two corpses. Probably if she never got you, then she'd eat me alive. Probably I was searching for distraction. For some sort of anchor, that wouldn’t let me to fall into pieces. And I found this anchor in this ice-cold sky-blue ocean.]

Чуть закусив нижнюю губу, он с несколько секунд смотрит на Морана долго и неотрывно, а затем, сделав еще один шаг и приблизившись к Себастиану практически вплотную, подается еще ближе, слегка приподнявшись на носках, чтобы произнести прямо на ухо, едва ли не касаясь губами кожи.

– Веришь или нет, но я понятия не имею, почему позвал тебя. Я просто знал, что позвать нужно. И именно тебя – и никого другого, – тихо выдыхает Джим напоследок, отстраняясь и снова глядя полковнику в глаза. – Бредово звучит, да? – он чуть морщит нос и пожимает плечами. – Но так оно есть. Мне нужен был именно ты, Бастиан.

+1

33

[audio]http://pleer.com/tracks/100056FsXm[/audio]
Overseer - Skylight


.

ИМЕННО ТЕБЯ И НИКАКОГО ДРУГОГО
   Его шёпот щекочет кожу, заставляя мурашки сбегать по спине волнами, а искры рассыпаться по телу подобно веснушкам, скапливаясь на плечах, локтях и запястьях, покалывая. Себастиан ловит себя на том, что он почти ведёт головой в сторону, тянется за этим шёпотом, жаждет прикоснуться.
Ещё бы, Джим.
У ТЕБЯ ВЕДЬ БОЛЬШЕ НИКОГО НЕТ.

   - Бредово звучит, да? 

   Возможно.

МНЕ НУЖЕН БЫЛ ИМЕННО ТЫ.
БАСТИАН.

Моран закрывает глаза и делает медленный вдох.

   Змей.. Какой змей! - проносится у него в голове.

   Не змей, а Паук, - шелестит в ответ улыбающийся голос Мориарти.

   Ментальный образ шефа по-отечески целует Себастиана в лоб, повторяя его собственные недавние действия. Но не взъерошивает затем ему волосы - глупо и бессмысленно ожидать от него подобного, - а впивается в сознание хелицерами, впрыскивая и впрыскивая в него свой яд. Горячий, сладкий, чарующий. Яд, от которого умираешь, медленно и мучительно, но которого вместе с тем хочешь испить сполна. И какую бы партию ни разыгрывал сейчас Мориарти, полковнику с каждым мгновением сильнее хочется поддаться. Хоть и совершенно неизвестно, кто в итоге одержит верх.

   Он почти рычит и несколько агрессивно делает шаг вперёд, кладёт ладонь на грудь Мориарти и толкает его спиной в стену так, что Джим слегка стукается затылком. Подойдя к нему вплотную и прижав всем телом к холодному металлу, Себастиан открывает глаза и несколько секунд разглядывает свою жертву, совсем чуть-чуть наклоняя голову то в одну сторону, то в другую. Лежащая на груди рука скользит вверх, через V-образный вырез, пока не ложится на шею всей ладонью и, обхватив, не впивается в неё пальцами. Многозначительно, ощутимо, не сильно, не угрожающе, но с намёком.

   - И как, ты доволен? - лазурь глаз снайпера полыхает ледяным пламенем, дай ему волю, и оно поглотит Мориарти с головой.

   Ещё с секунду он медлит, а потом резко наклоняется для поцелуя. И этот уже не похож на первый, неуверенный и несмелый, больше напоминающий лёгкое прикосновение, а не поцелуй. Этот - хозяйский, настойчивый, глубокий. Если первый был в каком-то смысле робкой попыткой попробовать Джеймса, то этот продиктован желанием насладиться им, почувствовать и впитать каждый оттенок вкуса. Моран целует его снова и снова, широким движением губ, на отдалении почти разрывая контакт, а потом впиваясь вновь.

   Лежащая на шее рука смещается, нежным движением подушечек пальцев на самой грани прикосновения смыкая пальцы на кадыке консультанта, чтобы потом снова расползтись ими в стороны. Аккуратно скользнуть по шее вниз и раскрыться полностью, а потом вернуться наверх и сжаться вокруг горла Мориарти чуть сильнее, чем до этого. Себастиан играет с огнём, бесстыже и отчаянно. Он прекрасно осознаёт, что ирландец в любой момент может перевернуть всё их положение с ног на голову. Ему даже не нужно нападать в ответ - достаточно запустить свои тонкие паучьи лапки-пальчики в мышцы Морана, и он отступит. Но Джим не делает этого. Он позволяет ему эту маленькую шалость, зная, что Себастиан не сделает ничего лишнего, что его горло, шея и хребет в полной и абсолютной безопасности в руках снайпера. И именно это доверие заводит и пьянит куда больше полного сознательного подчинения, с которым ему приходилось иметь дело раньше. Потому что значение имеет не доминирование, а две воли, сплетённые в одну.

   Хрупкая фарфоровая шея Наполеона преступного мира, хранящаяся в твоих руках - может ли что-то будоражить кровь и ощущения ещё больше?

   Вторая рука Себастиана тоже не болтается без дела - она почти сразу ложится Джиму на щёку и легонько скользит по ней все эти несколько сумасшедших минут. Мориарти притягивает и соблазняет, его хочется касаться, исследуя каждый миллиметр его кожи. Её текстура непривычна - она грубее девичьей, к которой привыкли пальцы полковника, и царапает ему подушечки и губы извечной лёгкой щетиной. Ирландец почти не бывает чисто выбрит, и в этом есть своё очарование, это манит и завлекает, но сейчас Себастиан вынужден платить за сие медленно, но верно разгорающимся раздражением собственной кожи вокруг губ.

   В какой-то момент он почти теряется, тонет в этом поцелуе, безотчётно прижимаясь к Джиму ещё сильней, заставляя его ещё больше откинуть голову, раскрывая шею. Он чувствует, как его пальцы дрожат, желая спустить ниже, зацепиться за этот чёртов ворот и разорвать белую ткань, скрывающую тело ирландца.

   Затем Себастиан оставляет в покое его губы, склоняет голову в сторону и, слегка прикусывая зубами в шею, оставляет ещё один засос. Этот будет больше и ярче, провокационнее, этот - уже обозначение территории.

   {Yᴏᴜ ɢᴏᴛ ɴᴏᴛʜɪɴɢ ᴀɢᴀɪɴsᴛ ᴍʏ ᴍᴀʀᴋs, ᴅᴏ ʏᴏᴜ, Jᴀᴍᴇs? Lɪᴋᴇ ᴛʜᴇ ғᴇᴇʟɪɴɢ ᴏғ ʙᴇɪɴɢ sᴏᴍᴇᴏɴᴇ's? Iᴛ ɪs ᴄᴀʟʟᴇᴅ ʙᴇʟᴏɴɢɪɴɢ. Wʜᴀᴛ ᴅᴏ ʏᴏᴜ ᴛʜɪɴᴋ ᴏғ ɪᴛ, Jɪᴍ?}

   От этой отметины он переключается к ямочке между ключицами, касаясь её языком, и, продолжая держать Мориарти за горло, медленно ведёт им вверх до подбородка, вот теперь уже убирая руку со своего пути. После снова целует в губы один невыносимо долгий раз, обхватив обеими ладонями голову. А оторвавшись не сразу открывает глаза и отстраняется, ощущая на лице горячее дыхание шефа.

   - Только попробуй сказать хоть одно грёбаное слово, - с лёгким оттенком какой-то отдалённой угрозы произносит полковник, выпускает Джима из своей хватки и, стукнув по кнопке открытия дверей, выходит из лифта, даже не оборачиваясь.

   На улице прохладно и хорошо, это освежает и проветривает голову. Облака так и не наползли, оставив небо чистым, так что когда Себастиан поднимает взгляд вверх, он видит всё те же глаза Мориарти - черноту, полную звёзд, - только огромные. Во весь небосвод.

   Привычным движением полковник выуживает из карманов свитера огонь с сигаретами и закуривает, не дожидаясь выхода шефа.
[AVA]http://s6.uploads.ru/aTtsj.png[/AVA][NIC]Sebastian Moran[/NIC][STA]you shut up[/STA]
[SGN]

With nothing useful to say and no one to listen to it
Filling the deep with the pain, I slowly sink into it
Consider questionable things to try to get me through it

http://s3.uploads.ru/m61q0.gif

[/SGN]

Отредактировано Jim Moriarty (2016-02-20 02:30:29)

+1

34

[NIC]Jim Moriarty[/NIC][AVA]http://i.imgur.com/NC1AOrd.gif[/AVA][SGN]

Sinnerman where you gunna run to
Sinnerman where you gunna run to
Where you gunna run to
All on that day

http://i.imgur.com/dj0mWiJ.gif

[/SGN]

И Джеймс почти может услышать, как отзвуки его собственного голоса замирают где-то под потолком – он и сам замирает на месте, не решаясь даже сделать вдох, не в силах отвести взгляда от Себастиана. Но он бы и не смог. Потому что его взгляд словно пригвождает на месте, обездвиживает – и Мориарти чувствует, как напряжение будто бы скапливается в районе затылка, заставляя волосы на загривке вставать дыбом.
Он не знает, какую именно роль в данный момент играет каждый из них – кто на кого охотится и кто кого пытается спровоцировать и подчинить. Джим чувствует, как в вены словно бы вспрыскивается чистейший и незамутненный адреналин вместе с концентрированным безумием – и Мориарти невероятно ведет от осознания того, что он не может предугадать, что именно сделает Себастиан в следующую минуту. И сделает ли вообще. Эта неизвестность отнюдь не пугает – она пробирается под кожу, скользит легким перышком по оголенным нервам, заставляя его черную дыру под ребрами пульсировать в каком-то совершенном невообразимом ритме.

И за эти несколько мучительно долгих секунд в этой черной бездне успевают бесследно сгинуть несколько галактик и столько же переродиться заново, расцвечивая его Вселенную взрывами сотен сверхновых.

Tiger! Tiger! burning bright
In the forests of the night,
What immortal hand or eye
Could frame thy fearful symmetry?

А затем гремит еще один взрыв – но уже в этой реальности. И волной этого взрыва Джима отбрасывает обратно к стенке – удар затылком о металл слегка дезориентирует, заставляя зажмуриться, но уже в следующую секунду Мориарти широко распахивает глаза. Потому что МоранМоранМоран – его вдруг становится как-то слишком и чересчур, он прижимается вплотную к Джиму, не давая никаких путей к отступлению, и жар его тела словно вплетается под кожу.
И в тот самый момент, когда Джим уже почти хочет возмутиться, почти готов соответствующе ответить на эту выходку – он чувствует, как пальцы Моран смыкаются на его шее, заставляя задержать дыхание на полувдохе. Мориарти замирает на месте, в один миг превращаясь в воплощение концентрированного напряжения, и неосознанно задирает голову выше. Он понимает – сожми полковник ладонь чуть посильнее, надави на определенные точки, и жизнь Джеймса Мориарти будет сосредоточена на кончиках пальцев Себастиана. Хотя, она и так уже выплясывает там, у самого края.

Только вот Мориарти уверен, что полковник ни за что не позволит ей свалиться в эту чернильную бездну, что переливается и сверкает чернотой где-то там под ногами, внизу.

Это ощущение будоражит до невозможности и так же невозможно возбуждает – и все это кажется невыносимо правильным – и ладонь на шее, и жар тела Себастиана, и его сверкающий на контрасте ледяной взгляд.

In what distant deeps or skies
Burnt the fire of thine eyes?
On what wings dare he aspire?
What the hand dare seize the fire?

А потом Мориарти тонет во всем этом – потому что поцелуй, резкий и порывистый, выбивает из легких остатки воздуха, заставляя отвечать и вторить чужим движениям. И Джим тщетно пытается перехватить инициативу в этом поцелуе, урвать себе хотя бы треть контроля – но тот раз за разом утекает сквозь пальцы, как песок. Потому что Морана слишком много, он слишком властный – и это заставляет Джима одновременно злиться до невероятия и иррационально хотеть все больше и больше и больше.
И Мориарти не знает, за какое из ощущений ухватиться, как в этой фантасмагории самых разных эмоций распознать ту одну-единственную, которая смогла бы описать все его состояние в данный момент. И он сомневается, что такое слово вообще существует в природе на каком-либо языке.

And what shoulder, and what art,
Could twist the sinews of thy heart?
And when thy heart began to beat,
What dread hand? and what dread feet?

Джим может в любой момент оттолкнуть Себастиана, разорвать этот поцелуй и восстановить прежнее шаткое равновесие на грани взрыва. Он может – но не хочет. Потому что интерес захлестывает с головой так же, как и исходящий от полковника жар – Мориарти невыносимо интересно понаблюдать за  Себастианом в подобной ситуации и даже в каком-то смысле вот так отдаться ему, покорно принимая то, что ему предлагают. Ему интересно распробовать эту грань доверия на вкус – потому что до этого подобного случая не предоставлялось.

[И Джеймс вдруг думает о том, что в принципе только Морану он может позволить вытворять с собой такое. Только Морану дозволено это – потому что он изначально относится к совершенно иной категории. Нет – он изначально находится вне всяких категорий.]

И именно поэтому Джим не отталкивает Себастиана, когда тот, наконец, разрывает поцелуй – не отталкивает, чтобы почти сразу ощутить локальный взрыв короткой острой боли в районе шеи. Мориарти не сразу понимает, что именно сделал Моран, потому что его словно разрывает изнутри от самых разнообразных эмоций, и переключиться обратно на реальность получается только спустя несколько секунд – потому что язык Себастиана скользит по его шее, заставляя Джим несдержанно сглотнуть. И в тот момент, когда Мориарти вдруг задумывается о том, что его пульс, должно быть, отдается на все шестнадцать этажей, следует еще один поцелуй – и Джим едва сдерживает себя, что не застонать в губы Морана.

What the hammer? what the chain?
In what furnace was thy brain?
What the anvil? what dread grasp
Dare its deadly terrors clasp?

Отдышаться получается не сразу – на мгновение Джиму кажется, что отдышаться у него в принципе уже никогда не получится – а потом в помутившееся сознание врывается голос Морана, почти-рычащий и рокочущий. И он звучит в голове Мориарти даже после того, как тот, отстранившись, выходит из лифта, оставляя Джима один на один со своими распавшимися на части жалкими остатками спокойствия. Он позволяет себе сползти вниз по стенке, усаживаясь прямо на пол и прикрывая глаза – потому что ноги вдруг кажутся какими-то ватными и совершенно не способными удержать в вертикальном положении.
Он не знает, сколько сидит так – две минуты или все пятнадцать – но в какой-то момент все-таки получается восстановить привычный ритм дыхания и хоть как-то прийти в себя. Хоть как-то. Открыв глаза, Джим бездумно скользит взглядом по потолку лифта, пока вдруг не натыкается на глазок камеры в углу. Вздернув бровь, Мориарти медленно поднимается на ноги, не отводя от нее взгляда, и, прежде чем выйти из лифта, подмигивает камере, фыркая себе под нос.

Стоит потом избавиться от этой записи – конечно же, предварительно скопировав ее себе для коллекции.

When the stars threw down their spears,
And watered heaven with their tears,
Did he smile his work to see?
Did he who made the Lamb make thee?

Tiger! Tiger! burning bright
In the forests of the night,
What immortal hand or eye
Dare frame thy fearful symmetry?

Выходя из лифта, Джим чуть ли не сбивает с ног какую-то мамашу с выводком детей – но он, кажется, едва ли сейчас в состоянии хоть сколько-нибудь адекватно воспринимать окружающую реальность. Однако прохлада улицы слегка отрезвляет и приводит в чувства – Мориарти останавливается, прикрывая глаза и вдыхая полной грудью воздух, чувствуя, как тот холодит изнутри. Спина Морана – первое, что видит Джим, когда  открывает глаза и осматривается вокруг. Поведя головой из стороны в сторону, Мориарти медленно выдыхает через нос, подходя ближе к полковнику и ясно ощущая, как кожа на шее буквально горит в том месте, где Себастиан наградил его очередным засосом. От недавних воспоминаний снова бросает в жар – Джим облизывает губы и останавливается возле Морана, едва ли не касаясь его своим плечом. А затем, не утруждая себя просьбами и разрешениями, аккуратно забирает у Себастиана сигарету, чтобы сделать глубокую затяжку, чувствуя, как едкий дым чуть ли не прожигает легкие изнутри.

То, что надо.

– Ну что, мы идем или как? – интересуется Джим практически светским тоном, протягивая Себастиану его сигарету. А затем, бросив взгляд на полковника, он добавляет, вздернув брови и чуть скривив уголок губ: – Или, может, ты уже не голоден, мм?

И в голосе его ясно и отчетливо звучат кричащие оттенки двусмысленности.


*перевод

Тигр, тигр, жгучий страх,
Ты горишь в ночных лесах.
Чей бессмертный взор, любя,
Создал страшного тебя?

В небесах иль средь зыбей
Вспыхнул блеск твоих очей?
Как дерзал он так парить?
Кто посмел огонь схватить?

Кто скрутил и для чего
Нервы сердца твоего?
Чьею страшною рукой
Ты был выкован - такой?

Чей был молот, цепи чьи,
Чтоб скрепить мечты твои?
Кто взметнул твой быстрый взмах,
Ухватил смертельный страх?

В тот великий час, когда
Воззвала к звезде звезда,
В час, как небо все зажглось
Влажным блеском звездных слез, -


Он, создание любя,
Улыбнулся ль на тебя?
Тот же ль он тебя создал,
Кто рожденье агнцу дал?

+1

35

http://s7.uploads.ru/uMq8p.png


.
   - Незабудки... - произносит Себастиан буквально секунд за пять до того, как сзади подходит Джеймс и встаёт рядом, почти притираясь к нему плечом.

   Потом молча перенимает у него сигарету и делает затяжку. Полковнику отчего-то жутко нравится этот мимолётный жест и то, что они делят сигарету на двоих. Он едва заметно улыбается уголком рта, замечая как морщится нос Джима из-за отсутствия ментола во вкусе - Моран в очередной раз проигнорировал пижонскую капсулу с дополнительным вкусом. Но если бы Мориарти попросил, он бы раздавил для него в фильтре эту штуку.

   Секунды текут между ними в короткой тишине, наполненной звуками ночной улицы, их дыханием, едва ощутимым теплом, идущим от расположенных рядом тел, сизым дымом сигареты и её резким запахом, лёгким дуновением ветра и далёким светом звёзд. Себастиан внимательно наблюдает за тем, как Мориарти привычно стряхивает пепел и возвращает ему сигарету. И полковник принимает её, специально или нет позволяя их пальцам соприкоснуться.

   Поцелуй - странная штука. В реальности он чаще генерирует куда больше вопросов и сложностей, чем устраняет. И вместе с тем, не отвергнутый, не оспоренный и не осыпанный возмущением - чёрт, да он даже пощёчины не получил, только... какое-то своеобразное принятие, даже не одобрение. Джеймс дозволял, но больше никак не реагировал на него и его действия. Да, словесно он сам ему запретил, потому что любая колкость или злоебучий сарказм ирландца вывели бы его из себя, нарушили таинство момента. Но и руки Мориарти не коснулись его, и ни один лишний звук не слетел с тонких губ. И тем не менее, давало ли ему это право без стеснения его касаться?

   Моран думает о том, что ему страшно хочется в ответ на эту реплику притянуть Джима за талию и сначала в третий раз за вечер поцеловать, а потом бросить, направившись в закусочную своим широким быстрым шагом. И пусть его более миниатюрный шеф догоняет как хочет. Но это подчёркнутое недорасстояние между ними в контраст интимному жесту разделения сигареты, этот светский тон и искрящаяся двусмысленность в следующей реплике говорят ему, что нет, пока хватит. Он не будет простой добычей - в конце концов, Мориарти обычно держит азарт, задор, он играет с Себастианом, добиваясь его реакции, провоцируя и отступая обратно. И в эту игру совершенно точно могут играть оба, тем более, что полковник не уверен, что будет с этим интересом и ним самим, когда брюнет получит наконец то, что хочет...

   - Я всегда голоден, Джим, - глухо отзывается снайпер, бросая под ноги окурок и коротко туша его проворачиванием подошвы джорданов, а потом делает шаг вперёд, почти наугад выбирая направление.

   Фраза полнится той же двусмысленностью, отбитой им, словно подача теннисной ракеткой. И делай ты с этой репликой, что хочешь, чёртов ирлашка, понимай так, как больше нравится и выгодно тебе.

   Burger King не должен быть далеко - в паре кварталов от них, вроде, был круглосуточный. Да и полковник предлагал эту авантюру с совместным походом перекусить больше для того, чтобы отвлечь и проветрить шефа. Четыре стены замкнутого пространства душной квартиры плохо влияли на его сознание и общий психологический фон. Себастиану нельзя было отлучаться больше, чем на сутки. Как не делать этого впредь?

   {Будет ли это "впредь" после сегодняшней ночи, Сэб?}
   Да отвалишь ты или нет.. Не торопи события. Ночь ещё молода, а он переменчив.
   {Того, что ты уже позволил себе сегодня, достаточно.}
   Для чего?
   {Для всего. Он уничтожит тебя, Сэб. Разрушит до основания.}
   Да было бы что разрушать.

   Ты же знаешь.
   Разве нет?

   Всё происходящее последние часы плохо влияет на Морана тоже - на его восприятие себя, на основы их с Мориарти взаимодействия, на уровень душевного спокойствия и адреналина в крови.

   Да, определённо. НЕЗАБУДКИ. Вот, о чём он думал и что представлял, когда целовал Джеймса в лифте - об этих мелких синеватых полевых цветах. Почему? Да хрен его знает... потому что скопления соцветий среди травы похожи на россыпи звёзд. Потому что он с далекого детства любит их тонкий, не всегда уловимый аромат. Потому что они, как и Мориарти, необычны при всей своей внешней простоте. Потому что Джима невозможно забыть.

   Бросая взгляд на идущего рядом шефа, снайпер фыркает и почти произносит вслух внезапно пришедший в голову вопрос. Кто из них кого ведёт на свидание? А он всё больше и больше уверяется в том, что это оно самое. Пусть и кривое, искажённое, пусть и односторонее, но уж очень похоже. Так кто? Да, инициатором был он, Себастиан, но технически все его деньги принадлежали консультанту. Вот и получается, что пока Моран не заработает чего где-нибудь на стороне, это всегда будет слишком забавно.

   Почему же ты так уверен, что будет это всегда?

   Он снова коротко разглядывает профиль Джима. У Себастиана Морана не было как таковых свиданий. Всех этих совместных походов в кино или кафе, прогулок по парку, цветов и шоколадных конфет в коробках в форме сердца. Разве что, может быть, в школе, потому что тогда такие фокусы весьма эффективно помогали затащить в постель. С возрастом в большей части этой мишуры необходимость отпала. Моран никогда не встречался с объектом своего плотского интереса больше пяти раз. Разве что девушка была ну о-очень удобной, но и с ней всё заканчивалось после реплики "Сэб, почему бы тебе не..." По большому счёту, с Джимом Мориарти его связывали самые длительные отношения в его жизни. Дольше Себастиан знал только мать.

   Идут консультант и снайпер неспешно, можно, в принципе, даже особо не смотреть под ноги, поэтому полковник чуть задирает голову и поднимает глаза вверх. Да, ранее сегодня брюнет был прав - он коротает иногда время, проводимое в засадах или ожидании выстрела, отвлекаясь от беспрестанного созерцания клиента в прицел. Но не для того, чтобы плести узоры на своих руках, нет. Он поднимает винтовку к небу. Или достаёт бинокль. Эта оптика слишком примитивна для подобных целей, но всё же и она значительно лучше невооружённого взгляда, постоянно упёртого исключительно в пол. В широком смысле.

   Он и раньше, до периода М, подолгу смотрел на небо, и в детстве, и в особенности после того случая в Индии. Но раньше небо для него всегда было пустым. Далёким, огромным, бессмысленным и безжалостным, безразличным. Сейчас оно во многом оставалось таким же, с той лишь разницей, что теперь на него оттуда смотрел...

   - Джеймс, - Себастиан тихонько зовёт босса, убирая руки в карманы свитера и чуть оттягивая полы. - Что ты видишь, когда смотришь на них?
[AVA]http://s6.uploads.ru/aTtsj.png[/AVA][NIC]Sebastian Moran[/NIC][STA]you shut up[/STA]
[SGN]

With nothing useful to say and no one to listen to it
Filling the deep with the pain, I slowly sink into it
Consider questionable things to try to get me through it

http://s3.uploads.ru/m61q0.gif

[/SGN]

Отредактировано Jim Moriarty (2016-02-21 07:13:51)

+1

36

[NIC]Jim Moriarty[/NIC][AVA]http://i.imgur.com/NC1AOrd.gif[/AVA][SGN]

Sinnerman where you gunna run to
Sinnerman where you gunna run to
Where you gunna run to
All on that day

http://i.imgur.com/dj0mWiJ.gif

[/SGN]

Никотин прочищает мозг ударной взрывной волной, и Джим чувствует, как слегка ведет голову от этого ощущения. Только вот все равно кажется, что какая-то его часть так и осталась сидеть там, в лифте, на холодном полу. Потому что прийти в себя окончательно так и не получается. Фантомное ощущение пальцев Себастиана, сомкнутых на его шее – еще немного, еще сильнее, и уже невозможно будет сделать очередной вдох – все еще никак не желает отпускать. В крови вовсю бушуют оттенки жгучего и выжигающего насквозь адреналина и непоколебимой, стойкой уверенности в том, что полковник ни за что ему не навредит – этот контраст взрывается в голове оглушительными взрывами сотен тысяч Хиросим. И Джиму кажется, что Моран даже сейчас может с легкостью прощупать биение его пульса под кожей, и для этого ему не нужно лишний раз прикасаться к нему; может прочувствовать, как эта тонкая нить пульса сбивается с отлаженного ритма, грозя вырваться наружу в любую секунду.
И в тот момент, когда их пальцы соприкасаются – на короткую мимолетную долю секунды – Мориарти чувствует, как его в буквальном смысле перетряхивает, как от сильно разряда тока, прокатившегося по всему телу. Пальцы полковника теплые в контрасте с вечно холодными ладонями Мориарти. И Джим делает глубокий вдох, насколько хватает легких, и так же медленно выдыхает, пытаясь тем самым хоть как-то привести мысли в относительное подобие порядка.

[Сейчас они находятся близко друг к другу. Но мысль о том, что они могут быть еще ближе, в буквальном смысле вжимаясь и вплетаясь в друг друга, все никак не отпускает, врезаясь в подкорку мозга и распространяясь в голове подобно ядовитому газу.]

Джим засовывает руки в карманы джинсов и кидает взгляд на Себастиана, когда тот отзывается на его вопрос – но он успевает выхватить лишь его спину.
А в голове рефреном начинает звучать одна и та же фраза – будто мало бесконечного круговорота образов и картинок.

Я всегда голоден.

Джеймс коротко облизывает губы, чуть медля, прежде чем развернуться на пятках и, прибавив шагу, нагнать Морана.

Я всегда голоден.

И он чувствует, как от этой фразы внутри возникает какое-то тянущее щекочущее ощущение – предвкушение. Азарт. Желание, расцветающее искорками на самых кончиках пальцев и заставляющее срываться на слегка нервную и дерганную походку. И Джим понимает, что это стоит того, чтобы идти до конца – наперекор, напролом и всему вопреки.

[Потому что полковник стоит того.]

И Мориарти не обгоняет Морана, чтобы вышагивать на несколько шагов впереди него, как обычно он делает это – по какой-то уже устоявшейся привычке. Нагнав его, он все так же продолжает идти рядом с ним, невольно начиная идти с ним в ногу, неосознанно выверяя и синхронизируя их темпы ходьбы. Полковник идет медленно и неспешно, словно с каждым шагом распространяя вокруг себя концентрированной спокойствие и равновесие – и сам Джеймс, вынужденный в какой-то момент отбросить подальше всю свою зародившуюся под ребрами нервозность, невольно подстраивается под этот шаг, хоть поначалу и кажется, что ноги какие-то ватные и вовсе даже не его.

Джим вдруг осознает, что совершенно не имеет понятия, в правильную ли они сторону вообще направляются – но вникать в это не хочется. Не хочется нарушать эту уютную атмосферу молчания, что царит между ними, пока они идут вот так, практически нога в ногу, бок о бок.
И есть в этом что-то отчасти незнакомое и неизведанное для Мориарти. Равенство – вкупе с тем шатким и балансирующим у самого края равновесием, которое словно проступает из густого тумана каждый раз, когда Себастиан находится в непосредственной близости от него. Джим привык к тому, что практически перманентно его окружают заурядности. Те, от которых его скука, Скука начинает бесноваться и опасно шипеть. Те, которые даже не стоят того, чтобы тратить на них свое время.
Полковник же невероятно вписывается в его шаткую и хаотично-беспорядочную картину мира при всех своих контрастах – и Джеймс не может даже сказать точно, когда же тот успел мимикрировать окончательно, подстроиться  и стать неотъемлемой частью. [Потому что кажется, что Себастиан всегда находился где-то рядом. И так будет всегда.]

– Мм? – запоздало и слегка рассеянно отзывается Джеймс, отвлекаясь от сбивчивого хода своих рваных мыслей. Он замедляет шаг и задирает голову вверх, в конце концов, окончательно замирая на месте. Не будь лондонское небо настолько отравлено смогом и электрическим отсветом миллионов рекламных вывесок, фонарей и прочего наружного освещения, звезды бы проступали на небе куда ярче и пронзительнее. Но небо сейчас на удивление ясное, и можно даже разглядеть робкие переливы звезд где-то там, в необъятно-глубокой вышине.

Джеймс тихо фыркает себе под нос и коротко скользит языком по губам, делая глубокий вдох и на несколько секунд зажмуриваясь так сильно, что внутренняя сторона век расцвечивается яркими хаотичными бликами.

– Знаешь, Себастиан, – начинает он, открывая глаза и обращая свой взор на Морана с легким оттенком улыбки в уголках губ. Тот уже успел опередить его на несколько шагов, и Джим неспешно приближается к нему, негромко продолжая: – Романтик во мне ужасно хочет признаться тебе в том, что в этих звездах ему отныне всегда будут теперь видеться веснушки на твоих руках, – на секунду Мориарти чуть прикусывает губу, скользя взглядом по предплечьям Себастиана, прикрытых сейчас [дурацкой] одеждой. – И лучше бы тебе, полковник, забыть все это и сделать вид, что ты его сейчас не услышал.
Джим чуть хмыкает, подходя к полковнику и замирая прямо перед ним – как тогда, в лифте – и несколько секунд задумчиво всматривается в его лицо.

– Иногда мне кажется, что мне не хочется видеть и половины всего того, что я вижу на самом деле, – чуть понизив голос, добавляет он, глядя в глаза Морана, которые даже в полумраке улицы отливают яркой лазурью. – Знаешь, Бастиан… Всякий раз я вижу эту небывалую громаду над головой – и всякий раз представляю всю эту чертовски огромную Вселенную, что находится за пределами человеческого глаза. И понимаю, что как бы я ни пытался прыгнуть выше своей головы, всегда будет что-то, что будет намного выше меня.
Замолчав, Мориарти несколько секунд обводит взглядом лицо своего полковника и фыркает, дергая уголком губ.

– Это тоже можешь забыть, Себастиан… Или не забывай, как хочешь, – пожав плечами, произносит Джим, вдруг на мгновение обращая свой взгляд в сторону и всматриваясь в темноту улицы. А затем, вновь глянув на руки Морана, скрытые под одеждой, добавляет с легкой улыбкой, чуть шаркнув ногой об асфальт: – Но, все-таки, твои очаровательные веснушки я тоже теперь буду в них видеть

+1

37

.
   Зачарованный звёздами полковник не сразу понимает, что Джим слегка отстал. Но вот отсутствие ореола тепла по левую руку от него начинает ощущаться остро, и Себастиан опускает голову, чтобы понять, в чём дело, а потом и вовсе останавливается и оглядывается назад. Мориарти стоит посреди дороги и, задрав голову, разглядывает раскинувшийся над ними небосвод - зрелище, которое Морану ещё, пожалуй, не доводилось наблюдать. Уж совершенно точно не в таком варианте.

   Джим Мориарти - непостижимая для него сущность, заключённая в человеческую оболочку и томящаяся в ней. Жестокая, беспощадная, опасная во всех смыслах и на всех слоях восприятия, но вместе с тем болезненно хрупкая и утончённая. Неспособная принимать окружающих её людей, отталкивающая социум в той же степени, в которой и сама отвергнута им, но воспринимающая и ценящая куда более тонкие материи, к которым оказывается чужд весь остальной мир. И периодически - как сегодня - эта сущность страдает от ограничений, оков, которые накладывает на неё человеческое тело. Его безумие, его Скука - прямой результат конфликта, диссонанса между его способностями, тем, что он есть, и возможностями сосуда, в который он заключён.

   Джим Мориарти для многих - Паук, завоеватель, консультант или большой босс, а для большинства обычных людей он даже не слух, он безымянное представление, страх, ужас ночных улиц, пугающая возникновением позади себя тень. Себастиан же сегодня, стоя на кухне, вдруг понял, что для него такое Джим, но, кажется, только сейчас, глядя на него смотрящего на звёзды, наконец смог правильно подобрать слова.

   Для отставного полковника армии Её Величества - боже, храни Королеву - Себастиана Морана Джеймс Мориарти - уникальное сокровище, редчайшей красоты и удивительной хрупкости, к нему даже сравнение не подобрать. Но сокровище нестабильное, разрушающееся изнутри, опасное для самого себя и окружающих, поэтому оно царапает Себастиана своими острыми гранями - царапало до этого момента на кухне и будет царапать впредь, возможно, даже ещё сильнее, чем прежде. Однако от того не менее ценное, и полковник знает, что сбережёт его любой ценой.

   Тем временем ирландец подходит ближе - снайпер молча следит за ним взглядом и, когда Джим вдруг произносит обескураживающую фразу о его, Себастиана, веснушках среди звёзд, он вздрагивает и чуть приоткрывает рот. Теперь его очередь замереть на полувдохе и чем-то вроде силы воли не дать глазам выдать весь заполнивший его шок. Концепция Мориарти-романтика никогда не возникала в его голове, потому и уложиться в ней этому сочетанию хотя бы просто стоящих в одном предложении слов невероятно тяжело. Да и брюнет тут же почти сводит весь эффект на нет, мягко, но приказывая Морану всё забыть.

   Как скажешь, Джеймс. Конечно же, я ничего не слышал.

   И он продолжает молчаливо следить за перемещениями консультанта вокруг себя, словно бы они на мгновение поменялись ролями и теперь он - центр, а Мориарти - спутник, вечно, но тщетно пытающийся его догнать. Эта смена кажется ему странной, непривычной, а накладываясь на только что произнесённую фразу - себя ведь не обманешь, он слышал её и первичное впечатление шока выжгло её смысл где-то глубоко внутри, - она даёт повод думать, что границы меж ними, до того чёткие и ясные, непреодолимые, всё же стираются, смещаются, смазываются. Ураганом эмоций, ощущений и плещущейся в их телах химии смешиваются и растворяются, позволяя их раздельным, а подчас и противоположным вселенным хотя бы соприкоснуться. Хотя бы чуть-чуть.

   - Иногда мне кажется, что мне не хочется видеть и половины всего того, что я вижу на самом деле, - уже значительно тише говорит Джим, стоя от него в непосредственной близости, и Себастиан понимает, что вот теперь он услышит настоящий ответ. А не этот нонсенс о веснушках. Что за глупости, Сэб? Конечно же, нет.

   {Граней у Джима много и все они острые.}

   Он говорит о пространствах, что скрыты от примитивного человеческого взора, о тех вещах, что невозможно увидеть с поверхности планеты ни в один телескоп, о том, что лежит за пределами - о том, что принято называть глубоким космосом, - и дальше, много-много дальше, потому что - Себастиан знает - в отличии от любого другого человека на Земле, его Джим может охватить и увидеть всё. И полковник чувствует, как у него кружится голова от попытки представить подобное, но не зря для всех остальных оно зовётся непостижимым - оно слишком огромно. Так что Себастиан оставляет это занятие, лишь вслушиваясь в бархатный голос с ирландским акцентом и различая в нём на самой грани скрытые оттенки досады, раздражения и слегка искажённой боли.

   Тишина снова повисает между ними, и пока Себастиан пытается подобрать какие-то слова для ответа, Джеймс умудряется перечеркнуть и это тоже.

   - Это тоже можешь забыть, Себастиан… Или не забывай, как хочешь.

   Мориарти пожимает плечами и отворачивается, и полковник не упускает этой возможности, чтобы дать себе слабину и болезненно поморщиться от этой реплики. Потому что она вдруг задевает.

   {Острее во всей Вселенной ничего нет.}

   Но вот ирландец возвращает к нему свой взор, разве что глядит не на лицо - и слава богу - а на руки, позволяя Себастиану побыть и внешне несчастным ещё пару секунд, прежде чем он снова всё спрячет глубоко, чтобы никогда не возвращаться. А Джим снова говорит о веснушках, и одна рука полковника как-то сама собой покидает карман. Как-то внезапно неуверенно - это после той сцены в лифте, а, Сэб? - замирает на полпути, но потом всё-таки осторожно обхватывает запястье ирландца и не слишком настойчиво, но достаточно однозначно тянет его руку вверх, тоже вынимая из кармана джинс.

   - Говоря о вещах, которые лучше сразу забыть.. - так же в полголоса произносит Моран, делая полшага вперёд и скользя пальцами с запястья шефа в его ладонь, чтобы потом буквально взять его за руку. - Для кого-то ты всегда будешь выше любой необъятной громады, пусть она хоть тысячу раз полна звёзд.

   А затем он склоняет голову, чтобы как-то совершенно несуразно нежно поцеловать Джеймса в щёку возле самого уголка его губ. Полковник чуть сжимает его пальцы, несколько долгих секунд не отрываясь от кожи ирландца. Поцелуй с Мориарти под звёздами! Что за грёбаный чёрт... Но если бы у него с собой было оружие, Моран бы, не моргнув глазом, вышиб бы лампы в ближайших фонарных столбах, чтобы они не мешали им своим немилосердно разрушающим атмосферу жёлтым светом. Впрочем, это и не поцелуй вовсе - Себастиан за вечер уже дважды злоупотребил положением и рисковать в третий раз касаться губ шефа не решился.

   Взаимоотношения между ними и так уже были расшатаны до предела, они явно сошли с деловых рельс и теперь несутся непонятно куда, не разбирая дороги, отчего обоих швыряет то туда, то сюда. Удушение? Подчинение? Незабудки? Романтика? Звёзды? Это прикосновение на грани фола.. Перед ним(и?) незапланированно распростёрлась неразведанная территория, через которую  проходит чрезмерно много контрастов, как в них найти новый путь? Если Бермудский Треугольник Мориарти мог когда-либо стать ещё более запутанным, то, судя по всему, именно это и происходит сейчас.

[AVA]http://s6.uploads.ru/aTtsj.png[/AVA][NIC]Sebastian Moran[/NIC][STA]you shut up[/STA]
[SGN]

With nothing useful to say and no one to listen to it
Filling the deep with the pain, I slowly sink into it
Consider questionable things to try to get me through it

http://s3.uploads.ru/m61q0.gif

[/SGN]

Отредактировано Jim Moriarty (2016-02-22 14:31:27)

+1

38

[NIC]Jim Moriarty[/NIC][AVA]http://i.imgur.com/NC1AOrd.gif[/AVA][SGN]

Sinnerman where you gunna run to
Sinnerman where you gunna run to
Where you gunna run to
All on that day

http://i.imgur.com/dj0mWiJ.gif

[/SGN]

Прикосновения.

В обостренной до предела Вселенной Джима Мориарти эта категория тоже имеет свои нюансы – резко очерченные, подчас кривые и рваные. Эта категория существует в картине его искаженного мировосприятия – но сам Джеймс порой вкладывает в нее совершенно иные смыслы и идеи, нежели чем все остальные обычные люди.

Для Мориарти прикосновения – это что-то до крайности человечное.

Он привык быть для людей эфемерным понятием, вертящимся на кончике языка и сверкающим на периферии сознания яркой вспышкой. Привык быть бесстрастными ровными строчками на экране лэптопов и смартфонов. Быть просто именем – но таким, что разом пропадали всякие сомнения и вопросы по поводу того, кому это имя может принадлежать. Для большинства людей Джим привык быть всем и никем одновременно.
И только очень и очень ограниченный круг людей в курсе, что Джеймс Мориарти – это не просто набор букв, а вполне себе живой человек (?). Так, по крайней мере, кажется с первого взгляда.

И когда Себастиан прикасается к нему, перехватывая за запястье – это ощущается по-другому. Совершенно иначе, хоть полковник и касался его за этот вечер уже, наверное, несколько десятков раз.

Это – не то же самое, как когда Моран сжимал его горло, грозя в любую секунду [навсегда] лишить Джима очередного глотка кислорода – резко, порывисто, страстно. Не то же самое, как когда он же осматривал его тело на предмет возможных порезов там, в той квартире – судорожно, торопливо, нервно. И совсем не так, как в тот раз, когда полковнику пришлось вырубить Мориарти расчетливым ударом – нет-нет-нет, совсем не так.
Это прикосновение заставляет замереть на месте – напряженно и настороженно. Однако же желания вырвать тотчас же руку из этой и так не слишком крепкой хватки не возникает ни на единую долю секунду. Джеймс просто наблюдает за тем, как ладонь Морана скользит по его запястью, чтобы уже в следующую секунду взять за руку.

Собственные пальцы кажутся вдруг какими-то деревянными и как будто бы и не его вовсе – но Мориарти почти рефлекторно сжимает ладонь полковника в своей, внезапно словно бы завороженный и зачарованный. Слова Себастиана долетают с какой-то задержкой – и Джим не сразу понимает их смысл, но когда тот все-таки доходит до его затуманенного сознания, он лишь тихо фыркает себе под нос.

А затем он чувствует еще одно прикосновение. И это – уже поцелуй. Едва различимый, балансирующий где-то на самой грани ощущений – однако Джим все равно невольно вздрагивает, в первую секунду напрягаясь еще сильнее. А потом не остается ничего, кроме желтоватого отсвета фонарей где-то на периферии зрения, прохлады улицы, забирающейся под куртку, и на контрасте – ощущение теплого дыхания Себастиана на щеке с привкусом сигаретного дыма и какого-то его собственного запаха. Запаха, который Мориарти удается идентифицировать и различить именно в эту самую секунду, когда вся Вселенная замирает на полувдохе, тонко звеня нитями сотен тысяч созвездий.
И Джиму хватает какой-то ничтожной доли секунды, чтобы чуть сместить голову в сторону, всего лишь на несколько сантиметров – но этих нескольких сантиметров хватает для того, чтобы ощутить дыхание Морана на своих губах. А потом в голове не остается никаких мыслей, а вся Вселенная вторит единым белым шумом где-то на заднем фоне, когда Мориарти подается вперед, целуя Себастиана в губы.

Джим не знает, чем оправдать этот внезапный порыв – но что-то внутри него отчаянно разрывается на части от желания снова ощутить губы Морана на своих. Только уже немного по-другому, привнося совсем иные краски в это взаимодействие – потому что все те оба раза инициатором был не кто иной, как Себастиан. Возможно, Мориарти сейчас движет желание сделать все по-своему, [в очередной раз распробовать полковника] – но что-либо анализировать сейчас очень проблематично. И вместо этого Джим вдруг целует настойчивее, мимолетно скользя кончиком языка по нижней губе Себастиана, чтобы затем мягко, но ощутимо прикусить ее, тихо выдыхая.

И если бы в Мориарти имелась хоть какая-то толика рациональности, то сейчас бы она разрывалась на все лады и вопила автомобильными сиренами прямо на ухо. Но ничего этого нет и в помине – и поэтому Джим поддается этому внезапному порыву с такой легкостью. Потому что ему хочется. Хочется вырвать и свою толику контроля в этой изощренной игре. И поначалу Мориарти целует осторожно и медленно, словно смакуя это ощущение, чтобы максимально раскрыть этот вкус, что взрывается на языке, как шипучие конфеты или пузырьки шампанского. Джим целует осторожно и медленно – но он все же не может удержаться. И потому укусы становятся настойчивее, а в какую-то секунду даже болезненнее – и на кончике языка чувствуется тонкий и едва различимый привкус крови. Но совсем не тот привкус, которого и так было слишком много сегодня. Этот – совершенно другой.

И спустя несколько бесконечностей Джим, скользнув напоследок языком по его прикушенной губе, все же отстраняется от Морана – и лишь только потому, что в ушах уже начало шуметь от недостатка кислорода. Мориарти обводит взглядом лицо полковника, и вдруг понимает, что они все еще держатся за руки. В полумраке улицы, хоть и подсвеченной фонарями, веснушки на коже полковника все же различимы и напоминают хаотичные мазки краски. И когда Джеймс оглаживает большим пальцем тыльную сторону себастиановой ладони, ему кажется, что этим движением он случайно сотрет все эти разрозненные элементы созвездий.

– Знаешь, Бастиан, – начинает Мориарти, и голос его звучит немного хрипло, – я бы мог сказать, чтобы ты и это тоже забыл, – коротко скользнув языком по губам, добавляет Джим, хмыкнув и подняв взгляд на полковника. – Но я не буду этого делать.

+2

39

я понятия не имею, почему здесь именно этот трек...
[audio]http://pleer.com/tracks/139264633IBk[/audio]
Colombo & BBK – How We Breakin


.
   Себастиан сказал всё, что хотел {может, не совсем или вообще не так, как хотел, но он не мастер слова}, и сделал всё, что намеревался. Он не претендует ни на утешение, ни на то, что Мориарти вообще как-то воспримет эти слова. Они, как и прикосновение к руке, как и этот поцелуй в щёку - слишком человеческие, слишком простые, слишком обычные. А сам полковник слишком примитивен для своего босса, как ни крути и не изворачивайся. В лучшем случае Джим этого всего просто не заметит, может, обсмеёт, в худшем.. кто его знает? Разве возможно предсказать океан?

   По тому как напрягаются пальцы в его руке и в какого истукана превращается ирландец от его прикосновения уже становится понятно, что ничего хорошего ждать в конечном итоге не придётся. Эта реакция почти повторяет то, что стало с шефом после его поцелуя в лоб ранее на кухне. То же напряжение во всём теле, та же колкая ледяная тишина, внезапно расползающаяся от Джеймса вязким нефтяным пятном. Тишина, совершенно не похожая на ту, что была между ними пару мгновений назад, пока они просто шли к своей цели.

   {И надо же было тебе заговорить, Сэб?}

   Нежность, вот в чём дело.
   Че-ло-веч-ность.
  Что-то большее, чем замешанные на чистых инстинктах животная страсть и вожделение. Именно это вызывает такую настороженную реакцию. Будучи чуждым Пауку, оно отторгается им, что вполне естественно и даже очевидно. Почему он дважды совершил одну и ту же ошибку?

   Себастиан успевает несколько раз пожалеть о том, что он позволил себе поддаться этому мимолётному порыву, и даже обругать последними словами себя и свою проклятую принадлежность к человеческому роду. Все эти вещи действительно мешают, Джим прав. Они затуманивают рассудок и смешивают мысли, стоит лишь на секунду поддаться им и дать волю. Страшно представить, во что, по мнению шефа, он успел превратиться за этот вечер. Из безотказного оружия и прежде практически идеального телохранителя.. Во что?

   Влияние ирландца на Морана слишком велико, его жизнь и рассудок имеют слишком большое значение, а его безумие и вовсе заразно. Оно всё-таки стекло из его глаз по окровавленной тонкой руке, прокатилось по его пальцам, сжимавшим запястье снайпера, и заползло тому под кожу, вмешалось в кровь. Именно с тех прикосновений всё пошло наперекосяк и с каждым следующим шагом, с каждой последующей секундой, каждым поцелуем, Себастиан только закапывал себя глубже.

   И когда он уже собирается отстраниться от Джима, чтобы потом хоть как-то попытаться восстановить свой образ, спасти остатки прежней репутации, Мориарти вдруг перестаёт быть истуканом и ожив ловит его губы своими. Инициатива, идущая от консультанта, оказывается столь неожиданной, тем более в текущем контексте, что полковник на секунду даже широко распахивает глаза - наверное, больше для того, чтобы удостовериться, что ему не кажется и что Джеймса не успели подменить на кого-то другого за прошедшие пару мгновений. Но почти сразу закрывает их, увлекаемый этим поцелуем в совершенно другую, параллельную Вселенную, явно существующую на иных уровнях бытия. В первые моменты ощущения от соприкосновения их губ просто божественны. Чёртов ирландец и его сладчайший паучий яд, нейротоксин особого действия - парализующий не тело, но сознание, проникающий в самую суть.

   Вторая рука Себастиана подрагивает от желания прикоснуться к Джиму, а не висеть безвольной плетью. И, возможно, памятуя нелюбовь Мориарти ко всякого рода телячьим нежностям, ему стоило бы снова привнести какой-то элемент насилия в процесс, но.. Полковник какой-то своей частью, всё ещё способной мыслить, решает отдать этот поцелуй полностью на откуп шефу. У него было уже два своих подхода и теперь было даже банально интересно посмотреть, каком в этом деле он. Что у Джима происходит в голове в эти моменты - и хоть Себастиан всё равно не сможет постичь мысли консультанта, он хотя бы получит примерное представление о том, как он видит эту картинку.

   И ответ на этот вопрос находится почти моментально. Он взрывается на губе снайпера ослепительным ярко-жёлтым фейерверком и искрами рассыпается через нервные окончания по всему телу. Это чем-то напоминает процесс наблюдения сварки без защитных очков - если долго смотреть, можно сжечь ко всем чертям роговицу глаза. Если целовать Мориарти слишком долго, то можно, как минимум, остаться без губ.

   Джим кусает его сильнее, и Себастиан наконец ощущает во рту металлический привкус своей крови. Теперь ему точно крышка - красная жидкость, попавшая в бушующие океанические воды, несомненно, привлечёт акул. Он чуть болезненно морщится, но не отстраняется и не пытается вырваться - теперь его очередь довериться ирландцу так, как тот сделал в лифте. Вот только довериться Мориарти - совсем не то же самое. Безопасность и целостность Джеймса для полковника ценнее собственной жизни, сам же он для Паука - лишь придаток, пункт в строке расходов, отвёртка. Только очень уж наглая и своевольная отвёртка, которую, возможно, пришло время проучить.

   Это не первый раз в жизни снайпера, когда подобным образом кусают его губы, но обычно это делали женщины с ясным и вполне чётко озвученным затем намерением целенаправленно сделать больно, изувечить даже порой. Вот только для этого требовалось чуть больше решимости и сноровки, которых дамам, как правило, не хватало. Но которых у Мориарти - он ни на секунду не сомневается - хоть отбавляй. И из этого маленького момента проявления привязанности Моран может выйти абсолютно с любым набором ранений - в качестве наказания за проявленную слабость и нарушенные границы. И пусть Джим не прижимает его к стенке и не держит за горло - не физически, во всяком случае, - но Себастиан всей кожей ощущает как его собственное доверие к шефу звенит ультразвуком, словно хрустальный бокал от вибрации, что расходится от ирландца волнами с каждой новой каплей его агрессии, что медленно, но верно вползает в их поцелуй.

   Отчасти Морану даже нравится болезненная острота этого ощущения, потому что это тоже риск, риск на самой-самой грани - здесь и сейчас у него есть абсолютно чёткий и осязаемый шанс потерять всё. Или приобрести что-то. Джеймс Мориарти это всегда риск, и он всегда стоит того. Но вместе с тем, идя на невыносимом контрасте с теми мыслями и намерениями, в которых Себастиан пребывал, когда всё это начал, оно дезориентирует и выбивает почву из-под ног. Когда брюнет всё же отрывается от него с этой странной попыткой то ли прочувствовать максимум его крови, то ли зализать нанесённую рану, полковник как-то автоматически накрывает свои истерзанные губы свободной ладонью. И медленно, очень медленно стирает ей остатки крови, хмурясь внезапному поглаживанию руки, которой он всё ещё держит Джима, и его следующим словам.

   - Я бы мог сказать, чтобы ты и это тоже забыл, - говорит Джеймс, а его глаза улыбаются и на их глубине, отчётливо различимые пляшут черти. - Но я не буду, - заканчивает реплику Мориарти, и Себастиан позволяет себе чуть хищно улыбнуться уголком губ.

   The Game is {still} on.

   Выпрямившийся было полковник снова наклоняется, но на этот раз к самому уху консультанта:

   - Я бы всё равно тебя не послушал, - заговорщицки шепчет он в ответ и всё-таки реализует свою чуть более раннюю фантазию, медленно скользя языком по краю его ушной раковины и чуть касаясь при этом её и губами.

   И пусть он принадлежит великому и ужасному Мориарти безраздельно, пусть он всего лишь человек на фоне его гения, но пусть и Паук теперь знает, что он сам теперь его территория, хочет он того или нет. Даже если Морану придётся сгинуть в процессе этой игры, он всё равно так просто не сдастся и не уступит позиций. Теперь.

   - Идём, - полковник выпускает руку шефа, чтобы потом мягко взять его за плечо и направить в сторону их изначальной цели, - я двое суток нормально не ел. Ещё немного и тебе придётся тащить меня на себе.

[AVA]http://s3.uploads.ru/esYAq.png[/AVA]
[SGN]

With nothing useful to say and no one to listen to it
Filling the deep with the pain, I slowly sink into it
Consider questionable things to try to get me through it

http://s3.uploads.ru/m61q0.gif

[/SGN]

+1

40

[NIC]Jim Moriarty[/NIC][AVA]http://i.imgur.com/NC1AOrd.gif[/AVA][SGN]

Sinnerman where you gunna run to
Sinnerman where you gunna run to
Where you gunna run to
All on that day

http://i.imgur.com/dj0mWiJ.gif

[/SGN]

[audio]http://pleer.com/tracks/13958994w1dY[/audio]


Моран как-то криво улыбается в ответ на его слова, и Джим чувствует, как по спине сбегает стайка обжигающе ледяных мурашек, а под ребрами скручивается в узел тягучее предвкушение. Всего лишь пара реплик и многозначительный взгляд – и сразу же становится понятно по опасно сверкнувшей лазури на глубине глаз, что полковник все понял. И Мориарти почти может услышать, как утробно рычит зверь Себастиана, которого тот не так уж и часто спускает с поводка. Однако сегодня такое уже случалось – и Джим отчаянно борется с невыносимо ярким желанием коснуться пальцами меток на своей шее, которые все еще отчетливо горят на коже.
Джеймс уже знает, каким может быть полковник – резким, настойчивым, жадным. Страстным. И на контрасте с постоянным безукоризненно-ледяным спокойствием и самоконтролем эти эмоции искрят и взрываются оглушительными снарядами, дезориентируя и сбивая с толку. Заставляя впитывать каждую из них чуть ли не кожей – и раз за разом просить большего.

Но Мориарти никогда никого ни о чем не просит – в этой истории все происходит совершенно наоборот, и скрипучая гордость, что сидит где-то там, в ямочке у затылка, неумолимо стоит на страже своих собственных принципов. И потому Джим готов изводить и себя, и Морана этим тягостно-сладким ожиданием, подогревая нетерпение с каждой очередной секундой – до тремора в пальцах, до пересохших губ и сорванного дыхания. Джеймс никогда не просит – он выжидает. Выжидает с методичной терпеливостью охотника и дрожащей нервозностью пойманной в силки жертвы – две полярные грани, натолкнувшиеся друг на друга. Потому что сегодня Мориарти понял, что с полковником не может быть иначе – либо все, либо ничего. Хищник и его добыча в одном флаконе, которые сменяют друг друга с непреодолимой скоростью. Импровизация в чистом виде – каждый выбирает себе роль по ходу действа.
И когда Себастиан вновь наклоняется к нему, Джим невольно замирает как-то насторожено-предвкушенно, задерживая дыхание где-то на полпути. Мориарти не сдерживает довольной усмешки, когда смысл сказанной фразы доходит до него сквозь эту щекочущую поволоку шепота, от которого мурашки по спине начинают свой бег с новой силой. А потом Джим невольно закусывает губу, резко вдыхая воздух через нос. Потому что ощущение языка Морана, скользящего по самому краешку его ушной раковины – ощущение почти незаметное, но в то же время оглушительно отчетливое и выбивающее из легких весь воздух – заставляет рефлекторно податься вперед в естественном порыве то ли продлить это касание, то ли превратить во что-то большее.

Себастиан тоже играет – и правила у него свои собственные, порой не всегда перекликающиеся с правилами самого Мориарти. Но оттого и интерес с каждым очередным ходом подогревается все сильнее, ни на секунду не ослабевая, оттого и ожидание с каждым разом грозит выжечь до основания все жалкие остатки нервов и душевных сил. Крупицы разума уже давным-давно капитулировали перед иррациональностью разворачивающегося действа. И, возможно, уже давно можно было бы поддаться этому обжигающему и жаркому, что рвется наружу и искрит на самых кончиках пальцев – но Джим хочет узнать, как далеко им удастся зайти, прежде чем произойдет  тот самый взрыв, сметающий все подчистую и переворачивающий всю привычную Вселенную с ног на голову и обратно. Сколько еще ходов они сделают, прежде чем наплюют на все правила и принципы, поддаваясь порывам и желаниям, которые уже зудят в самой подкорке, растравляя и разъедая изнутри.

Шепот полковника словно оседает на коже, впитываясь под кожу и впрыскиваясь в кровь подобно сладкому яду. И в тот момент, когда Себастиан отстраняется от него, Джеймс, наконец, выдыхает воздух из легких, коротко облизывая губы и все еще чувствуя фантомный привкус крови Морана на кончике языка.

– Мне кажется или я слышу осуждение? – чуть вздернув бровь, отозвался Джим, кидая на полковника короткий взгляд и тихо цыкая языком. – Хочешь, чтобы я почувствовал себя виноватым? Мы же оба знаем, что это у тебя вряд ли получится, Себастиан.

Джеймс фыркает себе под нос, тем не менее повинуясь направлению, заданному Мораном. И только сейчас Мориарти может в полной мере ощутить и распробовать всю сюрреальность этой ситуации. Нет-нет, Джим не все время облачался в дорогие костюмы, дабы поддерживать свое перманентное амплуа криминального консультанта – бывали моменты, когда нужно было примерить на себя роль обычного Джима без послужного списка в виде десятков удачно провернутых сделок.
Но сейчас все эти игры с переодеваниями не являются частью какого-то изощренного плана – в этот раз все на самом деле обычно – насколько оно вообще может быть в случае с Мориарти. Однако одновременно с этим Джеймс понимает, что для них с Мораном все происходящее ничерта не обычно – и вряд ли все, происходящее между ними, станет когда-либо таковым снова, [если оно вообще было таким].

Дорога до ближайшего Burger King’а не занимает много времени, благо тот находится всего в паре кварталов – и все это время проходит в уютном молчании и тишине, которая в голове Джима прерывается лишь сосредоточенным движением шестеренок мыслей, которые не умолкают ни на секунду. [И, кажется, что присутствие Морана где-то совсем рядом заставляет их двигаться в десятки раз быстрее.]
Закусочная встречает их почти умиротворенной тишиной – хоть та и круглосуточная, но в такой относительно поздний час желающих перекусить здесь не так уж и много. Остановившись у стойки кассы, Джим, скрестив руки на груди, несколько секунд изучает меню с крайне сосредоточенным видом на лице, чуть прищурив глаза и прикусив губу. А затем, чуть нагнувшись, чтобы опереться локтем о стойку, наконец, делает свой выбор.

– Я хочу молочный коктейль. Клубничный, – с самым серьезным выражением лица резюмирует Мориарти, обращая свой взгляд на Себастиана. Потом, выпрямившись и практически молниеносно переключив эмоции, он вздергивает брови, улыбаясь уголком губ. – А остальное на твой вкус… Выбери сам, – неопределенно взмахнув рукой, добавляет Джим, разворачиваясь на пятках и отходя от стойки кассы, и бросает на ходу, не оборачиваясь – и голос его взлетает куда-то под потолок, взрываясь звонкими интонациями: – А я пока займу на место!

+2

41

.

   - Мне кажется или я слышу осуждение? - говорит Джеймс, и полковник широко улыбается, глядя себе под ноги.
__
__
__
   До сего момента ему и в голову не приходило, что Мориарти может быть забавным. Надоедливым, сволочным, занудным, невыносимым, жестоким, хаотичным, выводящим из себя - да. Но забавным? Способным вызвать искреннюю улыбку, когда ты приобнимаешь его за плечи на пустынной улице? Это что-то совершенно психоделическое и окончательно разрушающее рамки их обычного..? нет, привычного общения. Обычным оно никогда не было и изначально уже быть не могло. Оно всё такое странно органичное, медленно, но верно вплетающееся в его новое самоощущение.
__
   Подумать только - пара часов конвульсий и лихорадки, и вот теперь его рука, лежащая на плече шефа, уже не кажется ему чем-то диким, выходящим за рамки  {хотя, откуда в одном предложении с Джимом Мориарти идёт слово "рамки"?}, невероятным. Возможно, ему стоило бы забеспокоиться от того, на сколько легко он принимает всю искажённую природу и дисфункциональность этих новых оттенков их взаимодействия. От того, на сколько просто у ирландца выходит изменять его под стать себе, трансформируя  всё - от модели поведения до физиологических потребностей и вкусов. Впрочем, нет. Если хорошо подумать, Себастиан всё ещё предпочтёт женщину любому даже самому распрекрасному мужику, просто Джима... Джима тяжело воспринимать мужчиной. В привычном любому человеку смысле этого слова. Его тяжело воспринимать в контексте половых категорий и делений в принципе. Потому что, не смотря на наличие совершенно очевидных признаков, Мориарти прежде всего не человек, не физическая оболочка, а явление. Разве у явления может быть пол?
__
   Разве стоит задумываться хоть на мгновение о таких мелочах, когда рядом с тобой, пусть и облачённая в кожу да кости - да, весьма привлекательную даже по его меркам молочную кожу - сама Вечность? Ему дарована уникальная возможность прикоснуться к этой Вечности, заключить в объятья, попытаться закрыть собой от враждебных посягательств, защитить, огородить. В том числе и от разрушительнейшего воздействия самой себя.  Почему это для него так важно? Почему защитная составляющая его работы на Мориарти всегда превалирует над всем остальным, затмевая порой даже его невообразимую любовь к стрельбе и оружию, к тому моменту истины, когда меду ним и целью звенит воздух и остаётся только нажать спусковой крючок?
__
   Потому что ... потому что сколь угодно красиво, но убивать в конечном итоге может каждый. Для этого нужны лишь соответствующие условия - у кого-то они проще, у кого-то сложнее, у кого-то не складываются в жизни никогда. А вы попробуйте встать между всем миром и Бесконечностью. И пусть большую часть времени её приходится  защищать от самой себя {а может, как раз именно из-за этого}, но так Себастиан чувствует себя чем-то большим. Чем-то неизмеримо большим, чем кусок плоти и крови, безвольно лежащий под дождём в индийских тропиках, хоронимый покачиванием орхидей.
__
__
__
   - Просто констатация факта, босс, - он всё ещё улыбается, теперь уже глядя на расстилающуюся перед ними улицу и слегка сжимая плечо консультанта рукой. - Немилосердная реальность, грозящая обрушиться на твои плечи. Мы оба знаем, что ты меня не унесёшь...
__
   Дальше они идут молча. Полковник решает больше не искушать судьбу слишком личными вопросами, ответы на которые он не уверен, что хочет знать. Да и вообще, после всего, что им довелось пережить в присутствии друг друга за последние часы, это добровольное обоюдное перемирие выглядит более чем привлекательно.
__
   Себастиан просто вдыхает ночь, в тайне радуясь тому, что ничего страшного - действительно страшного - не произошло, что он успел вернуться домой и предотвратить дальнейшее развитие кризиса. Купировать приступ или что это такое было с его шефом в тех пустых четырёх стенах. Что скука выпустила сознание Джеймса из цепкой хватки своих лап, и её тиски более не сдавливают его сущность. Моран смотрит на звёзды и наслаждается столь редкими для себя минутами спокойствия, что он уже почти забыл, что такие существуют во вселенной - моменты тишины и какого-то изощрённого совместного звучания двух человеческих сердец... Джим Мориарти сколько угодно может быть Вечностью, Бесконечностью, олицетворением Мудрости прошлых поколений и последующих на много веков вперёд, но здесь и сейчас, в руках Себастиана, он очень даже человечен. И тело у него, к его, Морана, удивительному счастью и его же невыразимому сожалению, человеческое. Со всеми вытекающими из этого тонкостями, проблемами, условностями и болью.
__
   Твоя боль - моя боль.
   {Но не наоборот.}
   Как мне сказать тебе об этом, Джим?

__
   Он не знает. И не знает, нужно ли ему это. Но, вспоминая кухню и переплетение их ладоней, вспоминая пульс и ирландский, впервые - единожды за всё их знакомство - звучащий для него не оплеухой, не ругательством и не оскорблением, не с желанием унизить, но как-то совершенно иначе. Словно что-то важное, что-то лежащее под верхней, чёрствой, отталкивающей и смертоносной оболочкой Мориарти, что-то живое, нужное, почти просящее. Как лёгкий зов, оклик -

{Видишь ли ты меня, Себастиан?
Не Паука,
не Наполеона,
не консультанта,
единственного во всём мире,
проклятого своей уникальностью и тонущего в своём одиночестве.
Запутавшегося в оковах Скуки, сжимающей свои когтистые лапы на моём горле.

Видишь ли ты меня?}

   Вспоминая всё это, полковник понимает - нужно. Джиму это нужно, как никому другому. Смертельно. До истощения. Но он не может, никогда не сможет и, почти наверняка, не захочет напрямую это озвучить, позволить всему этому как-то иначе вырваться из оков своих рёбер, ставших ему самому клеткой. Себастиан обязан научиться и так понимать.
__
   Снайпер смотрит на ирландца, не замедляя шага, едва заметно прижимает его ближе к себе, на пару секунд утыкаясь носом ему в волосы, и коротко, очень коротко целует, закрывая глаза.
__
   {Напрягайся и настораживайся, обращайся в натянутую струну сколько хочешь, Джеймс Мориарти.

   I might not be like you.
   But I see you.
   And your pain is mine.}

  В закусочной почти пусто и обычно работающие на всю катушку телевизоры приглушены, выводя на передний план звуки лениво копошащейся кухни - шипение масла для картофеля, шкворчание котлет на плите, шуршание пакетов и упаковочной бумаги, постукивание насыпаемых в стакан кубиков льда. Они сразу идут к кассе, и Себастиан пропускает Джима вперёд, вставая чуть позади и принимая выжидающую позу, скрестив на груди руки. Он следит, разглядывает, наблюдает и запоминает - он никогда до этого не видел Джима таким. Не наигранно обычным, выдавливающим из себя какие-то совершенно не свойственные ему повадки и привычки, дурацкие фразочки, а естественным. Если к Мориарти вообще применимо подобное слово. Но он столь органично смотрится в своём нынешнем виде в стенах закусочной, что Себастиан на какую-то долю секунды представляет, что вот всё и есть так просто. Что нет никакого трупа дома в ванной, нет винтовки и зависшего задания вынести группировку оборзевших придурков в Бэксли, что нет никакого Паука и, соответственно, никакой криминальной Сети на весь город, тянущейся за ними неотрывным шлейфом, точно преувеличенно огромная фата у чрезмерной помпезной невесты. От этого становится до мурашек жутко, и Морану приходится резко стряхнуть наваждение, возвращаясь к созерцанию босса в нестандартной среде обитания.
__
   Полковнику приходится скрыть расползающуюся по лицу улыбку ладонью, когда он слышит фразу про коктейль. Мориарти оборачивается к нему с наисерьёзнейшим выражением лица, и всё, что может сделать в ответ Себастиан, это изо всех сил попытаться принять соответствующий вид, "смахнув" с лица эту довольную ухмылку движением руки. Но он не уверен, что получается в достаточной степени убедительно. Сарказм и, возможно, не вполне уместная игривость берут верх над здравым смыслом и инстинктом самосохранения, так что когда ирландец удаляется в глубь зала со словами о том, что он займёт им место, Себастиан просто не может сдержать закрытым рот.
__
   - Займи, займи, Джим... здесь же столько народу, вдруг нам некуда будет сесть, - проводив более миниатюрного брюнета взглядом и удостоверившись, что ничто и никто в помещении закусочной не представляет для него угрозу, снайпер обращает часть внимания на девушку, терпеливо стоявшую всё это время за кассой.
__
   А потом просто слегка улыбается ей, пожимая плечами, и она уже кивает в ответ, начиная выбивать что-то уголком карты на терминале. Викки - так написано на бейджике на фирменной рубашке кассирши - вполне себе расслышала реплику про коктейль и повторения ей не требуется. Разве что Моран уточняет, что размер должен быть максимальным. А ещё лучше, если порция вообще будет двойной.
__
   - И добавьте побольше мороженного, - понизив голос и доверительно наклонившись чуть вперёд над кассой, добавляет Себастиан.
__
   Затем он заказывает упоминавшуюся ранее картошку, две большие порции и пару бургеров. В основном себе, но если Мориарти вдруг приспичит, он сильно не расстроится - всегда можно заказать ещё. Рассчитавшись и отстояв обязательное время ожидания, Моран подхватывает поднос с едой и кое-как уместившимися на нём напитками и идёт искать шефа. По дороге он не упускает возможности выхватить из выложенной для детишек-посетителей горы картонных корон экземпляр для одного совершенно особенного ребёнка. Найдя Джима чуть ли не в самом дальнем углу - о, Себастиан ничуть не против подобного уединения у немногих присутствующих на виду, - он аккуратно ставит поднос на стол, а потом перегибается через него и надевает Мориарти на голову корону.
__
   - А тебе идёт, - задумчиво произносит снайпер после нескольких секунд молчаливого разглядывания босса.
__
   Потом довольно фыркает и садится наконец за стол, но не напротив шефа, а с ним рядом. Свидание или просто приём пищи, а он остаётся телохранителем и обязан следить за своим подопечным. С выбранного же Мориарти положения угол обзора оказывается более выгодным и полным.

[AVA]http://s2.uploads.ru/Svc6x.png[/AVA]
[SGN]

With nothing useful to say and no one to listen to it
Filling the deep with the pain, I slowly sink into it
Consider questionable things to try to get me through it

http://s3.uploads.ru/m61q0.gif

[/SGN]

Отредактировано Sebastian Moran (2016-02-26 10:50:45)

+2

42

[NIC]Jim Moriarty[/NIC][AVA]http://i.imgur.com/NC1AOrd.gif[/AVA][SGN]

Sinnerman where you gunna run to
Sinnerman where you gunna run to
Where you gunna run to
All on that day

http://i.imgur.com/dj0mWiJ.gif

[/SGN]

[audio]http://pleer.com/tracks/13975622lKzH[/audio]


И на какую-то долю секунды вся сюрреальность этой ситуации начинает давить на виски, и кажется, что все вокруг – просто смоделированная его покореженным сознанием искривленная действительность. Как если бы Джим все еще находился под скукой, Скукой. Как если бы он безнадежно затерялся среди этих двух реальностей – той, что ощущается под пальцами осязаемой шероховатостью, и той, что скребется в затылке, вытесняя все прочие более или менее осознанные и здравые мысли.
Это ощущение обрушивается на Мориарти девятым валом, ни с того ни с сего, заставляя замедлить шаг и практически замереть на месте. Взгляд устремляется прямо и в никуда, и дыхания становится катастрофически мало – только вот вдохнуть Джеймс почему-то не может. Ему кажется, что если он сейчас сделает хоть одно неверное движение, то вся реальность вокруг него неминуемо пойдет кривыми уродливыми трещинами, разрывая барабанные перепонки характерным скрипящим звуком. И все рассыплется на мелкие осколки, сотрется в космическую пыль давно погасших звезд – и Мориарти обнаружит себя, сидящим в коридоре на полу и сжимающим скальпель в руке, пока за стенкой, в ванной, истекает кровью освежеванный труп.

[Ему кажется, что это все произошло не пару часов назад, а, как минимум, в прошлом тысячелетии. Ощущения размытые и неясные, мерцающие сигнальными огоньками где-то на краю сознания. Но в чем Джим уверен абсолютно точно, так в том, что он не хочет, чтобы эти ощущения в ближайшее время приобрели более осязаемые черты.]

Джеймс, наконец, медленно делает несколько шагов и смотрит на свои ладони – будто все еще думает, что обнаружит на них чужую кровь – а затем сжимает их в кулаки, да так, чтобы ногти больно вонзились в ладонь. На языке чувствуется металлический привкус с примесью соли – он случайно прикусил щеку изнутри, пытаясь сбросить с себя эти навязчивые мысли. Мысли, которые сбивают с ног, пытаясь утянуть на самое дно этой непроглядной бездны, что всегда плещется где-то на глубине его глаз.

Джим Мориарти – бездна. Концентрированная боль, которая бОльшую часть времени находится в спящем состоянии, в пассивном ждущем режиме. Черная дыра, пульсирующая вязкой пустотой с чернильным привкусом. Черная дыра, которая в один прекрасный день поглотит саму себя, разрываясь оглушающе немым сверхсильным взрывом.

[И одиночество только заставляет эти метастазы боли расти и множиться, заполняя все внутри и вытесняя более или менее здоровые клетки.

Потому и нужен.

Нет, не кто-то.

Нужен  С е б а с т и а н.]

И Джим как-то немного нервно передергивает плечами, как при ознобе – словно стряхивая с себя остатки этого внезапно накатившего наваждения. Реальность, наконец, принимает свои привычные очертания, вливаясь в голову Мориарти размеренным гулом закусочной. И Джеймс поводит головой из стороны в сторону, выпрямляя спину и ускоряя шаг – прямиком к столику в самой глубине зала, словно по воле какого-то инстинктивного порыва.

В помещении и так немноголюдно, а в этой части так вообще нет никого, кроме Джима – и он, усевшись за столик, наконец, делает то, что хотел сделать вот уже последние полчаса так точно. Пальцы сами тянутся к собственной шее, на которой ясно и ярко чувствуются оставленные полковником засосы – красноречивые отметки, которые наверняка будут сходить, как минимум, неделю. Мориарти кривит уголком губ, а внутри кипит коктейль из самых разных мыслей и ощущений, начиная от легкого жгучего оттенка злости до незнакомого и тягучего ощущения принадлежности. Эти полярности сталкиваются, налезают друг на друга, смешиваясь и образуя то, что идентифицировать сейчас не так уж и просто – и вряд ли для них вообще найдется какое-то осмысленное название.
Полковник появляется через несколько минут – Джим успевает одернуть руку от своей шеи и принять непринужденно-ленивую позу, подперев щеку кулаком и внимательно глядя на Себастиана снизу вверх. И когда Моран что-то одевает ему на голову, Джеймс поначалу не может определить, что именно, потому как рефлекторно зажмуривается на секунду. Ну, конечно, и как он только мог забыть. Это же чертов Burger King – место, где с любым клиентом обращаются, как с королем.

– Думаю, уже давно пора обзавестись настоящей. Ну, знаешь, что-нибудь наподобие той, которую носит королеву, – вздернув бровь, отзывается Джим, поправляя одной рукой картонную корону на голове, а другой подхватывая стакан со своим молочным коктейлем. – Ты так не считаешь, мм? Мне кажется, лишней она уж точно не будет. Все-таки, бумажная корона из закусочной это немного не мой уровень, – деланно трагично вздохнув, добавляет Мориарти, снимая с себя картонный головной убор, чтобы аккуратно устроить тот на столе.

Приходится чуть сдвинуться, чтобы дать Себастиану усесться рядом – Джеймс фыркает себе под нос, откидываясь на спинку сидения и потягивая свой напиток – хотя, тот настолько густой, что едва проходит через трубочку. Идеально.
Склонив голову набок, Мориарти чуть искоса наблюдает за полковником – как-то не приходилось видеть его в подобной обстановке. Да и вообще, весь этот вечер просто искрит какими-то неожиданными поворотами и развитиями событий – и Джеймс не уверен, что может произойти в ту или иную минуту. Оттого по телу и разносится смесь возбуждения и все того же пресловутого предвкушения. Смесь, заставляющая Мориарти чувствовать себя чуть более взвинченным, чем нужно.
От холодного коктейля чуть сводит зубы, а на кончике языка оседает приторная клубничная сладость, которая на самом деле к клубнике не имеет никакого отношения – и Джим тянется за картошкой фри, подцепляя один кусочек и отправляя тот в рот. Голову разрывают самые разные мысли – Джеймс почти слышит скрежет шестеренок, что судорожно прокручиваются где-то там, в черепной коробке, с каждой секундой лишь убыстряя свой темп.

– Себастиан, – задумчиво тянет Мориарти, коротко облизывая трубочку и с пару секунд всматриваясь невидящим взглядом в пространство, а потом обращает внимание на полковника, поворачиваясь к нему боком и подтягивая под себя одну ногу, – а что бы ты сделал, если бы сейчас кто-нибудь вздумал прервать нашу милую трапезу и покуситься на мою драгоценную жизнь? Защищал бы меня с чизбургером наперевес?

Картинка вдруг представляется совершенно отчетливо – хмурый и сосредоточенный Моран, целящийся из пистолета и попутно откусывающий от бургера – и Джим едва может сдержать смех, потягивая свой молочный коктейль.

Отредактировано Richard Brook (2016-03-07 21:17:56)

+1

43

.
   - На твой уровень только терновый венок, Джим, - автоматически отзывается снайпер, пока не глядя на своего собеседника отворачивает край упаковки бутерброда. - И самое страшное - что он тебе тоже пойдёт.
__
   Себастиан упирает оба локтя в стол и откусывает от своей "добычи" приличного размера часть, задумчиво глядя куда-то в зал. Как такового прописанного символизма у терновой "короны" нет, но тем не менее по косвенным признакам она означает страдания, тяжёлый и мучительный путь просвещённого в окружающей его непроглядной мгле. Для Джеймса Мориарти - самое то.
__
   Полковник смутно представляет себе, что его шеф, будучи ирландцем, скорее всего был выращен в удушающей атмосфере болезненной религиозности и почти наверняка ненавидит все эти аллюзии. И всё же полностью избавиться от них в его отношении практически невозможно. Они просто роятся вокруг него, вопреки всякому желанию и здравому смыслу. Вокруг Мориарти вообще много чего роится, и Себастиан периодически оказывается задет, а то и засыпан с головой то одним, то другим.
__
   Вяло и скорее по привычке сканируя помещение взглядом, Моран утаскивает из пачки Джима пару палочек картофеля и ухмыляется сам себе. Ирония момента заключается в том, что теперь у него есть кола, но отсутствует ром. Нет в жизни счастья, видимо, всегда что-то на половину. Но хотя бы его ненаглядный босс целиком здесь. И вот как раз эта последняя мысль слегка настораживает - страшно вообще подумать, что взбредёт ему в голову, когда снова станет скучно.
__
   И, словно подслушавший его мысли, консультант вдруг обращается к нему в своей игриво-тягучей якобы ленивой и расслабленной манере.
__
   - Что бы ты сделал?.. Защищал бы меня с чизбургером наперевес?
__
   - Это Воппер с беконом.
__
   Себастиан не шибко задумывается над ответом. Он поворачивается к Джеймсу торсом и кладёт одну руку на спинку диванчика так, что его ладонь оказывается аккурат у того над плечом - опусти пальцы и дотронешься. Именно это и делает сейчас снайпер - позволяет пальцам свиснуть со спинки в сторону и как бы случайно улечься ирландцу на плечо, а потом наблюдает за реакцией, чтобы оценить, как вести дальше. Второй рукой, всё ещё опирающейся на локоть на столе, он держит поименованный бутерброд, совершенно серьёзно глядя на шефа.
__
   - Я бы забил нападавшего этим самым воппером. Представляешь, какая позорная могла бы быть смерть? Убит булочкой с кунжутом и котлетой сомнительного происхождения. А на лбу прилипла помидорка. И вообще - не каркай.
__
   Моран вскидывает брови и многозначительно откусывает от возможного орудия убийства ещё один кусок. На самом деле по-настоящему кризисных ситуаций в части опасности для Мориарти, исходящей от окружающей среды, до сего момента особо не возникало. И у него не было как таковой возможности полноценно проверить свои силы на этом поприще. Сему факту в немалой степени способствовала манера консультанта вести дела - удалённая, всегда через цифровые технологии или различных прокси, временами таким прокси был даже сам Себастиан. Но, несмотря на то, что полковник в себе уверен на все сто, он всё равно надеется, что подобной возможности и не представится никогда.
__
   Глядя сейчас на Джеймса, ему очень хочется попросить того об одной единственной вещи. Когда скука возвращается, когда с ним происходит что-то из разряда этого, как-то дать об этом знать. Но он не дурак и прекрасно понимает, что обращаться к боссу с просьбой бесполезно. Потому что Мориарти ни о чём подобном не просят - Мориарти вообще не просят, - потому что это слишком прямолинейно и просто, потому что очень много почему. Так что полковник лишь облизывает губы и возвращается к своей трапезе, снова переводя взгляд в почти пустой зал.
__
   - Как твоя голова? - всё же негромко и осторожно спрашивает он после нескольких минут попыток выбрать правильную формулировку.
__
   Это, пожалуй, самый интимный из возможных вопросов, которые можно было бы сейчас ему задать. Или вообще? Вопрос, вываливающийся из официально-деловой сферы общения и, наверное, даже слишком серьёзно вторгающийся в личную. Моран ни капли не надеется, что получит на него ответ, но всё равно считает, что хотя бы попробовать задать обязан. В принципе, большая часть их общения лежит где-то в иной плоскости, нежели слова, и это даже не чтение мыслей. Это что-то из области такой метафизики, где полковник Моран беспомощен, словно младенец, а потому даже не пытается найти определений или как-то это поименовать.
__
   Просто порой ему удаётся уловить, ощутить Джеймса, его настроения, ощущения и мысли, которые тому бы хотелось до него донести, но которые его вывернутая наизнанку натура не позволяет озвучить скучным человеческим языком. И всё же, чтобы полноценно понимать ирландца, Себастиану ещё только предстоит забраться тому под кожу {или хотя бы лечь на неё тонким слоем}, а поскольку это, возможно, только лишь впереди, пока что приходится воспользоваться унылыми словами.

[AVA]http://s2.uploads.ru/Svc6x.png[/AVA]
[SGN]

With nothing useful to say and no one to listen to it
Filling the deep with the pain, I slowly sink into it
Consider questionable things to try to get me through it

http://s3.uploads.ru/m61q0.gif

[/SGN]

Отредактировано Sebastian Moran (2016-02-28 04:10:29)

+1

44

[NIC]Jim Moriarty[/NIC][AVA]http://i.imgur.com/NC1AOrd.gif[/AVA][SGN]

Sinnerman where you gunna run to
Sinnerman where you gunna run to
Where you gunna run to
All on that day

http://i.imgur.com/dj0mWiJ.gif

[/SGN]

Джим не может сказать точно, в какой именно момент вся эта атмосфера сюрреальности становится само собой разумеющейся и такой естественной. Как будто бы они с Мораном каждый выходные выбираются в эту закусочную, каждый раз заказывают одно и то же и каждый раз садятся за этот столик чуть ли не в самом дальнем углу. Все обычно. И то, как Себастиан разворачивается к нему, и то, как он касается пальцами плеча Джима – все ощущается настолько естественным и обычным, что Мориарти позволяет себе раствориться во всем этом, забывая о настоящей реальности.

[Теперь уже вполне осознанно.]

Он ясно понимает, что сейчас можно и отбросить все это – за весь день произошло и так слишком много того, что едва не раскрошило его на части, уничтожая окончательно и бесповоротно. Уничтожая как категорию, как само понятие, опутавшее этот мир невидимой звенящей паутиной. Сетью. Потому что для Джима Мориарти самый злейший враг – это он сам. Именно с самим собой он периодически ведет выматывающую борьбу, грозящую временами полным и тотальным поражением – тоже самому себе. Вечное противостояние, в котором нет и не будет выигравших или проигравших.
Но сейчас с обеих сторон вывешены белые флаги – и хотя бы на некоторое время гарантировано относительно тихое перемирие. Хотя бы на некоторое время можно притвориться и умело сделать вид, что все обычно и этому шаткому равновесию ничего не угрожает. Пока что.

И Джим вдруг не может сдержать довольной усмешки в ответ на слова Себастиана о его неординарном способе убийства неугодных. Полковник та еще язвительная сволочь – хоть поначалу таким его было весьма проблематично назвать, потому как Моран по большей части предпочитал (да и предпочитает и сейчас) отмалчиваться, ограничиваясь лишь короткими фразами. Лишь спустя некоторое время, аккуратно и осторожно снимая слой за слоем, Мориарти удалось понять, кто же такой Себастиан Моран на самом деле. Но понять все же не до конца, не полностью – потому что этих самых слоев оказалось намного больше, чем Джеймсу казалось в самом начале.
Следующий вопрос полковника заставляет Джеймса невольно вздернуть брови, чуть приоткрыв рот в какой-то неясной тени смутного удивления. Он не думал, что Себастиан захочет спросить его об этом – ведь совершенно ясно, что на самом деле скрывается под этим осторожным и завуалированным вопросом. Этот вопрос слегка застает врасплох – Мориарти действительно не задумывался об этом – последние пару часов так точно. Слишком уж насыщенными те оказались, и все прочие, намного более сильные чувства, смогли окончательно вытеснить это ревущее ощущение беспросветной пустоты.

Голова? Да, знаешь, уже получше, Бастиан, – задумчиво произносит Джима, на пару секунд замолкая, и прикусывает губу, чуть склоняя голову и скользя взглядом по ладони снайпера, мысленно соединяя веснушки на коже в созвездия. А затем, подняв голову и невольно подавшись чуть ближе, Мориарти обращает все свое внимание на Себастиана, глядя тому прямо в глаза и словно чувствуя отрезвляющий ледяной холодок кристально чистой лазури. – По крайней мере, сейчас я в состоянии расслышать ход своих мыслей. А это уже неплохо, не правда ли?

Расслышать ход своих мыслей. Едва ли Джеймс может облечь в слова все то, что ежесекундно происходит в его голове – да и никогда и не получится это сделать. Потому что слова, что облекают его мысли, сидят совсем не впору, не по размеру – и даже вполовину не выражают все эти ощущения. Но именно эта фраза хоть сколько-нибудь в состоянии сейчас описать процессы, разворачивающиеся в его голове. Расслышать ход своих мыслей.

– А что насчет тернового венка – то я согласился бы только на позолоченный. Вот так вот, – потянувшись за картошкой, добавляет Джим, отпив из своего стакана. – Но, знаешь, что? Тебе бы он тоже пошел. Ну, окей – по крайней мере, один твой тезка уж точно такой венок себе заслужил по праву. Знаешь в честь кого тебя назвали? Ну, возможно, не специально, но все же, – заговорщически хмыкает Мориарти, потягивая молочный коктейль и выдерживая интригующую паузу, а затем, коротко облизав губы и театрально откашлявшись, начинает свой рассказ: – Давным-давно был такой святой Себастиан. Римский легионер. Может, знаешь такого? Милый был человек. Тайно исповедовал христианство, а в те времена с этим могли быть огромные проблемы. А стало это известно, когда двое его приятелей были осуждены на смерть за свою веру – в какой-то момент они тоже решили пойти за Себастианом. Он явился на суд, поддержал этих бедолаг вдохновленной речью и убедил их сохранить верность христианству. Ну, а дальше было совсем грустно. Беднягу все-таки поймали и истыкали его стрелами. А потом еще и камнями забили, – досадливо поморщившись, вздыхает Джим, сосредоточенно глядя на полковника несколько долгих секунд. – И, если честно, понятия не имею, зачем я тебе это рассказал и какая в этом мораль. Но у нас тут что-то типа светской беседы за стаканом молочного коктейля и колы, не так ли? В общем, ты у нас назван в честь римлянина-мученика, – чуть понизив голос, добавляет Мориарти, подвинувшись еще ближе к Себастиану – как будто бы кто-то в этой пустынной кафешке может их подслушать. – А, это значит, что ты, судя по всему, по определению мазохист.

+1

45

.

   Он ни на мгновение не надеется услышать ответ на свой вопрос, однако тот всё-таки звучит, и от этих слов, наложившихся на лихорадочный блеск карих глаз, у Себастиана по спине сбегают мурашки. Расслышать ход своих мыслей. Жутковатая фраза, как ни крути.
__
   На сколько он мог судить, у каждого человека в конечном итоге имелся свой собственный голос. Чаще всего того же пола, что и сама личность, им обладающая. Пусть и звучащий немного иначе, приглушённее или наоборот - звонче и ярче, но этот голос слышали почти все, когда читали про себя различные тексты. Этот голос частенько озвучивал самые яркие и важные мысли, не рождающиеся в голове исключительно текстом. Наверное, Джим имел в виду что-то похожее, но снайпер всё равно сомневался, что в его силах хотя бы попытаться представить себе, как могут звучать мысли Мориарти. Для него весь этот процесс напоминал скорее вечно работающий огромный завод, и дичайший гул миллионов механизмов, сливающийся в единую какофонию, он боялся даже вообразить. Так что, если Джим может расслышать в нём что-то.. Наверное, это и правда неплохо.
__
   А затем следует история на тему терновых венков. На реплике о том, что ему подобное украшение тоже пойдёт, полковник скептически морщится, но оставляет её без комментариев и просто слушает. Джеймс неожиданно разговорчив, а огонёк в глубине глаз начинает сверкать ярче, и это в какой-то степени завораживает, хоть в конечном итоге шеф и не обходится без очередной колкости, от которой Себастиан прикрывает глаза и в очередной раз мысленно жалеет, что во всё это ввязался.
__
   - В общем, ты у нас назван в честь римлянина-мученика. А это значит, что ты, судя по всему, по определению мазохист, - резюмирует Мориарти и наконец замолкает.
__
   Моран прекращает жевать и на пару секунд опускает руку с бутербродом на стол, всё ещё не открывая глаза.
__
   - Возможно, - всё же тихо отзывается он, замирая в такой позе. - Возможно, у тебя не остаётся иных вариантов, если с самого детства ты приучен лишь к боли, кроме как в какой-то момент научиться приветствовать её уж если не как наслаждение, то хотя бы как старого друга, - Себастиан открывает глаза и не моргая смотрит на Джима спокойным холодным взглядом голубых глаз. Он не знает, сколько всего и какие именно факты его биографии содержатся в досье, что есть у Мориарти, но это и не имеет особого значения. Чего у ирландца нет, он обязательно из полковника вынет так или иначе, вопрос только в том, бросит ли он его после этого пустой оболочкой или позволит оставить хоть что-то взамен. - Но я сильно сомневаюсь, что сэр Огастес учитывал подобное при выборе имени. А моя мать не могла.. 
__
   Он не заканчивает предложение, снова отворачиваясь в зал. Отчасти потому что не знает, что именно не могла его мать - так хорошо знать, что его ждёт? Быть столь религиозно подкованной и вместе с тем не чуждой этой извращённой иронии? Или быть на столько жестокой, чтобы придать его будущему этот багряно-красный оттенок кровавых пятен перед глазами и черничного комка скручивающейся внутри боли и обиды?
__
   Солнечно-рыжему Себастиану с чистейшими голубыми глазами пришлось очень долго распутывать этот клубок, прежде чем он смог наконец обратить его из точки своей слабости в источник неожиданной изворотливости и смертоносной физической силы. Он не был горой мышц, но был оплотом самоконтроля с чётким осознанием того, на что способно его тело и как использовать все его кажущиеся слабости (а на самом деле просто особенности) себе во благо. Сэр Огастес был в этом отличным учителем, превосходя его размерами и, соответственно, силой в несколько раз.
__
   - Интересно, что ты обращаешь внимание только на это, - снова подаёт голос Моран, откладывая воппер в сторону и опять извлекая из пакетика Джима две картошки. - Ты говоришь, этот твой святой был легионером. Может быть, дело в том, что я по определению - воин, боец. Я прошёл как минимум Афган, помнишь? А любой хороший воин, Джим, у которого есть, за что биться, скорее всего и должен быть отчасти мазохист.
__
   Он отправляет в рот картофельные палочки и медленно жуёт, глядя в никуда. Очень хочется замолчать: и без того уже сказано как-то чрезмерно много. Вдруг становится очевидно, что словесное общение с Джеймсом отчего-то даётся ему тяжело. Наверное, потому что в невербальном, состоящем из прикосновений, взглядов и - о, господибоже - поцелуев, тот не умудряется уместить столько едкой желчи, от которой хочется закрыться всеми возможными и невозможными способами. Даже когда брюнет кусает полковника до крови, это не вызывает у того ощущения перманентного желания сделать ему действительно больно, ткнуть его палочкой-словом ощутимее и желательно в самое уязвимое место, словно в поисках предела его прочности и возможных точек излома. Себастиан не знает, почему ирландец столь одержим желанием его сломать. Возможно, это часть его натуры. Возможно, естественная потребность личности.
__
   Чтож, полковник Моран, тебе просто не повезло.
   Как всегда.
__
   Но единственное, о чём он по-настоящему сожалеет, глядя в горящие глаза цвета горького шоколада, это о том, что некому будет собрать Джима, когда от него самого по воле консультанта не останется ничего.
__
   - Или дело в том, что часть с мазохистом тебе просто нравится больше? - вернув взгляд Мориарти, снайпер внимательно разглядывает его лицо, чуть склонив голову на бок.
__
   Для религиозно-символической беседы Джим сидит как-то уж слишком близко.

[AVA]http://s2.uploads.ru/Svc6x.png[/AVA]
[SGN]

With nothing useful to say and no one to listen to it
Filling the deep with the pain, I slowly sink into it
Consider questionable things to try to get me through it

http://s3.uploads.ru/m61q0.gif

[/SGN]

Отредактировано Sebastian Moran (2016-02-29 09:43:32)

+1

46

[NIC]Jim Moriarty[/NIC][AVA]http://i.imgur.com/NC1AOrd.gif[/AVA][SGN]

Sinnerman where you gunna run to
Sinnerman where you gunna run to
Where you gunna run to
All on that day

http://i.imgur.com/dj0mWiJ.gif

[/SGN]

[audio]http://pleer.com/tracks/11224064wzrQ[/audio]


Напряжение ощущается на самых кончиках пальцев – но не то мутное и душное, затапливающее легкие до краев и не дающее дышать полной грудью. Оно подобно тягучим завиткам сигаретного дыма – щекочет ноздри, слегка щиплет глаза и чуть похрустывает на зубах. Или же то просто крохотные кусочки не до конца растаявшего льда в его коктейле? Это напряжение покалывает затылок сотнями раскаленных иголочек, заставляя Джима едва заметно поводить плечами – весь спектр ощущений сосредоточен лишь на одном-единственном объекте, который здесь и сейчас представляет собой куда больший интерес, чем все прочее.
Внимание Мориарти в определенные моменты подобно флюгеру – и даже он сам не в состоянии отследить первопричины закономерностей, хоть как-нибудь понять, куда именно в тот или иной момент времени сместится его направление. И сейчас оно неумолимо стремится в сторону Себастиана, словно того окружает намагниченное поле, обладающее непреодолимым притяжением. Вектор внимания направлен лишь на эту поблескивающую лазурь, в котором потонули и растворились тысячи айсбергов и величественных льдин Северного моря.

[Словно Джим пытается заполнить этой синевой свою собственную черную дыру, что пульсирует своими разорванными и покореженными краями – но эта лазурь еще на самых подступах прекращается в мерцающую звездную пыль, мелькающую где-то на периферии сознания далеким отсветом. Где-то очень и очень глубоко внутри он жадно и неотвратимо желает испить ее до самого дна, испить до самой последней капли. Но тогда эта лазурь померкнет окончательно, оставляя после себя лишь смутно поблескивающее воспоминания.

А Джим этого категорически не хочет.]

И потому он ждет.

Ждет – и Моран чуть прикрывает глаза, немилосердно заставляя лазурь на глубине своих глаз скрыться под веками. Джеймс коротко облизывает свои губы и делает вдох, чувствуя на кончике языка смутный металлический привкус крови.
Ждет. И пока Себастиан молчит, Мориарти пытается в своей голове предугадать все возможные варианты того, как пойдет эта беседа дальше. Пытается – потому что на деле выходит совершенно иначе. И Джеймс не может сдержать промелькнувшей в уголке губ улыбки, которая почти сразу скрывается за трубочкой от коктейля. 
– Ну, все, ты меня раскрыл с потрохами, – деланно сокрушенно вздыхает Мориарти, закатывая глаза. А затем он снова глядит на Себастиана – и глаза его сверкают предвкушающим блеском. – Конечно же, эта часть мне нравится больше всего, а иначе бы я и не стал ее упоминать. И, да – может, я действительно уже знаю о тебе абсолютно все… Но все равно не все. Согласись, – прикусив губу, произносит Джим, выдерживая краткую паузу длиной в бесконечные пару секунд. – Что-то я не помню, чтобы ты мне сдавал сочинение на тему «Как я провел свой первый день в горячей точке». Давай лучше поговорим об этом. К чему нам все эти сухие факты твоей биографии, которые я уже и так давно знаю наизусть? – хмыкнув, добавляет он, постукивая пальцами по стаканчику с молочным коктейлем, и тоже чуть склоняет голову набок в ответном жесте, практически отзеркаливая Себастиана.

Он знает, что ступает сейчас в опасную зону, отмеченную кроваво-красным цветом. [Джиму просто чертовски нравится ходить по самому краю.] Он прекрасно знает, что еще полшага, и ничего уже нельзя будет изменить – и тогда либо придется со стороны смотреть за собственным падением, либо… Либо.

И это самое либо с вероятностью ровно в пятьдесят процентов подталкивает его к тому, чтобы продолжать идти по этому опасному краю, рискуя быть низвергнутым на самое дно этой бездны. Кончики пальцев холодит от выделившегося конденсата на стенке стаканчика – или их покалывает от все того же пресловутого предвкушения, смешанного с концентрированным тягучим напряжением, рассеянным в воздухе вокруг них.

– Ведь не сразу же ты стал бойцом в полном смысле этого слова. Расскажи, полковник, каково это было в первый раз, мм? – и Джим вновь понижает голос – так, словно говорят они сейчас вовсе не о войне. Воздух искрит от флера неприкрытой двусмысленности – и даже Мориарти понимает это, выдерживая трехсекундную паузу, чтобы тот успел раствориться в этой звенящей атмосфере. – Каково это – высматривать свою жертву в прицел винтовки? Держать палец на спусковом крючке за мгновение до выстрела? Ты нервничал тогда, Себастиан? Руки дрожали? – он практически выдыхает последнюю фразу, не сводя глаз с лица Морана, и, подняв свободную руку, пальцами касается его ладони на своем плече, на ощупь прослеживая выделяющиеся вены
– И что ты чувствовал потом – когда понял, какая сила сосредоточена на кончике пальца, скользящем по спусковому крючку?

[Почувствовал ли ты страх, полковник? Обычный человеческий страх, что преследует всех на уровне самых низменных инстинктов. Или же сразу отсек его за ненадобностью – как что-то ненужное. Как отсекают злокачественную опухоль, мешающую нормально жить и функционировать?

Почувствовал ли ты хоть что-нибудь?]

– И если все-таки порадуешь папочку ответом, – заговорщическим тоном добавляет Джим, глядя на Себастиана, чуть прищурившись, – можешь что-нибудь спросить и у меня. И я тебе даже не совру. Аттракцион невиданной щедрости от Джеймса Мориарти – только здесь и сейчас! – хмыкает он напоследок, отсалютовав своим стаканчиком.

+1

47

.

   Джеймс Мориарти - не человек. И потому глупо и бессмысленно мерить его человеческими категориями. Но в части их взаимоотношения полковник всё равно раз за разом совершает эту дурацкую однообразную ошибку, потому что как раз таки он - человек. У его личности тоже есть свои особые грани, свои условности, свои шрамы, изломы и искажения. Тем не менее, где-то в самом низу, глубоко-глубоко под ними есть.. всё ещё есть та, другая его часть, до сих пор живая, до сих пор уязвимая. Запертая до того на тяжёлый замок и надёжно охраняемая от любых посягательств.

   Почему у него никогда не было привязанностей ближе и дольше, чем на пару недель? Почему он не набрал за - шутка ли дело - сорок лет жизни друзей? Ни девушки, ни семьи, ни детей. Одинокий испещрённый эмоциональными шрамами тигр в каменных джунглях большого города. Он никогда никем особо не интересовался и никогда не придавал особого значения чьему-то ответному отношению к себе до Мориарти. Никогда ни о ком не заботился, кроме себя. До Мориарти. Всё было относительно просто и понятно, пусть и катилось ко всем чертям на дне бутылки. До Мориарти.

   После всё шло рябью. Джеймс придал его жизни вектор и осмысленность. Дал интересную и интригующую работу, бросил ему вечный вызов, постоянно поддерживающий его в тонусе на самом краю пределов и возможностей. Он эксплуатировал и учил его одновременно, выматывал, словно бы испивая душу, и вместе с тем позволял вырасти над собой и окружающими - как профессионально, так и духовно. Почти с каждым новым заданием Моран узнавал что-то новое о себе, о своей профессии, её смежных областях и о людях.

   Вот только природа Мориарти отнюдь не была созидательной, она имела в основе своей разрушение, она искажала и выворачивала наизнанку всё привычное. Посему Джеймс же посеял в душе Себастиана смятение, временами - как сейчас - всплывающее на поверхность и сводящее его с ума.

   Реплика про сочинение звучит забавно, и Себастиан фыркает, снова принимаясь за отложенный до того бутерброд. Беседа беседой, а всё ещё не до конца утолённый голод никто не отменял. Быть может, Мориарти и хватает одного коктейля с парочкой картофелин, чтобы наесться - в конце концов, он куда меньше своего снайпера, да и природа его биологического происхождения до конца не ясна - а вот полковнику как активному хищнику требуется восполнить затраченную энергию. Он снова фыркает, представляя себе, как сдаёт подобное сочинение и как быстро то отправляется в мусорное ведро - "Первый день в горячей точке" только звучит интересно и захватывающе. На самом деле ничего подобного в первом дне нет. Тебе просто страшно. До потери ориентации в происходящем. Страшно до тошноты и слепоты - панический ужас словно бы поднимается из самых глубин твоего существа, сметая на своём пути все попытки самоорганизации и дисциплины, он игнорирует здравый смысл и выветривает из головы все часы подготовки, а потом забирает у тебя последнее - способность владеть собственным телом , в качестве финального аккорда, будто накрывая бархатным чёрным саваном глаза.

   Моран видел, как это происходило со многими из его отряда, он чувствовал кожей их расползающуюся в стороны липкую панику, потому что любой хищник чувствует страх. Он читал всю эту чушь о том, что страх - естественный защитный механизм, базовая эмоция, сигнализирующая о наличии опасности и во многом обеспечившая выживание человечества во враждебной окружающей среде. Читал все эти истории, в которых мудрый и побывавший не в одной передряге главный герой говорит что-то вроде "Боишься? И правильно делаешь. Только так можно выжить." И считает их все невероятной чушью, созданной исключительно для собственного успокоения, чтобы примирить себя с одним элементарным фактом - что ты жертва. Себастиан же Моран - охотник и ему неведом этот страх.

   Давай лучше поговорим об этом.

   И Себастиан внутренне напрягается. Почти точь-в-точь как ирландец уже несколько раз до этого. У каждого из них есть свои точки, вызывающие эту реакцию непривычной настороженности. Мало того, что полковник вообще был совсем даже не из болтливых, они никогда до этого не поднимали военную тему с Джимом. Если подумать, с Джимом он вообще никогда не поднимал никаких тем - не того типа у них были отношения, - и звучавший уже этим вечером вопрос о браслетах на руках Себастиана был за все годы общения единственным личным, почти интимным, что консультант задал ему. Первым, когда ему был предан хотя бы малейший оттенок живого существа, способного иметь хобби и увлечения, а не просто инструмента решения сетевых проблем.

   Like he cared. Except - of course - he didn't. And Sebastian literally has to keep reminding himself of that plain and simple fact. He has to keep himself focused and never get carried away more than he managed to let himself do already. He has to always remember it's never really about him. Jim's just bored.

   Давай поговорим об этом.
   Каково это было в первый раз?

   Брюнет аж весь светится, наслаждаясь своим вопросом. Моран буквально чувствует, как ирландец практически вибрирует от какого-то странного возбуждения, совершенно далёкого от того, что витало между ними ранее. Он слышит эти вопросы и думает о чём-то совершенно своём - о настоящем первом разе.

   Да, он не сразу стал бойцом. Сразу он был полной противоположностью. Как бы стыдно ему ни было это признавать, но Себастиан Моран был рождён жертвой. Ну, или воспитан таковой до определённого возраста. Семантика. Крутите эти факты, как вам больше нравится, но суть была в том, что сначала он не мог даже толком постоять за себя. И его первый раз был другим. Он совершенно точно не был сухим фактом в досье Мориарти. Этот проклятый Паук даже не мог его знать. Потому что этот раз существовал только в памяти Морана-младшего. Он никогда не рассказывал об этом матери - потому что несчастной женщине лучше таких вещей было не знать; никогда не упоминал это сокурсникам в университете - потому что никто не заслужил достаточной степени доверия, чтобы услышать что-то действительно стоящее о жизни повесы-Морана; не обмолвился ни разу товарищам в армии - потому что существовали другие темы, более насущные, потому что даже там, в окопах, не нашлось никого, с кем Себастиан, даже перед лицом смерти, захотел бы поделиться чем-то существенным, важным.

   Джеймс Мориарти - король жизни, он правит теневым миром Лондона так эффективно и так долго, что полковник и не знает, было ли когда-то время, когда ирландец был другим. Хотя бы просто чуть уменьшенным в масштабах своего величия и презрения к остальному человечеству. Был ли когда-то в его жизни тот самый момент осознания своей мощи и силы? Как тогда у Себастиана, когда он сидел в ветвях дерева и смотрел на Дональда, вышедшего в свой двор прогулять пса. Дональда, что был на 4 года его старше и активно пользовался этим преимуществом, издеваясь и унижая мальчика в веснушках. Как тогда, когда он прицелился из рогатки и, будучи прекрасно осведомлённым о своей поразительной меткости - он тренировался ежедневно на бутылках и прочей мелочи во дворе отцовского имения просто от скуки, но мать его успехи пугали и расстраивали, -  он вдруг понял, что с такого расстояния, с такой резинкой в рогатке и правильно выбранным камнем, он легко может выбить Дональду глаз.

   

Сначала сердце у рыжего мальчишки начинает биться быстрее, а руки моментально потеют - что не может не сказаться на точности стрельбы и прицеливания, но об этом Себастиан думает в последнюю очередь. Он живо представляет себе, как острые грани попавшего в глазницу камешка разрезают оболочку, как из образовавшегося разрыва вытекает гелеподобное стекловидное тело. В первые мгновения ему кажется, что его сейчас стошнит, и он обязательно выдаст своё присутствие и расположение. А потом Дональд стащит его с веток и вывихнет ему что-нибудь, предварительно вывозив в собственной рвоте. Потому что, несмотря на то, что он всё-таки нашёл в себе силы забраться на это дерево, Себастиан Моран - жертва.

   Жертва своего отца, жертва обстоятельств, жертва слишком мягкого воспитания матери, жертва своего положения, жертва даже своего тела. И вот когда он уже почти готов выпустить из рук рогатку, чтобы зажать ладонями рот и глаза - вид вытекающего глаза на лице старшего мальчика всё ещё преследует его - что-то внутри с треском ломается. Или наоборот - наконец встаёт на своё место. Себастиан стряхивает оцепенение, меняет угол прицеливания и выпускает первый снаряд в глаз собаки. Пёс дёргается и затравленно пронзительно визжит. Рыжий только морщится и, когда хозяин бросается на помощь питомцу, делает второй выстрел. Камень чуть побольше бьёт тупой стороной аккурат во внутренний угол глаза Дональда и скорее силой неожиданности и испуга отбрасывает его назад. Будет синяк, будет даже отёк, возможно, контузия и последствия до конца непредсказуемы, ну а сейчас его враг повержен и в ужасе сидит на заду в траве, затравленно прикрывая голову и озираясь.

   Беззвучно спрыгнув с ветвей дерева, Моран подходит к своей жертве, высоко задрав подбородок, и впервые в жизни его глаза не распространяют тепло неба: они горят физически обжигающим льдом.

   Каково это - высматривать свою жертву в прицел винтовки?
   Держать палец на спусковом крючке за мгновение до выстрела?

   Полковник хмурится, глядя на Джима.

   Винтовка - не рогатка, но на удивление в основе лежит то же самое чувство, то же самое ощущение власти над человеком, находящимся по ту сторону прицела. Оставить Дональду глаз или сделать его слепым? Отобрать у ползущего через кусты солдата жизнь\руку\ногу\всё тот же глаз или пощадить его? Впрочем, на войне эта власть не  столь абсолютна, вернее, сосредоточена вовсе не в твоих руках. Решено всё было в другом месте, за многие километры от Себастиана, он и его руки, его глаза и винтовка как часть его лишь физическое выражение чужой воли. Моран был плохим сыном по определению, он был так себе итонцем и совершенно отвратительным оксфордцем - по призванию и собственному выбору. И именно по ним же он был отличным солдатом.

   Армия нравилась Себастиану, странным образом не вызывая в нём внутреннего протеста и желания делать всё наперекор. Здесь, в отличии от поместья Моранов, ценили успехи, здесь видели его, здесь пригодилась его меткость, моментально оставив позади всех соперников и соратников, моментально выведя его в своеобразную военную элиту - сделав снайпером. Он же был и самой главной целью врага, потому как уничтожение дальнобойных стрелков - первейшая задача во время сражения, но Себастиан видел в этом лишь будоражащий кровь элемент риска. Первый раз здесь.. Первый боевой раз...

   Ты нервничал тогда, Себастиан?
   Руки дрожали?

   Мориарти, кажется, подаётся всё ближе и вдруг касается его ладони на своём плече, а потом ведёт по ней пальцами, щекоча и завораживая. Собравшиеся было мысли развеиваются испуганной стаей ворон. Моран давно так не нервничал и у него давно не дрожали руки. Так, как сейчас. На краткий миг ему хочется тихонько скользнуть своей рукой выше по плечу и потом шее, запустить пальцы в его чёрные волосы и лишь чуть податься вперёд... И он почти это делает, но Джим продолжает болтать о своём, в очередной раз за вечер развеивая наваждение.

   Аттракцион невиданной щедрости, чтоб ему.

   - Из меня так себе рассказчик, - наконец сухо отзывается снайпер, дожёвывая последний кусок сэндвича, чтобы потом запить его колой. - Но если ты настаиваешь. Я предпочитаю не видеть в этом ничего сакрального - просто работа. Ни тогда, в армии, ни тем более сейчас, я не выбираю же.. Не я устанавливаю цель, строго говоря. В первый раз нас послали устранить вражескую колонну с припасами. Никто не знал, что мы там есть, в нас никто не стрелял, никто не угрожал моей жизни целенаправленно. Но я убил водителя. И второго. И третьего, - Себастиан развернул второй воппер и, критически осмотрев его с открывшихся сторон, сделал хороший укус. - Потому что это война, на ней убивают, на ней умирают. Идея в  том, чтобы всё время быть по другую сторону дула.

   Несколько следующих укусов он сделал молча, сознательно заставляя Мориарти ждать продолжения, либо поддаться своему нетерпению и влезть снова - интересно, с чем?

   - А на кончике пальца сосредоточена не столько сила, Джим, сколько ответственность, - говорит о снова, вытирая губы салфеткой. - За чужую жизнь, за чужую смерть, за свою совесть. Знаешь выражение "взять грех на душу"? Вот, вроде бы, все мы там были солдаты. Кое-кто до сих пор утверждает, что там, на поле боя, у нас нет выбора. Что приказ генералов ультимативен, и ты либо подчиняешься вопреки собственной совести, собственному мировоззрению и ценностям, либо идёшь под трибунал - вариант с получением пули между глаз или штыка меж рёбер почему-то не рассматривается. Пустая риторика - в окопах, под пулями, когда на кону твоя жизнь, от таком дерьме думать некогда. все эти заигрывания с совестью отчего-то начинаются потом, если ты выжил. - С секунду он молча разглядывает ополовиненный бутерброд и какой-то частью размышляет, понадобится ли ему ещё или хватит на сегодня джанк-фуда. - Я видел парней, отличных снайперов, которые потом не могли смириться с тем, что делали. Знаешь, как тяжело застрелиться из винтовки? - Себастиан вдруг поворачивается и смотрит прямо в карие глаза, а потом добавляет уже едва громче шёпота: - Или как тяжело расцепить пальцы, судорожно сжавшие ствол... То, на что способен палец, скользящий по спусковому крючку, Джеймс, это не сила. Это испытание. Ответственность. Выбор. Я отнимаю жизнь, ворую чужие души прямо у них из-под носа.

   Доев второй воппер, он комкает в руках обёртки от обоих сэндвичей и с пару минут раздумывает над предложением консультанта тоже ответить на вопрос. Любой вопрос. И это внезапно открывает перед полковником Мораном миллион и одну возможность узнать о пауке абсолютно что угодно. Что-то из огромного списка загадок и сомнений на тему Мориарти, которые когда-либо волновали Морана имело все шансы перейти из раздела "под вопросом" в "неоспоримый факт". Надо только правильно воспользоваться шансом, выбрать что-то самое интересное, самое важное, наверное, что-то из ряда вон. Разумеется, если принять за аксиому то, что он скажет правду.

   И я тебе даже не совру.

   Даже.

   Себастиан снова хмурится, а вопрос формируется как-то сам собой, автоматически делая все остальные наименее существенными и оставляя их далеко позади. Он знает, как ирландцу важно поддерживать визуальный контакт, для того есть что-то совершенно особенное и значительное в этом взгляде глаза в глаза. Морану и самому нравится смотреть в глаза Джеймса, для него самого этот контакт почти священен, потому как он даёт удивительное ощущение особой связи, близости и искренности. Наверное, именно поэтому сейчас он предпочитает смотреть в зал.

   - Как часто ты мне врёшь?

[AVA]http://s2.uploads.ru/Svc6x.png[/AVA]
[SGN]

With nothing useful to say and no one to listen to it
Filling the deep with the pain, I slowly sink into it
Consider questionable things to try to get me through it

http://s3.uploads.ru/m61q0.gif

[/SGN]

Отредактировано Sebastian Moran (2016-03-03 02:50:16)

+1

48

[NIC]Jim Moriarty[/NIC][AVA]http://i.imgur.com/NC1AOrd.gif[/AVA][SGN]

Sinnerman where you gunna run to
Sinnerman where you gunna run to
Where you gunna run to
All on that day

http://i.imgur.com/dj0mWiJ.gif

[/SGN]

[audio]http://pleer.com/tracks/4464609vffz[/audio]


Кто владеет информацией, тот владеет миром.

Этот принцип Джим Мориарти уже давно успел понять и сделать его одним из основополагающих в своей жизни. Крупицы этой самой информации он методично и кропотливо собирал по разным концам своей бескрайней паутины – что-то находил сам, что-то доверял выискивать третьим лицам. Просто однажды Джеймс понял, что в этом мире люди настолько сильно пекутся о том, чтобы заполучить в свое единоличное пользование деньги и власть, что напрочь забывают о простом факте. Не все в этом мире можно заполучить за деньги, и далеко не всегда они же и являются мерилом всех вещей.
Но мало владеть информацией – не менее важным фактором является правильное ее использование, умелое жонглирование фактами и деталями в угоду самому себе, чтобы потом при любом раскладе выйти победителем. И сейчас все это поблескивает капельками росы на паутине – стоит только поднять голову вверх и присмотреться. И Джим знает, что по щелчку пальцев может разыскать абсолютно любую информацию об абсолютно любом человеке – начиная от подробностей душещипательной биографии уборщицы в этой закусочной и заканчивая тем, какой туалетной бумагой пользуются в Букингемском дворце. Однако не менее важным фактором является ценность этой самой информации – не вся проходит фильтрацию и далеко не вся достойна того, чтобы быть сохраненной в архивах сети, Сети.

Личное дело Себастиана Морана, в прошлом полковника в отставке, а ныне находящегося на службе у первого и единственного в мире криминального консультанта, занимает особое место в его коллекции. Но, тем не менее, даже при большом желании Мориарти не способен собственными силами узнать, что же стоит за всеми этими фактами биографии за внушительным послужным списком. Не то, чтобы Джеймса так уж сильно интересовали чувства – так уж повелось, что эта категория всегда была для него какой-то побочной и второстепенной – но в случае с Мораном дела обстояли несколько иначе. То ли из-за того, что образ Себастиана просто кричал о том, что под этой вечно сосредоточенной и невозмутимой маской кроется самый что ни на есть настоящий зверь, то ли потому, что сам полковник изначально был куда более интереснее всех прочих обычных людей.

На мгновение Джеймсу кажется, что ладонь Себастиана, которой он касается своими пальцами, отзывается легкой дрожью – и он чувствует, как по его спине пробегает стайка мурашек, заставляющая чуть повести плечами, как при ознобе. И Мориарти кажется, что между ним и полковником на это краткое мгновение установилась цепная реакция, что они оба – как пара сообщающихся сосудов, спаянных между собой крепко-накрепко. Это ощущение стреляет в затылок своей неожиданностью и неоднозначностью  - и Джим вновь скользит кончиками пальцев по чуть вздувшимся венам на ладони Морана.
А потом, спустя несколько долгих вечностей, сосредоточенных на точках соприкосновения пальцев Джеймса с кожей полковника, Себастиан начинает свой рассказ выверено-неторопливый рассказ – хотя Мориарти успел на краткое мгновение подумать, что тот и вовсе решит отшутиться или съязвить в ответ в своей особой морановской манере. Джим был готов и к подобному раскладу и даже приберег для такого случая подходящую реплику. Но Себастиан отвечает на вопрос абсолютно открыто и, как кажется Мориарти, максимально честно – и этот контраст постоянной и перманентной закрытости и сдержанности и такой внезапной откровенности заставляет на какое-то мгновение удивленно вскинуть брови.

И Джим не перебивает полковника – хоть где-то глубоко внутри себя и борется с навязчивым желанием ввернуть какой-нибудь комментарий, подбавить собственных специй в этот рассказ. С какими-то мыслями Мориарти был бы совсем не прочь поспорить – однако что-то в повествовании Себастиана не позволяет ему вмешаться в эту выверенную канву рассказа, нарушить эту целостность. И даже когда наступает краткая пауза, позволяющая вставить что-то свое, Джим – на удивление даже для самого себя – не пытается воспользоваться этими несколькими секундами тишины. А потом полковник продолжает плести свою нить повествования. И Джим лишь молча слушает – и в какой-то момент вдруг осознает, что заслушивается этим размеренным, негромким и от этого чуть гулким голосом. И пусть Моран распинается о своем якобы посредственном таланте рассказчика сколько угодно – уж кто-кто, но Мориарти способен оценить это качество по достоинству.

Мориарти редко приходилось находиться по ту самую «другую сторону дула». Он всегда являлся тем, кто это оружие выдавал на руки и указывал, против кого его применить. И если снайперы наблюдают за своими жертвами с максимально дальнего расстояния, то Джеймс находится над всем этим, контролируя процесс откуда-то сверху, подобно Большому Брату или Всевидящему Оку. И дело было совсем не в том, что Мориарти панически боялся лишний раз марать свои руки – и отмокающий труп в ванной, кровь которого он лишь недавно смыл с себя, тому подтверждение – он привык мониторить каждый шаг и каждое действие, но будучи не вовлеченным в процесс непосредственно. Тот бедолага, что сейчас прохлаждался в ванной, был скорее ничем иным, как жертвоприношением во имя скуки, Скуки. Если же дело касалось каких-то заказов, то Джеймс предпочитал прибегать к помощи специально обученных для этого людей. И то, что сейчас поведал ему Себастиан, было весьма занятно – он порой и сам представлял, какого это – держать кого-то на мушке, наблюдать в кружок прицела за потенциальным трупом. Теперь же Мориарти имеет примерное представление того, как происходит весь этот процесс.

[И, на самом деле, он был бы совсем не прочь однажды почувствовать на себе, каково это – находиться по другую сторону дула. Однако идея о том, чтобы однажды попасть под прицел Себастиана Морана, странным образом интригует и заставляет что-то внутри тягуче сжиматься в неясной смеси нездорового интереса и разрядов адреналина.]

Из задумчивости его вырывает вопрос полковника, прозвучавший спустя пару минут очередной паузы – и первые несколько секунд Мориарти глядит на Морана, вздернув брови и прикусив зубами трубочку от коктейля. На самом деле, он ожидал каких-то провокационных и неоднозначных вопросов – и потому эта кажущаяся простота немного сбивает с толку. Кажущаяся – потому что хоть этот вопрос и кажется элементарным, но все равно таит в себе невидимый с первого взгляда подвох, очевидную ловушку, в которую очень легко попасться.
– Неплохо, Себастиан, неплохо, – с тихим смешком произносит Джим, на мгновение закусив губу и скользнув взглядом по профилю полковника. – Ты мог спросить меня абсолютно о чем угодно, но выбрал поиграть с моей совестью. Только боюсь, дорогуша, ее остатки я уже давно выменял на парочку галстуков от Armani, – фыркает он, делая паузу, и отпивает молочный коктейль из стаканчика.

Мориарти не мог припомнить конкретный момент, когда вранье и ложь стали основополагающими категориями его существования – кажется, что те всегда находилась где-то за его левым плечом, сопутствуя всегда и во всем. Он давно научился филигранно обходиться с этими инструментами воздействия на людей – сумел отточить это умение и возвести в абсолют. Для него ложь – вид уникального искусства. Плести эту паутину, перебирать ее ниточки между пальцами, умело лавировать между ними, не позволяя себе путаться и допускать промашки. Для Джеймса Мориарти ложь никогда не являлась чем-то зазорным и неправильным – в конце концов, вся его личность была построена именно на этом – и еще десятки и десятки подобных, которые то и дело вплетались в процесс.

И потому ему вдруг становится действительно трудно ответить на этот вопрос – хотя бы потому, что в картине его мироощущения ложь – это нечто само собой разумеющееся. Проблемы восприятия.
– А сам ты как думаешь, Бастиан? – скользнув языком по нижней губе, отзывается Джим, чуть склонив голову вбок, а затем на пару секунд прикрывает глаза, тихо вздыхая. – Окей-окей, ладно – что ты надеешься услышать от меня? Так или иначе, но мы не так уж и часто ведем с тобой задушевные разговоры, согласись, – пожав плечами и отведя взгляд, добавляет Мориарти, скользя пальцами выше по ладони Себастиана и ведя пальцами по ниточкам на его запястье, попутно делая задумчивое лицо. – Но, если брать сегодняшний день, то-о-о… Я был предельно откровенен, когда говорил, что в одной майке тебе куда лучше, – он коротко стреляет глазами в сторону Себастиана, а потом вновь вздыхает, качая головой. – Ладно-ладно, это не ответ на твой вопрос…

Кончики пальцев почти невесомо касаются переплетения веревочек на запястье Морана – и Джим вдруг думает о том, согласится ли полковник дать ему один из этих браслетов, если он попросит – просто так. Желание неожиданное и странное – и Мориарти чуть мотает головой, словно отгоняя его. Временно. И затем вновь поднимает взгляд на Себастиана, ловя его взгляд.

– Все-таки, думаю, что нечасто. Может, если ты поведаешь мне про какие-нибудь конкретные случаи, я тебе скажу более точно, так уж и быть.

+1

49

[audio]http://pleer.com/tracks/4384650DqFM[/audio]


.
   - Ты сказал без майки, - поправляет Моран, опуская взгляд на стол и как-то заговорщицки улыбаясь уголком рта.

   Это всё-таки чертовски странное ощущение - получить столь своеобразный комплимент?.. да, пожалуй, это был именно он, от босса. От Мориарти. Когда он раздевался тогда в ванной, им двигало скорее желание уберечь одежду от влаги, мыла и брызг смываемой крови, которые бы летели в стороны, займись он отмыванием шефа от последствий его неаккуратных игр. Ну, и ещё, может быть, он действительно хотел отчасти ткнуть Джима носом в шрам, оставленный его рукой в похожем состоянии, и посмотреть на реакцию. И, хотя, последняя затея с треском провалилась, заметить что-то для себя Мориарти всё же смог. Наверное.

   - Что мне твоя совесть, Джеймс, - Себастиан вдруг поворачивается к консультанту и снова заглядывает в его карие глаза, которые будто бы и ждали этого. - Думаешь, мне может быть интересно, во сколько ты перерезал чью-то первую глотку? Или когда с твоих уст начал капать яд? От рождения ты такая сука или это благоприобретённое?

   За все годы совместной работы вместе взятые они не сказали друг другу столько слов, сколько сейчас, за один этот короткий вечер, тем более слов, лежащих в этой, весьма далёкой от профессиональной плоскости. Даже живя вместе, под одной крышей, они почти не разговаривали ни о чём, кроме технических деталей и каких-то рабочих моментов. Даже не всегда здоровались утром и перекидывались фазами за завтраком - да и завтракали они так, чтобы именно вместе, может, от силы пару раз. Себастиан не всегда ел дома, а если работа вдруг позволяла ему встретить рассветные часы в их квартире без необходимости куда-то в очередной раз бежать, он предпочитал приготовить завтрак - иногда на двоих - и уйти со своей тарелкой куда-нибудь в комнату или спрятаться за газетой, или есть, уткнувшись в специально купленный для этого на кухню телевизор.

   Но сегодня.. сегодня между ними что-то произошло. В Себастиане что-то произошло, отчего он вдруг утратил свою прежнюю холодность и отстранённость. Не до конца, но всё же ему уже не хотелось закрываться от Джеймса так активно, так рьяно, так упорно и умело. Увы и ах - сегодня хотелось наоборот, открытости и взаимодействия, простого, обычного, человеческого. После увиденного на полу, после боли в глазах, после этого пульса, разделённого на двоих и поцелуев, хотелось... Вдруг, неожиданно и непривычно до мороза по коже для него самого действительно хотелось связи.

   Ну почему,почему, Себастиан, ты не мог запасть на одну из тех красоток, что вечно от тебя без ума? На одну из девиц, которые таят, словно мороженное, в твоих руках, мурчат на них, словно пригревшиеся котята? На ту, которой есть душа, и сердце, и уже поименованная совесть? Впрочем, зачем ему чья-то совесть, ему, хладнокровному убийце. Но на сколько же он сам должен быть больной, если его волнует Мориарти?

   - Может быть, когда-нибудь, планеты сойду с орбит, и тебе самому захочется что-то мне рассказать, - зачем-то говорит полковник, продолжая разглядывать лицо ирландца. - А сейчас не имеют значения конкретные случаи, я хочу знать, как часто. Сейчас, в динамике, в будущем.

   "Потому что мне важно доверие. Потому что я хочу быть кем-то, кому ты вообще не врёшь, хочу, чтобы между нами было хотя бы это - ясность и чистота. Чтобы хоть один человек во всём этом блядском мире, знал, какой-то ты на самом деле, что ты на самом деле. Я хочу знать, что ты действительно есть, а не каждый из нас тебя по отдельности выдумал. Хочу, чтобы нас было двое, Джеймс, что бы это ни значило." - Совершенно внезапно думает Моран, но, обескураженный собственными мыслями, вслух, разумеется, говорит совершенно другое:

   - Ты за каким-то чёртом сделал меня своим телохранителем, Джим. И чтобы действительно сберечь тебя, мне нужно знать некоторые вещи. - Я никогда не спрашивал, есть ли у тебя какие-то диагнозы. Принимаешь ли ты что-то?.. Почему? Потому что мне было плевать. Мы слишком далеки друг от друга и не оценить, на сколько эта тварь внутри тебя опасна, как далеко это всё зашло.. - Сам-то я думаю, что ты лживая сволочь, и ни одному твоему слову верить нельзя. Но ты должен понимать, что я не смогу так работать.

   Не смогу тебе помочь.
   Если ты вообще этого хочешь.

   Ещё с пару секунд он молча разглядывает Мориарти, словно пытаясь услышать какой-то отклик на свои мысли. Именно мысли, ощущения и возникающие где-то вокруг них образы, а вовсе не слова, будто он отчего-то верил, что консультант может понять его то ли по взгляду, то ли благодаря этой необъяснимой тактильной связи, которую Джим поддерживал всё это время поглаживая его ладонь. Уже одно это действие выбивало из колеи и путало, путало, путало всё. И проще было послать это всё к чёрту - и Джеймса с его проблемами, и Сеть, и эти бушующие в нём совершенно новые чувства-ощущения, желания, порывы, всё это смятение и неопределённость. Просто и незамысловато взять и избавиться, как он всегда делал это раньше - каждое утро после очередного разрыва с очередной дамочкой вместе с использованными салфетками и презервативом, выбрасывал и её, и свои воспоминания-впечатления, и какие-то частички себя. Как бы легко ты ни относился к людям, как бы тебе ни было плевать, расставаясь с очередным, ты теряешь кусочек себя.

   И, возможно, из-за этого, вместо того, чтобы доесть картошку, встать и пойти домой, Себастиан всё-таки подаётся вперёд. Губы у ирландца сладкие и холодные от молочного коктейля, а язык такой ледяной, что вообще не понятно, как тот разговаривал. И всё это странно, так странно, господи, хотя, казалось бы, куда ещё? Джеймс - в который раз уже - не сопротивляется, непонятно почему отзываясь на его поцелуй, и Себастиан выпрямляется на сидении, ненавязчиво забирает у брюнета из рук стакан с коктейлем и отставляет на стол. Затем обхватывает его обеими руками и тянет к себе, усаживая на свои колени. Так Мориарти наконец оказывается выше его и впервые может смотреть на Морана сверху вниз, а не наоборот, но ощущения владения ситуацией - в определённом смысле - снайпер всё равно не теряет.

   Он не знает, если ли у них зрители, но это и не имеет значения в момент этого сладкого поцелуя с лёгкой металлической горчинкой - от прокушенной ранее губы, от немилосердно царапающей щетины и острого соуса в сэндвичах. Одна рука тянется вверх и начинает стаскивать с Джима куртку, но Себастиан вовремя вспоминает, что они не дома, и лишь смещает конечность, чтобы забраться под ткань. Сначала до футболки, а затем, подсобрав её пальцами чуть выше ремня, наконец касается кожи и ведёт ладонью вверх по спине. Пусть ирландец и другого пола, нежели его привычные партнёры, но тело есть тело, а полковник Моран знает, от чего бывает хорошо.

   - Знаешь, я не по части привязанностей, - негромко, но тяжело выдыхает он, после очередного разорванного поцелуя, и вдруг касается пальцами второй руки оставленных собой отметин на шее ирландца. - Но ты - какое-то совершенно другое дело.. И мне плевать, что ты там можешь сделать. Плевать, кто и когда у тебя был и в каком контексте, - Себастиан ведёт пальцами вверх, забирается в чёрные волосы и с силой сжимает их, притягивая Джеймса ближе, и, несмотря на всё возбуждение - а может, и именно из-за него - не зло, но как-то ожесточённо, по-звериному глядит ему в глаза. - После этого ты будешь моим. Последний шанс соскочить, мистер Мориарти.

[AVA]http://s2.uploads.ru/Svc6x.png[/AVA]
[SGN]

With nothing useful to say and no one to listen to it
Filling the deep with the pain, I slowly sink into it
Consider questionable things to try to get me through it

http://s3.uploads.ru/m61q0.gif

[/SGN]

Отредактировано Sebastian Moran (2016-03-06 15:55:12)

+1

50

[NIC]Jim Moriarty[/NIC][AVA]http://i.imgur.com/NC1AOrd.gif[/AVA][SGN]

Sinnerman where you gunna run to
Sinnerman where you gunna run to
Where you gunna run to
All on that day

http://i.imgur.com/dj0mWiJ.gif

[/SGN]

[audio]http://pleer.com/tracks/10059242WJPe[/audio]


Себастиан Моран еще та язвительная сволочь – но Джим все равно не может сдержать усмешки, когда тот отзывается на его реплику про майку. Краешком своего сознания Мориарти понимает, что где-то здесь, совсем рядом, пролегает та самая невидимая грань, переступив через которую уже нельзя будет вернуться назад и обернуть время вспять. Джеймс вдруг осознает, что не только он один является любителем балансировать где-то между, рискуя [не боясь] сделать неверный шаг и провалиться в чернильное небытие. Полковник тоже ходит по краю – и доказывает это каждой своей очередной репликой, каждой брошенной фразой. И Джим знает – если бы таким образом с ним заговорил кто-нибудь другой – не-Себастиан – то вряд ли бы этому смельчаку посчастливилось уйти с целыми конечностями.

[Как будто бы, несмотря на всю кажущуюся атмосферу субординации между ними, Морану все равно позволено все – и немножечко больше. Как будто бы Себастиан – это что-то особенное, не подпадающие ни под какие категории.

Что-то особенное.

Особенное.]

И Джеймс пытается вспомнить, когда же именно все стало именно так. Пытается вспомнить, пока внимательно вслушивается в голос полковника, и уголок его губ кривится в такт этим колким словечкам, приправленным щепоткой кайенского перца. И фантомные ощущения этого привкуса мерцают на языке, искрят на самом его кончике – и Мориарти раз за разом облизывает свои губы, делая это уже неосознанно. Он уже не ощущает того ледяного холода, прежде исходящего от лазури на глубине чужих глаз – теперь Джим глядит на Себастиана и чувствует, как от затылка раз за разом спускаются вниз по спине волны жара. Это ощущение теплится на кончиках пальцев сверкающими электрическими разрядами, и Джеймс готов поклясться – что-то произойдет. Что-то помимо того, что искрится между ними весь этот странный и долгий вечер – что-то намного более яркое и непредсказуемое. Что-то, что даже сам Мориарти не в силах предугадать. [Да он и не особо пытается.]

Джиму кажется, что вся Вселенная вокруг них замирает в этом  настороженном предвкушении, замедляет свой бесконечный танец на острие иглы. И в этой застывшей невесомости он сам только и может, что цепляться за голос Себастиана, вслушиваясь в его низкие и чуть хрипловатые переливы и оттенки.

Моран говорит о доверии – о категории, которая всегда была где-то за границы его устоявшейся картины мира. Картины шаткой, неустойчивой, постоянно претерпевающей всяческие метаморфозы. С доверием у Мориарти были сложные отношения – именно поэтому по большей части оно и не вписывалось в его хаотичное мироощущение. В понимании Джима доверие шло бок о бок со слабостью – банальной, человеческой слабостью, которая сковывала по рукам и ногам, не давая и шагу ступить дальше. Мориарти же всегда считал себя выше всего этого – выше человеческих чувств, выше привычных категорий и устоев. А о том, чтобы довериться кому-либо, раскрывая всю свою подноготную, выставляя ее напоказ, как будто под светом ярких софитов, и речи не было.
Но Моран говорит о доверии – и Джим вдруг неожиданно для себя думает о том, что он почти готов попробовать, распробовать на вкус, каково это – д о в е р я т ь кому-то. Доверять Себастиану. Мысль отливает контрастом на фоне всех остальных, не вписываясь в общую хаотичную канву, горит мерцающим красным огоньком, привлекая к себе все внимание. Но почему бы, и правда, не сделать это?

Сделать исключение.

[Почему? Зачем, Джимми?]

Потому что Моран.

Потому что он уже видел, как его разрывало на части от этой черной безобразной мрази. Джим готов поспорить, что Моран самолично видел его скуку, Скуку – но даже если и не видел ту в ее почти-физическом обличии, то, несомненно, чувствовал ее присутствие. Себастиан видел слишком много – и тот неудачник, что сейчас за несколько кварталов плещется в ванной, тоже видел слишком много. Но разница в том, что второй уже давно лежит там бездыханным трупом, а Моран жив – даже несмотря на то, что и его можно было с легкостью (или не совсем с легкостью) убрать как ненужного свидетеля. Свидетеля того, как Джеймс Мориарти распадается на составляющие и частицы, теряет собственное лицо, все заготовленные маски, выставляя напоказ то, что почти перманентно скребется внутри и периодически воет диким зверем.

Но этого не случилось.

Потому что  М о р а н.

И потому, когда Себастиан вдруг подается вперед, чтобы поцеловать его, Джим отвечает на это со всей своей внутренней готовностью, которая все это время теплилась где-то внутри остатками неразорвавшихся снарядов. В первые несколько секунд ему кажется, что он оглох – какая-то нереальная тишина обрушивается на голову, словно волна. И целовать Морана уже становится совершенно обычной вещью – все настолько правильно и так, как надо. Время вдруг совершает резкий рывок – и Мориарти обнаруживает себя, сидящим на коленях у полковника, лицом к лицу. И Джим только и может, что рвано и как-то судорожно выдохнуть в губы Себастиана, чтобы в следующую секунду снова утонуть с головой в очередном поцелуе. И чем меньше остается кислорода в легких, тем больше Мориарти ощущает себя бесконечно расширяющейся вселенной – под ребрами теплится и словно в любую секунду грозит вот-вот взорваться тысячами снарядов. Он только и может, что сжимать коленями бедра Морана, чувствуя, как его рука начинает стаскивать куртку, а потом, словно опомнившись, забирается под нее, чтобы скользнуть под футболку, заставляя Джеймса прогнуться в пояснице от этого прикосновения – забывая о том, что сейчас в этой чертовой закусочной существуют и другие люди.
Он не сразу понимает, что Себастиан говорит, что Себастиан в принципе говорит с ним – его пальцы касаются шеи Джима, и первые несколько секунд это ощущение является единственным, на котором Мориарти удается заострить все свое внимание. Но резкая и острая боль в затылке заставляет тихо зашипеть сквозь стиснутые зубы и вовремя вспомнить, что перед ним – зверь, хоть и во вполне себе человеческом обличие. Перед ним Моран, в глазах которого плавятся сотни льдин. Моран, от которого бесконечные мурашки по телу – и Мориарти сумасшедшее улыбается уголком губ и поводит головой под пальцами Себастиана, крепко сжавшими его волосы на затылке.

Стать чьим-то? Он, Джеймс Мориарти?

[А почему бы, черт возьми, и нет?]

– Знаете ли, полковник, я не привык соскакивать на полпути. В конце концов, я предполагал, чем это может обернуться, – в тон ему отвечает Джеймс, но в следующую секунду улыбка на его лице сменяется задумчивым и почти сосредоточенным выражением. Он чуть ерзает на коленях Себастиана, словно устраиваясь поудобнее, а затем медленно поднимает руку, самыми подушечками пальцев касаясь кожи на шее Морана и ведя ими выше, очерчивая линию подбородка. Язык быстрым движением скользит между губ, и Мориарти подается еще чуть ближе, не разрывая зрительного контакта. – Ты прав, я сделал тебя своим телохранителем, – продолжает он уже чуть тише, ведя указательным пальцем выше по подбородку, осторожно касаясь уголка губ Себастиана. – И черта с два это бы случилось, не доверяй я тебе хоть самую малость. И, в общем-то, можно сказать, что ты уже давно стал моим. Не так ли, Бастиан? С тех самых пор, как ты подписал тот самый контракт – первый и единственный в истории Сети, представляешь? – Джим тихо хмыкает себе под нос, касаясь подушечкой пальца нижней губы Морана. – Так что, думаю, твое условие можно считать вполне себе справедливым, – и с этими словами Мориарти подается вперед, коротко целуя полковника в губы и замирая на несколько секунд, чтобы потом прошептать:

– Но знаешь ли ты, на что ты подписываешься в этот раз?

+1

51

[audio]http://pleer.com/tracks/5129799lTR7[/audio]


.

   - Ни один из нас не знает, на что подписывается, - в тон ему отзывается снайпер, и то ли от изменившегося освещений из-за нависшего над ним тенью ирландца, то ли от всё возрастающего желания в купе с медленно ускользающим контролем, его глаза темнеют тоже, уходя из искристой лазури в яркую глубокую синеву. - И к каким чертям всё это катится. Но как раз в этом же вся прелесть, разве нет?

   Твоё условие можно считать вполне себе справедливым

   Что в переводе на человеческий язык в текущем контексте означает ни что иное как "Я согласен быть твоим". И осознание этого невероятного факта почти сносит Себастиану крышу. Он едва-едва сдерживается, чтобы не зарычать, с трудом вдыхая воздух, казалось бы, уже переполненными лёгкими - что-то огромное и непостижимое образовалось в его грудной клетке и теперь расширялось, грозя заполнить собой всё пространство, а потом проломить рёбра и продолжить расширяться вовне. Ничего подобного, хотя бы похожего по силе и уровню воздействия он никогда до этого не испытывал, чёртов Мориарти растворял собой всё привычное, всё понятное, знакомое и хоть сколько-нибудь адекватное, уничтожал все возможные границы и частички здравого смысла, невесть как затерявшиеся в сознании Себастиана с ещё, наверное, детских времён.

   Так что он отпускает волосы Джима, придерживает его за бёдра и смещается чуть вправо, чтобы потом повернуться торсом в противоположную сторону и уложить брюнета на сиденье. Максимально удобно устроившись между его ног, полковник подбирается выше и нависает над ирландцем, слегка касаясь его носа своим. Глаза горят ярким пламенем цвета индиго, дыхание тяжёлое, прерывистое, он смотрит то на губы Джима, то ему в глаза. А, когда он говорит, голос его вибрирует от пьянящей смеси ощущений, вызванных согласием ирландца, его близостью и идущим от него жаром, его невозможными глазами и сказанными до этого словами про доверие и единственный в истории Сети контракт.

   - Я, может быть, и был твой. И, может быть, даже с того самого момента.. Но совсем в другом смысле, - Себастиан наклоняется ему к уху и переходит на шёпот. - Я только работал на тебя. Но всегда трахал, когда и кого я хотел. И это был не ты, Джеймс. - Он снова чуть выпрямляется, возвращаясь ко взгляду глаза в глаза. - До сего момента.

   И после этого он снова спускается ниже, чтобы задрать футболку на животе Джима и склониться к нему для поцелуя.

   Моран прекрасно знает особенности женского тела и абсолютно в курсе того, что нравится ему самому, так что вполне может провести необходимые аналогии. Разумеется, есть небольшая вероятность того, что Мориарти может оказаться невосприимчивым к тому, на что падко человеческое тело. В конце концов, полковник не имеет ни малейшего представления о том, каковы в этой сфере вкусы ирландца - нравятся ли ему мужчины или женщины (или и те и другие?), под плётками, ванильно или что-то среднее, есть ли любимые позы или особенные эрогенные зоны, он не знает даже, был ли у того вообще когда-либо секс. Да, они жили вместе, но при прочих равных, Моран не был возле него 24 часа в сутки, 7 дней в неделю, он пропадал. Но он почувствовал этот его судорожный выдох в губы, ощутил, как прогнулась спина брюнета под его ладонью, он всеми клеточками впитывал этот отклик, понимая, что да, он чувствует, и да, он уже тоже почти теряет свой извечный проклятущий контроль, выпуская на волю себя настоящего, живого и восприимчивого, а не искусственного.

   Моран касается языком бледной кожи Джима возле самого ремня и ведёт вверх, очерчивая пупок и присматриваясь к реакции его тела. Потом оттягивает джинсы вниз и целует открывшийся участок, впиваясь в него губами, покусывая и в конце концов оставляя ещё один засос. И рядом ещё и ещё один, но поменьше и бледнее.

   В его собственных джинсах становится практически нестерпимо тесно, но это давящее ощущение нифига не отрезвляет, а как будто бы наоборот толкает его на всё более и более опрометчивые поступки.
[AVA]http://s2.uploads.ru/Svc6x.png[/AVA]
[SGN]

With nothing useful to say and no one to listen to it
Filling the deep with the pain, I slowly sink into it
Consider questionable things to try to get me through it

http://s3.uploads.ru/m61q0.gif

[/SGN]

+1

52

[NIC]Jim Moriarty[/NIC][AVA]http://i.imgur.com/NC1AOrd.gif[/AVA][SGN]

Sinnerman where you gunna run to
Sinnerman where you gunna run to
Where you gunna run to
All on that day

http://i.imgur.com/dj0mWiJ.gif

[/SGN]

[audio]http://pleer.com/tracks/6587328JdBZ[/audio]


Непривычно смотреть на Морана вот так – сверху вниз – и эта, казалось бы, совершенно незначительная на первый взгляд деталь выжигает остатки разума, что еще пытались вырвать себе хоть какое-то право на законное существование. Огня подбавляет и жаркий шепот Себастиана в самые губы, от которого, кажется, все внутри начинает потрескивать разгорающимся костром желания, затапливающего легкие до самых краев. И Джим облизывает губы, не отрывая от Морана немигающего взгляда и смутно ощущая на кончике языка привкус пряного пепла. Словно кофе с имбирем – обжигающая смесь, жгучий концентрат, от которого все внутри сжимается с каждым очередным вдохом.

Но как раз в этом же вся прелесть, разве нет?

И Мориарти понимает – Себастиан принял эти правила игры. А, точнее, их полное отсутствие. Джеймс всматривается в эти темнеющие с каждой секундой воды Северного моря, что разливаются на глубине глаз полковника, и чувствует тягучее возбуждение и желание, что ворочается под ребрами и будто бы разрывает изнутри. Вдыхать полной грудью получается все труднее – потому что Себастиан принял эти правила игры. Или же установил их сам, а Мориарти благосклонно поддался, безоговорочно принял их, окончательно провалившись – но не в ту чернильную бездну. Джим готов заполнить свои легкие этой леденящей и пробирающей насквозь лазурью, вдыхать ее вместо кислорода, не боясь захлебнуться.
Себастиан принял эти правила игры – потому Джим нисколько не протестует, когда тот смещает их положение относительно диванчика, укладывая на него Мориарти и нависая сверху. И в какую-то секунду становится трудно концентрироваться на смысле слов полковника, потому что, кажется, все тело отзывается на этот тон голоса, почти рычащий и вибрирующий на коже. А от шепота на ухо мурашки вновь начинают бегать по спине, заставляя невольно выгибаться в пояснице – и от того сильнее прижиматься к склонившемуся над ним Морану. И Джим пытается сделать очередной вдох, но вместо этого едва сдерживается, чтобы не простонать в голос – то ли из-за слов полковника, которые отзываются в голове взрывом сотен Хиросим, то ли от того, как он начинает целовать его живот, задрав футболку чуть ли не до самой груди.

Каким-то чудом уцелевшим краешком своего сознания Мориарти понимает, что все происходящее сейчас – безумие чистой воды. При мысли о том, что их двоих могут призвать к уголовной ответственности за секс в публичном месте, при условии, что они даже нисколько не пытаются как-то скрыться или спрятаться, Джиму хочется смеяться во весь голос – но он не сдерживается, чтобы не дать стонам вырваться наружу вместе с обрывками смеха. И едва ли этот фактор риска способен заставить его остановить Морана – да и Джеймс почти уверен в том, что тот его ни за что не послушает. И Джиму нестерпимо, до дрожи в кончиках пальцев, хочется узнать, насколько далеко тот готов зайти сейчас. Насколько далеко готовы зайти они оба?

И потому Мориарти зарывается пальцами в волосы Себастиана, слегка сжимая прядки и перебирая их между пальцами, пытаясь одновременно с этим дышать более или менее слаженно и спокойно – но попытки проваливаются с каждой очередной секундой. Джим невольно втягивает живот, словно бы отозвавшийся на краткое мгновение разрядом электрического тока в том месте, где коснулся языком Моран. И при мысли о том, что в теории этот самый язык может вытворять помимо этого, Мориарти все же не сдерживает в себе шумного выдоха на грани с полустоном. Он зажмуривается на несколько секунд, вызывая на внутренней стороне век бешеный танец разноцветных мерцающих пятен. На мгновение Джиму кажется, что он теряет ориентацию в пространстве – и вторая рука взмывает вверх, чтобы ухватиться за спинку диванчика, сжав до скрипа кожзама под пальцами. И когда он открывает глаза, первые несколько секунд он видит расфокусированный панельный потолок. Пальцы в волосах Себастиана скользят чуть дальше, ухватывая прядки на затылке – и Джим облизывает пересохшие вдруг губы, чуть выгибаясь под поцелуями Морана.

– Все продолжаешь помечать территорию, а, Себастиан? – вполголоса произносит он, не надеясь, что полковник его услышит – он и сам едва ли слышит самого себя за бешеным стуком пульса в ушах. А затем, все же собрав последние остатки сил, резко дергает Морана за волосы, заставляя того приподняться, и кое-как принимает сидячее положение, чтобы оказаться с Себастианом лицом к лицу. – Как насчет того, чтобы перебраться в местечко поудобнее, мм? Не то, чтобы меня смущала возможная публика. Плевал я на нее, – выдыхает он в губы Морана, чтобы в следующую секунду коротко скользнуть по ним языком. – Но ты же не хочешь, чтобы нам кто-нибудь помешал? – почти шепчет Джим, ероша волосы Себастиана на затылке, а затем резко оттягивает их, задирая голову полковника и оставляя поцелуй на его раскрытой шее.

Отредактировано Richard Brook (2016-03-09 00:01:11)

+1

53

Тело Джеймса охотно отзывается на ласку. И какая-то часть Морана, всё ещё удивительным образом способная мыслить, задаётся вопросом, происходит ли это так легко от того, что Мориарти в принципе не чужд плотским утехам или же от того, что он давно такого не испытывал, а потому тело с готовностью принимает забытое ощущение. И он не знает, какой вариант ответа устроит его больше, хоть и чувствует острый и не вполне уместный укол ревности и ущемлённого собственнического инстинкта где-то на периферии ощущений.

   Пальцы ирландца в своих волосах, медленно перебирающие пряди, полковник воспринимает сначала как разрешение (приглашение?)  продолжать, поэтому он тянется к ремню и почти расстёгивает его, когда эти самые пальцы сжимаются и с силой тянут его вверх. Внезапная резкая боль на корнях волос слегка отрезвляет, так что реальность начинает медленно проступать из густого бордового тумана жажды Джеймса, в котором почти полностью растворилась до этого. Через мгновение он обнаруживает себя нос к носу с шефом и с минуту пытается осознать сказанные ему только что слова. И в целом всё верно, и Себастиан осматривается, на полном серьёзе взвешивая "за" и "против" идеи утащить Джима куда-нибудь в туалет. Но он всё же отказывается от неё в пользу возможности вернуться в квартиру с удобной мягкой кроватью и заодно приобрести по дороге пару весьма полезных вещей.

   А потом Мориарти оттягивает его за волосы сильнее назад и целует в шею. У Себастиана закатываются глаза, и он рвано выдыхает воздух ртом, отдаваясь этому невозможному ощущению. Интересно, оставит ли Джеймс на нём свою метку или это не в его стиле? Впрочем, в обычное сексуальное поведение полковника такие вещи тоже не входили. Раньше. Только с Джимом его уносит так далеко. Только Джима хочется сделать своим во всех смыслах. Только на его шее хочется видеть свои следы. И где-то глубоко-глубоко внутри ему хочется, чтобы все, кто увидит эти следы, понимали, откуда и чьи они. Идя совершенно нереализуемая и малоуместная, но он успевает её зарегистрировать прежде чем отбросить за ненадобностью.

   Эти мысли возвращают его к сказанной ирландцем ранее фразе.

   Всё продолжаешь помечать территорию, а?

   - Продолжаю.. – выдыхает Себастиан, опуская голову и касаясь пальцами щёк Мориарти. – Я хочу, чтобы ты знал, что ты мой. Чтобы ты вспоминал об этом каждый раз как смотришься в зеркало, - он коротко, но страстно целует Джима. - Каждый раз как снимаешь одежду, - снова и снова короткий поцелуй, один за другим, а потом внимательный взгляд глаза в глаза. Снайпер почти касается своим лбом лба шефа и переходит на шёпот. – Чтобы эта чёрная тварь внутри тебя знала, что ты – мой. И я не собираюсь делить тебя с ней. Никогда.

   Он последний раз целует брюнета, медленно и растянуто, позволяя словами осесть в его сознании и закрепиться на этом ощущении их соприкасающихся губ и мягко скользящих по его коже пальцев. По какой-то неведомой причине Моран всё-таки не может удержать себя от этих периодических уходов в странную непривычную нежность в отношении Мориарти, от которой у него самого внутри всё сворачивается и разворачивается подобно мембране, что уж говорить о его боссе. Но он не может ничего поделать с этими перепадами полярных стремлений и выражений симпатии. Остаётся лишь надеяться на то, что ирландец найдёт в себе силы если уж не принять эту нежность, то хотя бы стерпеть и не отторгнуть окончательно.

   Наконец Себастиан отодвигает ногу Джима, всё ещё перекинутую через его колени, складывает руки на столе и укладывает на них голову, пытаясь отдышаться и сбить нереализованное чрезмерное возбуждение. От неиспользованного адреналина тело бьёт мелкая дрожь, и восстановить хотя бы относительно размеренное дыхание получается с большим трудом. Ещё с минуту он смотрит в пол, разглядывая бледные узоры на плитке, а затем собирает на столе весь мусор, скидывает его на поднос и отправляется на поиски урны.

   Найдя таки оную, полковник избавляется от мусора и откладывает в сторону поднос. Опирается спиной на холодный кафель стены и, зажмурившись, поправляет брюки в том месте, где они всё ещё умудряются жать.

[AVA]http://s6.uploads.ru/0QFKw.png[/AVA]
[SGN]

With nothing useful to say and no one to listen to it
Filling the deep with the pain, I slowly sink into it
Consider questionable things to try to get me through it

http://s3.uploads.ru/m61q0.gif

[/SGN]

Отредактировано Sebastian Moran (2016-03-21 00:13:22)

+1

54

[NIC]Jim Moriarty[/NIC][AVA]http://i.imgur.com/NC1AOrd.gif[/AVA][SGN]

Sinnerman where you gunna run to
Sinnerman where you gunna run to
Where you gunna run to
All on that day

http://i.imgur.com/dj0mWiJ.gif

[/SGN]

[audio]http://pleer.com/tracks/14011750iGF0[/audio]
HAUNT YOU x TIGERBERRY – by this time


Джим целует полковника в шею и чувствует, как на самом кончике языка расцветает чуть горьковатый привкус табачного дыма, смешанный с чуть солоноватыми оттенками пота и совсем незаметными одеколона. Эта смесь сверкает яркой ослепляющей вспышкой на краткую долю секунды, и Мориарти на какой-то ничтожный момент вдруг кажется, что все происходящее сейчас – просто мираж, умело выстроенный его покореженным и покалеченным сознанием. Что скука, Скука все продолжает изводить его, подменяя реальность на сгенерированные воспаленным мозгом картинки из какой-то [не]существующей вселенной. Что никакого Морана на самом деле рядом нет, а Джеймс все так же окружен вязким чернильным полумраком коридора, и в воздухе концентрация боли, страха и крови превышает все возможные показатели. А где-то рядом кружит скука, Скука, изнывающая от голода и готовая разорвать на части любого, кто только подвернется на ее пути. [И даже разорвать самого Мориарти – если это понадобится. Даже если это будет грозить гибелью обоих.]

И потому не сразу получается понять и осознать, что все происходящее более, чем реально. Как не сразу получается понять и осознать смысл слов, что произносит Моран чуть срывающимся и хрипловатым голосом. Джим неотрывно глядит на него, в первые секунды боясь даже вздохнуть – потому что кажется, что от любого неосторожного движения и судорожного вздоха все это может рассыпаться, как карточный домик. И тогда он снова окажется один на один с этой разъедающей субстанцией, с которой он вынужден уживаться и мириться. Изо дня в день.
Джеймс боится даже вздохнуть – но неминуемо захлебывается воздухом, когда Себастиан целует его. И с каждым поцелуем он практически на физическом уровне чувствует, как все внутри словно проворачивается вокруг собственной оси, проявляясь в совершенно ином ракурсе. Какая-то часть Мориарти все еще считает принадлежность лишним и совершенно неподходящим кусочком паззла в этой разрозненной и хаотичной вселенной, какая-то его часть все еще пытается протестовать и отвергать эту категорию – но с каждым очередным поцелуем Джим чувствует так, будто бы в его кровь впрыскивается вещество, заставляющее галактики, что искрятся и взрываются сверхновыми где-то в солнечном сплетении, перестраиваться и изменяться, чтобы вместить в себя эту самую идею принадлежности. Совершенно немыслимую – но в то же время до невозможности правильную.

Потому что Моран.

И краешком сознания Джим успевает подумать о том, как эта непредсказуемая черная тварь отнесется к подобной смене власти – но полковник снова целует его, тем самым заставляя все мысли с тихим шипящим звуком раствориться в воздухе. Кончики пальцев скользят по его щекам почти невесомо и незаметно – но для Мориарти эти прикосновения словно бы сродни языкам очистительного огня, которые выжигают все изнутри, заставляя зажмуриваться изо всех сил и судорожно стискивать пальцами плечо полковника. Джеймсу кажется, что еще немного – и его неминуемо разорвет на части от этого невообразимого спектра ощущений, от этого немыслимого разброса самых разных чувств.

Но поцелуй вдруг прерывается – и реальность немилосердно обрушивается со всех сторон, оглушая и затапливая, ударяя по барабанным перепонкам. И все, что Джим в состоянии сделать в эти первые несколько секунд – рухнуть обратно на видавший виды диванчик и уставиться невидящим и расфокусированным взглядом куда-то в потолок. Что-то внутри – что-то, что у обычных людей зовется с е р д ц е м – неистово колотится, отдаваясь дрожью в коленях. Мориарти кажется, что он на пару мгновений и вовсе отключается напрочь – потому что когда он резко принимает сидячее положение, заставляя мир вокруг опасно пошатнуться в порыве головокружения, Себастиана уже нет рядом.

Джим делает глубокий вдох и медленно спускает ноги с диванчика, чтобы в следующую секунду так же медленно встать с него. Адреналин, возбуждение и еще черт знает что разрываются в голове снарядами бенгальских огоньков – Мориарти оглядывается в поисках полковника, почти сразу находя его возле прохода в соседний зал.
Скользнув языком по губам, Джеймс, засунув руки в карманы джинсов, неспешно подходит к Себастиану, хоть и дается ему это с трудом – самому себе он напоминает натянутую до передела струну, грозящую вот-вот лопнуть. Остановившись прямо напротив полковника, Мориарти обводит взглядом его фигуру и, вынув одну руку из кармана, опирается ею где-то возле плеча Себастиана, подаваясь ближе.

– Соберись, Моран, у нас еще много дел. Если ты понимаешь, о чем я, – тихо и многозначительно произносит Джеймс, глядя полковнику прямо в глаза, а затем, сместив вектор своего внимания на губы полковника, подается еще ближе, целуя его коротко, но ощутимо – чуть прикусывая нижнюю губу. Одновременно с этим свободной рукой Джим ныряет в карман чужого свитера, выуживая одним плавным движением пачку сигарет с зажигалкой – и, коротко хмыкнув себе под нос, так же резко разрывает поцелуй, разворачиваясь и направляясь к выходу быстрым шагом, подкинув на ладони Zippo.
Прохлада улицы забирается под кожу, и в первые несколько секунд все вновь кажется каким-то до болезненности нереальным и эфемерным. Джим останавливается посреди тротуара, чувствуя, как свет фонарей чуть слепит глаза, и делает глубокий вдох. Огладив большим пальцем прохладный металлический бок зажигалки, Мориарти вытаскивает сигарету из пачки и закуривает, выдыхая дым в ночной воздух, подсвеченный болезненным светом фонарей.

И вдруг он неожиданно для себя осознает, что не имеет ни малейшего представления о том, который сейчас час. Да это и неважно.

+1

55

[audio]http://pleer.com/tracks/6626858ktDJ[/audio]
Ozgur Ozkan [Slow Motion (Bluesoul RMX)]


.
   Полковник наблюдает за удаляющимся шефом с довольной улыбкой отчего-то сытого зверя. Хотя его голод сейчас вовсе даже наоборот распалён до предела, но теперь он, по крайней мере, абсолютно – это звучит как абсурд, но именно так и есть – уверен, что этот голод будет утолён в ближайшее время. Хотя бы частично.

   Перед тем как последовать за ним, Моран возвращается таки к их столику и подбирает с пола картонную корону, что они обронили во время своеобразной прелюдии. С усмешкой разглядывает её пару мгновений, потом надевает себе на голову и следует наконец к тому же выходу, которым воспользовался так нагло лишивший его сигарет и дарёной зажигалки большой босс. Но сегодня Джиму можно. И, пожалуй, даже, наверное, всё. Предвкушение заставляет адреналин снова впрыскиваться в кровь, хоть и в несколько сниженных количествах, и Себастиан с лёгким головокружением размышляет о том, к чему может привести подобная свобода действий, предоставленная кареглазому ирландцу. Одному дьяволу известно, на что тот способен вообще и в постели в частности. А уж на что его может толкнуть попытка нарушить границы его власти и независимости. Как на это может отреагировать его… что бы это ни было. Полковник чуть нервно облизывает губы и толкает дверь, выходя наружу.

   Джим стоит к нему спиной, чуть приподняв голову и выпуская в усыпанное звёздами небо сизые облака дыма. Ещё одна непривычная, невозможная картинка в копилку тех, что он уже успел насобирать для себя за прошедший вечер. Моран ловит себя на том, что искренне надеется, что подобные картины умиротворённого, спокойного и психоделически уютного Джеймса станут мелькать в дальнейшей жизни чуть чаще. Но всё же именно  эти, самые их первые, он запомнит во всех деталях и ярче всего.

   Неспешно подойдя ближе, снайпер таким же неторопливым движением кладёт шефу руку на дальнее плечо, приобнимая и едва-едва уловимо прижимая к себе.

   - Это реальность, Джеймс, - тихонько произносит Себастиан, глядя перед собой на простирающуюся перед ними улицу. Ему, пожалуй, тоже хочется закурить, уж отдельную сигарету или вновь разделить оную с Мориарти - не имеет принципиального значения, - но он всё равно сдерживается, потому что сейчас по-настоящему важно совсем другое. Пусть курит Джим, ему можно, а на Себастиане лежит другая священная обязанность – сделать так, чтобы Джим мог. Поэтому он продолжает тем же спокойным и размеренным тоном, делая достаточно ощутимые паузы между каждым предложением.  – Я реален. Ты реален. Это ..реально.

   Он запинается на долю секунды, не зная, что конкретно имеет в виду – окружающую их улицу, Burger King, сигарету с зажигалкой в руках брюнета или их поцелуи, рушащиеся ко всем чертям прежние векторы движения и условные взаимодействия, их чёткое, обоюдное и совершенно ясно различимое в окружающем воздухе желание друг друга. Столь слепящее яркое и всепоглощающее, что вообще не понятно, как оно умудрялось дремать всё время до этого. Как так случилось, что они не набросились друг на друга гораздо раньше, а столь надолго застряли в этом, казалось, бесконечном сопротивлении воли, упрямства, скуки, привычки играть и упираться, и бог знает, чего ещё? Неизвестно. Непознаваемо. Да и не важно, на самом деле, сейчас. Больше не важно. Потому как, получив Джеймса единожды, Моран не упустит его ни за что и никогда.

   Покуда сам Джеймс того хочет, разумеется.

   Ворочаясь внутри, эта мысль ощутимо колет и царапается. Себастиан не слепой и наивный дурак и прекрасно осознаёт и, к сожалению, помнит, что всё это происходит и возможно лишь покуда Мориарти изволит играть. Изволит позволять происходящее. Спускает полковнику все его вольности, принимает все эти странные вещи, что скопились внутри отставного военного без его собственного ведома за долгие пустые годы отчуждения, не-принадлежности и – по сути своей – глубокого одиночества. Он и представить себе не мог ничего подобного, и уж тем более того, что оно в один момент решит вырваться наружу, сделав объектом своего применения не кого-нибудь там, а Наполеона преступного мира. Воистину ты лишён рассудка и хотя бы грамма сознания, Себастиан Моран. И весь твой инстинкт самосохранения только что вылетел в трубу.

   Какой-то далёкой его части, той, что, несмотря ни на опыт прожитых лет, ни на возраст, всё ещё принадлежит тому маленькому мальчику с молочной кожей и коричной россыпью веснушек, сейчас нестерпимо страшно. До тремора в пальцах, до тошноты и желания бежать без оглядки далеко-далеко. Страшно, что Джеймс в любой момент передумает. Что вот сейчас он вдохнёт полной грудью морозный апрельский воздух ночного Лондона, смешанный с отдающим ментолом сигаретным дымом, и очнётся от того наваждения, что нашло на него.. сколько? час? два? назад. Что всё, мать его, это – чем бы оно ни было – разрушится так же, как и внезапно закружилось, - в один неуловимый, но необратимый момент. Или что, проснувшись утром он, например, уволит его? Что, если помимо того самого слепящего глаза и сознание желания, больше ничего нет? И тогда, получив желаемое, Джим наконец окончательно потеряет к нему интерес и попросту выбросит за ненадобностью? По сути Мориарти даже не обязательно делать что-то с Себастианом на выходе – его достаточно просто выкинуть на улицу, лишив протекции Сети, и стервятники, неминуемо существующие в тени подобной организации и фигуры типа Паука, разорвут его на части сами.

   Плотно закрыв глаза, полковник пытается сглотнуть эту ненужную и совершенно неуместную сейчас мысль, отчего-то отдающую неприятной горечью во рту. Рука всё ещё лежит на плече ирландца, и только чуть стиснув его, Моран наконец оказывается в силах отогнать этого напуганного мальчика и вернуться из предсказаний мрачного будущего в то самое настоящее, реальность которого для Джима он так рьяно подчёркивал. Удивительным образом для них обоих сейчас очень важно быть именно здесь и сейчас, а посему он чуть склоняется к Мориарти и, коснувшись носом и частично губами его виска на границе роста волос, уверенно и чётко шепчет:

   - Мы реальны Джеймс. А она - нет.

[AVA]http://s6.uploads.ru/0QFKw.png[/AVA]
[SGN]

With nothing useful to say and no one to listen to it
Filling the deep with the pain, I slowly sink into it
Consider questionable things to try to get me through it

http://s3.uploads.ru/m61q0.gif

[/SGN]

Отредактировано Sebastian Moran (2016-03-21 03:16:37)

+1

56

[NIC]Jim Moriarty[/NIC][AVA]http://i.imgur.com/NC1AOrd.gif[/AVA][SGN]

Sinnerman where you gunna run to
Sinnerman where you gunna run to
Where you gunna run to
All on that day

http://i.imgur.com/dj0mWiJ.gif

[/SGN]

[audio]http://pleer.com/tracks/141075204pcF[/audio]
Dave O'Dowda – All Alone (Basquiat & Rasputin Remix)


То ли из-за морозного ментола, то ли из-за бескрайнего ночного небосвода, искрящегося отсветом сотен тысяч далеких звезд – но на какую-то долю секунды Джим чувствует подступающий холод, сосредоточенный на кончиках пальцев, что сжимают сигарету. Казалось бы, шутка ли – стоять ночью на улице в середине апреля – чего ты еще ожидал, Джимми? – но этот холод никак не связан с температурой вокруг. И внутри Мориарти, где-то там, глубоко-глубоко в солнечном сплетении, куда никогда не заглядывают солнечные лучи, тихо шелестящее умиротворение отчаянно борется с искрящейся тревожностью. Тревожностью, которая неприятно покалывает где-то в районе затылка, посылая снопы мурашек по спине. И сейчас в эту взвинченная до предела нервозность напополам с все еще нерастраченными частицами возбуждения странным образом вплетается почти-безмятежное спокойствие, тлеющее красным огоньком на кончике сигареты. Джеймс задумчиво смотрит на него, и поврежденная ладонь под слоями бинтов начинает тихонько ныть, отдаваясь зудящей фантомной болью. [Сколько вечностей назад это произошло?]

Сегодня всего слишком и чересчур. Сегодня все слишком обострено, оголено, как высоковольтные провода, стелющиеся по земле. И сверкают они так же – ярко, болезненно, ослепляюще. Они оба сверкают сегодня так же ярко, ослепляя друг друга и не позволяя закрыть глаза ни на малейшую долю секунды.
Сегодня всего слишком и чересчур, и какой-то частью своего сознания – немного более рациональной и осмысленной его частью – Джим не понимает, как можно вместить в эти несколько часов столько полярных по своей природе ощущений, действий, состояний. Не понимает, как можно одними и теми же руками разделывать живого человека, а потом в отчаянном порыве разъедающей боли сжимать чужое запястье, изо всех сил надеясь, что этого хватит для того, чтобы удержаться на поверхности чуть дольше. Как можно в одну секунду отчаянно желать уничтожить кого-то во всех смыслах, не оставляя ровным счетом ничего, а уже в следующую – просто отчаянно желать, нисколько не чураясь мысли о том, чтобы отдать себя в чье-то невозбранное пользование.

И Джим снова и снова глядит в это бескрайнее пространство над своей головой, в очередной раз задумываясь о том, что он практически совершенно бессилен перед лицом все этой безграничной вселенной, что яркими звездами перемигивается в этой болезненной вышине и тишине. И на секунду Мориарти кажется, что его почти оглушило этим ощущением – и только нарастающий звук полицейской сирены где-то там вдалеке возвращает его обратно.

Крайности. Все дело в крайностях. Они с Себастианом – люди крайностей, которых то и дело швыряет в совершенно противоположные стороны. И потому можно только бесконечно гадать и предполагать, что может произойти за эти ближайшие несколько часов. Как все окрасится с первыми лучами рассветного солнца, которое они все равно не увидят из-за сероватой прослойки смога.

[Что вообще будет?]

Но, благо, Джеймс Мориарти не привык думать в такой далекой перспективе, учитывая свою несостоятельность в ведении прямой линии повествования. Да и полковник уже порядком поднаторел в этом ремесле ведения игры.
Его присутствие где-то за спиной ощущается на физическом уровне – и Джим невольно ведет лопатками, чувствуя неспешное приближение Морана. И его ладонь на плече – уже привычный атрибут, от которого не хочется избавиться в жгучем инстинктивном порыве. Мориарти лишь глядит на нее полсекунды краем глаза, словно какой-то частью себя все еще привыкая к этому странно-незнакомому ощущению тепла.

Это реальность. Мы реальны.

И эта простая идея заставляет Джима задержать дыхание на полувдохе и вновь обратить свой взгляд на небо. На небо, которое уже не грозит растоптать и раздавить своей невообразимой громадой. Оно все так же огромно и бескрайне, но только ощущается иначе – то ли из-за ладони, сжимающей его плечо так правильно и нужно, то ли в принципе из-за присутствия Себастиана, которое почти полностью снизило ощущение эфемерности происходящего.

Так же, как и несколько вечностей назад, когда полковник касался своими пальцами его пульса, прослеживая судорожное биение этой тонкой живой нити.
Как если бы Себастиан Моран был мерилом «настоящности» и реальности всего вокруг, тотемом, путеводной звездой, отсветом яркого маяка, прорывающего густой туман и грозовые тучи.

[Но он же таким и является, разве нет?]

Да.


И Джеймс вроде бы и хочет возразить Себастиану – но он ясно осознает тот факт, что у полковника никогда не получится понять и ощутить это в полной мере. То, как вокруг сгущается воздух, стоит ему остаться с ней на долгое время один на один. Как, она, зыбкая и эфемерная, порожденная его собственным воспаленным и болезненным сознанием, приобретает почти-реальные очертания. Как они вместе делят напополам все ощущения и мысли, носят в себе идентичную боль, которая в такие моменты разрывает на части обоих.

И от нее никак не избавиться. Ее можно только припугнуть на какое-то время, заглушить.

[Однажды она все равно вернется – рано или поздно, в самый неподходящий момент.]

Но сейчас ее нет. И не предвидится на горизонте в ближайшее время.

Потому что М о р а н.

И Джим невольно чуть поворачивает голову в сторону Себастиана, когда тот утыкается носом ему в висок – и от этой иррационально-правильной нежности все внутри снова делает очередной сумасшедший кульбит.

Мориарти чуть отстраняется, чтобы выкинуть докуренную сигарету и придавить ее подошвой своих кед. Он вдруг понимает, что все еще сжимает в ладони зажигалку – палец проходится по уже нагретому металлическому боку, а затем Джим поднимает взгляд на Морана, чуть дернув уголком губ.
– Говори это почаще, ладно? – тихо произносит Мориарти, словно на уроке ощущений и инстинктов боясь нарушить эту атмосферу, хрупко сотканную вокруг них. – Может быть, тогда она обидится, соберет свои вещички и свалит, наконец, – добавляет Джим, коротко скользнув языком по губам и опустив на пару секунд взгляд. А затем, в каком-то безотчетном порыве, он касается кончиками пальцев своей шеи – в том самом месте, где ярко и кричаще горит один из засосов. Кажется, что эти участки пылают внутренним жаром, раскаляясь до предела – и в голове Мориарти пробегает мысль о том, что стоит позже взять реванш и как следует отыграться за эти отметины.

Позже. Уже совсем скоро.

– Ну что, пошли? – хмыкнув, произносит Джеймс, поднимая взгляд, и подбрасывает на ладони зажигалку, чтобы затем, скользнув ниже по спине Себастиана, засунуть Zippo в задний карман джинсов, задерживая там ладонь еще на несколько лишних секунд. – Догоняй, – подавшись вперед, почти заговорщически шепчет Мориарти прямо в губы Морана, а затем так же резко отстраняется, разворачиваясь на пятках и быстрым шагом устремляясь по улице, напоследок взглянув на полковника через плечо.

Отредактировано Richard Brook (2016-03-26 00:27:37)

+1

57

.
   - Говори это почаще, ладно? – вдруг произносит Джеймс, и снайпер на секунду хмурится, чуть склоняя голову в сторону – так неожиданно, странно и совсем непохоже на Мориарти это звучит.

   Как будто он не играет, как будто действительно имеет это в виду, как будто он на мгновение снимает свою обычную маску - снимает все маски - перед Себастианом, оставаясь, наконец, самим собой. Настоящим. Естественным. Чуть хрупким и, возможно, даже готовым принять ту помощь и защиту, что полковник всегда готов предложить. В итоге эта фраза и то, как она была произнесена, слегка сбивает с толку своей внезапной интимностью содержащихся в ней понятий, да и вообще тем, что брюнет услышал его, а не пропустил всё это мимо ушей или не оттолкнул чем-то вроде приказа не лезть не в своё дело. Полковник знает, что ему нужно было услышать что-то подобное в этот момент – видел по глазам чуть раньше в закусочной. Он очень хорошо был знаком с подобным взглядом ещё со времён армии, а в случае Мориарти этот взгляд приобретал какую-то совершенно особенную выразительность, не обратить внимание на которую Себастиан просто не мог.

   Но вместе с тем он понимал, что произнося подобное, по сути, вторгался на новую, неизведанную и, на самом деле, недоступную для него как подчинённого территорию. Сотрудник не говорит работодателю «Мы реальны». Снайпер не учит Паука, что реально, а что - нет. Так что, поддавшись тому порывистому желанию поддержать Джеймса, он в очередной раз за вечер растягивал рамки и границы дозволенного, даже не осознавая этого в тот самый момент. И эти тихие слова и последовавший за ними опущенный взгляд того, безусловно, стоили. А уж смысл, кроящийся за ними - и подавно.

   Говори это почаще, ладно?
   Это ведь просьба… Джим впервые – и, возможно, единожды просит его о чём-то, ещё и не относящемся к работе или прихоти. О чём-то своём, личном, имеющим значение конкретно для него.

   Говори это почаще, ладно?
   А что – это?
   Мы реальны. А она – нет.
   И пусть вторая часть фразы Мориарти подчёркивает необходимость слышать скорее напоминание о нереальности его Скуки, но изначальная реплика Морана состояла из двух частей. И свой истинный, по-настоящему действенный смысл она обретала именно в таком виде, не предполагая разделения. Выходит, что ирландец не просто не против, но и хочет слышать это «мы»..?

   Говори это почаще, ладно?
   И Моран ощущает глубоко внутри что-то странное и незнакомое, вызванное к жизни ненавязчивой, но совершенно очевидной продолжительностью, скрывающейся за этой незамысловатой конструкцией.

   «Говори это почаще» означает, что у Морана будет завтра, послезавтра и много-много других дней, не обязательно идущих строго по порядку, в которые он сможет и даже отчасти должен будет сказать это Джеймсу. Тихо и ненавязчиво прошептать на ухо со спины утром; настойчиво произнести, глядя глаза в глаза где-нибудь в спальне; громко и резко, возможно, стуча кулаком по столу; медленно и рассудительно по телефону или даже и вовсе безмолвно – набрав в SMS. Способы и ситуации не так важны, важно – что ему предоставляется сама по себе возможность это говорить...

   Продолжая молча наблюдать за шефом, он чуть улыбается, когда тот касается пальцами следа на шее, и совсем расплывается в улыбке, когда Джим кладёт зажигалку в задний карман его брюк, задерживая там руку сверх необходимого времени. Он чуть склоняется вперёд, так что их губы почти соприкасаются, когда ирландец шепчет своё игривое «Догоняй». Ещё секунд пять или, быть может, десять Моран стоит на месте, давая шефу фору – с его шириной шага догнать Мориарти не составит большого труда, так что это даже не вызов, а так – лёгкая и ненапряжная мини-игра.

   Желая ускорить процесс их перемещения в сторону дома и, возможно, подбавить слегка огоньку в этот достаточно скучный и сугубо технический процесс, Себастиан сначала просто ускоряет шаг, а потом переходит на почти бег трусцой. Приблизившись к Мориарти, он нарочно чуть задевает того плечом, подталкивая вперёд и подначивая – мол, теперь ты догоняй, - подмигивает и устремляется по уже пройденному ими сегодня маршруту с небольшим, правда, отклонением слегка в сторону. Как ни крути, а им нужна хотя бы аптека – ни в одной из трёх занимаемых ими конспиративных квартир ничего такого нет.

   Добежав до краснеющей в темноте вывески круглосуточной фармации, Себастиан нарочно резко разворачивается, позволяя брюнету практически врезаться в себя, вместо обычного торможения. Это всё из-за вопроса, ответ на который он знать, в общем-то, совершенно не хочет и чью безразличность для себя отметил некоторое время раньше. И всё же с чисто практической точки зрения кто-то из них просто обязан его задать, поэтому полковник обхватывает натолкнувшегося на него Джима за руки и, чуть ошалело и вместе с тем почти виновато глядит ему в глаза.

   - Джеймс, у тебя до этого были.. мужчины?

   Не говоря о том, был ли секс вообще.

[AVA]http://s6.uploads.ru/0QFKw.png[/AVA]
[SGN]

With nothing useful to say and no one to listen to it
Filling the deep with the pain, I slowly sink into it
Consider questionable things to try to get me through it

http://s3.uploads.ru/m61q0.gif

[/SGN]

+1

58

[NIC]Jim Moriarty[/NIC][AVA]http://i.imgur.com/NC1AOrd.gif[/AVA][SGN]

Sinnerman where you gunna run to
Sinnerman where you gunna run to
Where you gunna run to
All on that day

http://i.imgur.com/dj0mWiJ.gif

[/SGN]

И когда Джеймс в очередной раз обращает свой взгляд на улицу, чуть подсвеченную тусклым отсветом фонарей, на какую-то долю секунды ему кажется, будто что-то изменилось. Изменилось так неуловимо и незаметно, что даже не удается уловить это с первого взгляда. Это что-то мелькает двадцать пятым кадром где-то на периферии зрения, на самой границе понимания.
Джим идет быстрым шагом, едва ли не срываясь на бег – потому что он чувствует, как его словно бы распирает изнутри. И кажется, что его Вселенная вот-вот выльется из берегов, вырвется за пределы сдерживающего ее сосуда – и разорвется оглушительно яркой сверхновой, разнося свой свет на тысячи и тысячи световых лет в разные стороны.

Он чувствует – та, кто весь этот вечер правила парадом; та, кто нашептывал ему на ухо и беспрестанно присутствовала рядом, не покидая ни на секунду; та, из-за которой все пошло наперекосяк и так правильно-неправильно – теперь она окончательно затихла, затравленно-поверженно забившись в угол. Мориарти не может сказать точно, сколько именно времени будет длиться эта капитуляция – несколько недель? несколько месяцев? или, может, завтра вечером все опять повторится, разукрашивая стены в чернильно-кровавые оттенки? Джим не может сказать точно – никогда не мог и никогда не сможет. Эта зараза изменчива и внезапна – она настигает всегда неожиданно, нападая из-за угла и сшибая с ног. И, в то же самое время, перманентно присутствует рядом невидимой безмолвной тенью, готовой в любой момент сгустить краски и превратить жизнь в кромешный и непереносимый ад. Джеймс знает и, по правде говоря, уже давно смирился с этим простым фактом – от нее невозможно избавиться. Она – его неотъемлемая часть, крепко спаянная с его естеством и являющаяся неотделимым элементом. [И только если не станет самого Джеймса Мориарти, то тогда и она неизбежно канет в Лету и растворится в воздухе, смешавшись с пыльным смогом, витающим над небоскребами Сити.]

Но сейчас она молчит – и в голове рефреном звучат слова полковника, звучат хрипловато-мягко, но настолько уверенно, что Мориарти невольно верит этим словам. [Ему хочется верить. Хочется знать, что в это верит кто-то еще. Верит Моран.]

И эти несколько долгих секунд для Джеймса не существует ничего, кроме звука собственных шагов и голоса Себастиана, что на повторе звучит в его черепной коробке. А спустя пару мгновений окружающая реальность вновь обрушивается на голову, сосредотачиваясь в облике полковника, который вдруг мягко толкает его плечом, [снова] возвращая его в действительность одним своим взглядом, хитро сверкнувшим переливчатой лазурью. Мориарти нарочито деланно вздыхает, цокнув языком вслед удаляющейся спине Морана, и думает о том, что после всего произошедшего за этот бесконечно долгий вечер, играть в догонялки посреди ночи – не самая плохая идея. И, внезапно, это действо увлекает Джим настолько, что в какой-то момент он не успевает толком среагировать – время словно движется квантовыми скачками, и в очередную секунду Мориарти в буквальном смысле налетает на резко остановившегося и развернувшегося Себастиана. Ладони полковника обхватывают его собственные, и краешком своего сознания Джим вдруг осознает, что за последние несколько часов ощущать руки Морана уже стало до дрожи привычной вещью – а потом следует вопрос, который сперва заставляет Джеймса замереть на пару мгновений, вздернув брови.
Сказать, что в эту самую секунду выражение лица полковника представляет собой нечто совершенно бесценное – значит, не сказать ничего. Мориарти силится вспомнить моменты, когда эмоции Морана были хотя бы вполовину близки к этому состоянию, но в голову ничего не приходит.

Джим в принципе никогда не воспринимал секс так, как его воспринимает большинство обычных людей. Он прекрасно мог обходиться и без него, при этом не испытывая никаких неудобств. Так или иначе, но в любом случае секс подразумевает под собой своего рода близость – категорию, которую Мориарти не всегда мог себе позволить – или попросту не хотел таковой пользоваться в принципе. У него бывал секс – и не раз, и не только с женщинами – и порой в определенные он выступал своего рода способом отвлечься и забыться. Пусть и не всегда способом действенным. Джеймс не мог сказать, бывало ли вообще такое, чтобы ему невыносимо хотелось кого-то. [Так, как сегодня.]

И Моран – это другое. Нечто совершенно другое. То, что Мориарти пока не пытается четко анализировать – это будет потом. Возможно, утром, когда удастся взглянуть на все со стороны. Сейчас есть только одно желание – плыть по течению и смотреть, что из этого выйдет.

– Знаешь, Себастиан, – вздохнув, начинает Джеймс, нарочито серьезно уставившись на Морана. – Я бы, конечно, мог сказать, что хранил свой цветочек для одного-единственного тебя, но не хочу тебя обнадеживать, – коротко скользнув языком по губам, добавляет Джим, а затем, вдруг плавно подавшись вперед, чуть привстает на носках, шепча Морану в губы: – Но ты можешь быть абсолютно уверенным в том, что так, у меня впервые. А у тебя?
Он почти касается своими губами губ Себастиана, тихо выдыхая – и тут взгляд его смещается чуть вбок, словно только сейчас замечая горящую вывеску аптеки.
– О! То, что нам нужно, – не дожидаясь ответа, произносит Джим, оставив след своего дыхания на подбородке полковника, и  дразняще отстраняется, устремляясь ко входу в аптеку и не сомневаясь в том, что полковник проследует за ним.

Переливчатый звонок, болтающийся на двери, звучит как-то странно-чужеродно для этого помещения, в котором растворен химический запах всевозможных лекарств. Джим проскальзывает мимо невысоких стеллажей, слыша краем уха, как звонок раздается еще раз, когда в аптеку заходит Себастиан, и останавливается возле стойки с кассой, чуть склоняясь, чтобы опереться на нее локтем. Приоткрытая дверь подсобки говорит о том, что продавец, определенно, где-то тут неподалеку.

+1

59

.
   - А у меня не было... - медленно и негромко отзывается Себастиан в спину удаляющегося Джима.

   Он знает, что ирландцу глубоко и искренне плевать, недаром он не остаётся дослушать ответ. Но это скорее мысль вслух, озвученная им для себя самого. То ли для того, чтобы напомнить себе об этом простом факте и попытаться привести себя в чувство, подчеркнув безумность и ошалелость происходящего. То ли чтобы оно, наконец, просто прозвучало и перестало вертеться у него в голове невысказанным опасением.

   Так у меня впервые.

Моран стоит посреди улицы, уставившись в уже закрывшиеся двери аптеки, ещё несколько долгих тихих минут пустой прохлады. Медленно исчезающее фантомное ощущение дыхания Джеймса у него на подбородке и столь же медленно остывающие пальцы, лишившиеся тепла ладоней брюнета, неожиданно вызывают какое-то странное чувство ноющей тоски где-то так глубоко внутри, что снайпер с трудом осознаёт его. И всё же, только зародившись, то неторопливо растёт вширь и испускает в стороны своеобразные щупальца, словно расползающаяся в воде капля едких чернил.

   Так у меня впервые.

   И как же это – так?..

   В конце концов он заходит в аптеку, аккуратно звякнув колокольчиком на дверях, и неторопливо идёт меж рядов стеллажей. Разглядывает переливы на цветастых блестящих коробках, скопления разноцветных надписей и жидкостей пастельных тонов. Терпкий и стойкий аптечный запах вызывает ненужные ассоциации с больницей и напоминает о любимом орудии Мориарти – скальпеле, - которое, заляпанное чужой и вязкой тёмно-бордовой кровью валяется сейчас где-то в зале их квартиры на шестом этаже. О трупе, который всё это невозможное время, наполненное безумными событиями, продолжает медленно, но верно и необратимо гнить. О трупе, который ему ещё придётся убрать. О трупе, который самолично сотворил и освежевал миниатюрный, до чёртиков хрупкий ирландец, стоящий сейчас к нему спиной, облокотившись на прилавок.

   Не то чтобы это пугало или останавливало Себастиана. Не то чтобы он пытался судить или оценивать подобные поступки – какого чёрта, он был наёмным убийцей, который примерно подобные вещи делал каждый день. И пусть он не выворачивал убитых им людей наизнанку, а привносил в процесс какую-то совершенно дикую и местами совершенно неуместную философию, в конечном итоге это не имело ровным счётом никакого значения. В этом конкретном аспекте – обращении живого человека с заботами, чаяниями, мыслями и всей его какой никакой индивидуальностью в набор мяса, субпродуктов и костей – они были людьми одного порядка. Просто по уши измазанный в кровище, слезах и соплях, разбитый, размазанный по полу собственной квартиры, его босс жутко выбивался из обычно выхоленного, чистого и высокомерного образа, который он ревностно поддерживал. И это вызывало во втором по опасности человеке в Лондоне попеременно то смутное беспокойство, то злорадное удовлетворение. А то и вовсе те самые приступы заботы и нежности, рвущегося на волю желания защитить, оградить и забрать себе.

   Он совершенно не понимает природу всего этого, всех своих действий и своих слов, всех ответных реакций и инициатив Мориарти. Не понимает, почему они, вечно находившиеся в этой необычной смеси агрессивно противодействующего доверительного партнёрства, вдруг целуются, и это вызывает реакцию столь бурную и ослепительную, что она затмевает собой всё и вся вокруг. Как и не понимает того, какого дьявола они ждали и терпели так долго. Не понимает и не хочет пытаться понять и представить, чем это всё грозит, чем это обернётся на утро, что он действительно чувствует, когда соприкасаются их губы и сплетаются руки, что это значит, когда Мориарти – твой? {А ты – его.} Но не как раньше, а тоже.. по-настоящему.

   И всё же, подойдя к Джиму сзади, он чуть наклоняется ему к уху и с совершенно хулиганским выражением лица и интонациями спрашивает в полголоса:

   - А ты был актив или пассив? – и точно так же не ждёт ответа, выпрямляясь и повышая голос, чтобы обратиться к объявившейся из-за шкафов молодой аптекарше. – Пачку презервативов XL и два лубриканта, пожалуйста. – Он замолкает, позволяя заказу осесть конкретными образами предметов в сознании продавщицы и лёгким слоем провокации на окружающие их полки и стенды, одновременно с этим прикидывая кое-что у себя в голове. – Ментол и банан.

   А потом многозначительно вздёргивает брови.

   На самых подступах к дому длительное ожидание мешается с зашкаливающим уже предвкушением и, подогреваемое добавившимся теперь к ним волнением, кипит в крови дикой смесью различных гормонов, заставляя её бурлить и пениться. Моран ощущает, как уже подрагивают кончики его пальцев; как замедляется дыхание, становясь при этом более глубоким и явно грозя будущей гипервентиляцией; как тяжелеют новые приобретения в пакете, набирая дополнительный надуманный вес и зудя у него в голове способами возможного применения.

   Он ещё держится на улице и держится на крыльце, где они умудряются разминуться с ещё парочкой каких-то полуночников, он даже сохраняет какое-то подобие самообладания на площадке, где соседка со второго этажа так вовремя забирает утреннюю вообще-то почту. Но стоит дверям лифта – того самого лифта – открыться, как он почти затаскивает Мориарти за собой внутрь и требовательно целует, притягивая всё ближе и ближе к себе рукой с аптечным пакетом, а свободной вновь скользя наверх, к шее.

   Где-то этажами между вторым и третьим он на мгновение отрывается от губ брюнета и как-то странно заглядывает в его враз потемневшие – хотя, казалось бы, куда ещё? – глаза, а потом молча протягивает в сторону руку и жмёт на уже использованную сегодня ранее кнопку STOP. Чуть подбросив их инерцией, кабина замирает и погружается в ночную тишину уснувшего дома и остановленного механизма.

   Вся эта тема... Нет, вы не поняли – вся эта тема далека от полковника на максимально возможное расстояние, а фелляция так и вообще никогда не входила в список хотя бы чисто гипотетически возможных вариантов его активности. Но вместе с тем он абсолютно чётко и обескураживающее ясно понимает, чего хочет.
{Он хочет, чтобы Джим стонал и извивался.}

   Поэтому он так же молча подаётся вперёд, заставляя шефа второй раз за вечер упереться спиной в прохладный металл стенки лифта. Достаточно однозначным движением одного из колен заставляет его чуть расставить ноги и прижимается к его телу, целуя снова и снова. Пакет с лубрикантами падает на пол, а руки Морана соединяются на поясе ирландца, чтобы сначала расстегнуть пряжку, а затем и всё остальное. Их совместные движения и поцелуи чуть запинаются и замедляются, потому что наступает очередная Черта. Переломный момент вечера, по силе и значимости почти равный тому самому первому поцелую, потому что он в корне меняет дело, смещая тональности и окончательно разрушая привычное положение вещей. И если до этого ещё, сторго говоря, можно было отступить, сдать назад и отказаться от этой затеи, то после...

   Себастиан с закрытыми глазами касается губами носа Джеймса, и они оба как-то настороженно замирают. Как замирает и вся окружающая их Вселенная, кристаллизуя время переливающимися в воздухе узкой кабины лифта бриллиантами, пока одна из его рук забирается брюнету в брюки и извлекает из-под деталей одежды горячую твёрдую плоть. Ладонь несколько раз аккуратно скользит вверх-вниз, прежде чем чуть сжать и отпустить снова, а затем снова начать массировать.

   Так у меня впервые.

   А так это как?..

   Оторвавшись всё же от губ брюнета, полковник, не проронив ни звука, опускается на колени. Чуть сжимая основание, он скользит языком по стволу туда и обратно, цепляясь губами за края головки и дразня краешком языка самый кончик, пока всё не увлажнится. Он в курсе, что лифты в их доме оборудованы камерами слежения, и нет, он не забыл о них, и даже не игнорирует, он просто прекрасно знает, куда с этих камер бежит сигнал. Он – телохранитель Мориарти и, разумеется, ничто в этом доме не может существовать и функционировать без его ведома. И потому он абсолютно спокоен за судьбу пишущегося сейчас материала, когда головка, наконец, скрывается у него во рту, а губы смыкаются на затвердевшем от налитой крови теле.

[AVA]http://s6.uploads.ru/0QFKw.png[/AVA]
[SGN]

With nothing useful to say and no one to listen to it
Filling the deep with the pain, I slowly sink into it
Consider questionable things to try to get me through it

http://s3.uploads.ru/m61q0.gif

[/SGN]

Отредактировано Sebastian Moran (2016-04-07 06:55:18)

+1

60

[NIC]Jim Moriarty[/NIC][AVA]http://i.imgur.com/NC1AOrd.gif[/AVA][SGN]

Sinnerman where you gunna run to
Sinnerman where you gunna run to
Where you gunna run to
All on that day

http://i.imgur.com/dj0mWiJ.gif

[/SGN]

Пальцы немного нервно – всего лишь самую малость – выстукивают бессвязный ритм по стеклу, пока сам Джим буквально отсчитывает секунды, которые в его голове перекликаются со звуком шагов где-то позади. Шагов уверенных и четких, нарочито неспешных – шагов Морана. Мориарти чувствует, как по спине раз за разом пробегают стайки мурашек, как все нутро сжимается в незнакомом ощущении – наверное, так себя чувствует тот, на кого охотится хищный зверь. Адреналин, искрящийся на кончиках пальцев и заставляющий их вытанцовывать рваную дробь; чувство опасного предвкушения, которое зарождается где-то в солнечном сплетении и распространяется по всему телу вибрирующими волнами. [Хотя, Джеймс вполне себе ясно осознает, что уже давным-давно добровольно стал приманкой для этого хищника; что уже давным-давно находится одной ногой в этой ловушке. Все это было лишь вопросом времени.]
Джим будто бы каждым своим позвонком чувствует неспешное приближение Себастиана – от того словно бы исходит какое-то тепло, жар, который неминуемо заполняет собой все окружающее пространство. Мориарти кажется, что воздух вокруг смешан с бурлящим кипятком, с огненной лавой – и остается только удивляться тому, почему он не выжигает себе легкие насквозь с каждым очередным вдохом.

Он не сразу замечает появления аптекарши в помещении, потому что Себастиан вдруг останавливается позади, максимально близко – и уже в следующую секунду Джеймс ощущает дыхание полковника где-то возле своего уха и слышит мягкие и тихие раскаты его чуть хрипловатого голоса, который по-хулигански ярко искрит вполне определенными интонациями. До Мориарти не сразу доходит смысл произнесенных слов – те оседают на коже колкими и щекочущими мурашками – а затем, выпрямившись и оторвавшись от стойки, Джим чуть поводит плечами, как если бы у него был легкий озноб.

Банан?.. – произносит Мориарти, фыркая себе под нос, и разворачивается к Себастиану. Дрожь на самых кончиках пальцев становится все более ощутимой – Джим несколько раз сжимает и разжимает кулаки, медленно выдыхая через нос и попутно всматриваясь в лицо полковника, в котором ясно читаются оттенки вызова. Слова Морана все еще витают где-то под потолком, окутывая все окружающее пространство легким флером. В голове все еще звучит его вопрос, и на коже ощущается горячее дыхание. На мгновение Джеймс вдруг ощущает себя каким-то гребанным подростком, который впервые в своей жизни отправился покупать презервативы – и эта дурацкая мысль заставляет его снова тихо усмехнуться, скривив уголок губ.

– Я тебе так скажу, Себастиан, – медленно обведя полковника взглядом с ног до головы, отзывается Джим, останавливаясь на искрящейся в холодноватом свете ламп лазури, которая сейчас глядит на него хитро и предвкушающе – так, что стайка мурашек вновь сбегает вниз по спине. Облизав пересохшие вдруг губы, Мориарти подходит вплотную к Морану и вновь привстает на носках, чтобы обдать ухо горячим полушепотом: – Я за разнообразие. Если ты понимаешь, о чем я.

Выдав это, Джеймс в такой же многозначительной манере вздергивает брови и прикусывает нижнюю губу, проскальзывая мимо полковника в сторону выхода, оставляя того забирать и оплачивать покупки.
На улице Мориарти медленно выдыхает воздух через нос, понимая вдруг, что все это время он невольно задерживал дыхание. Прежде, чем Себастиан выходит из аптеки, проходит несколько бесконечностей – а, на самом деле, всего лишь десяток секунд. Едва заметив полковника, Джим резко разворачивается на пятках и направляется в сторону дома, ни секунды не сомневаясь в том, что Моран так или иначе последует за ним. [Ему кажется, что если он простоит на месте дольше десяти секунд, то его разорвет на части – все внутри словно бы натянуто в звенящем напряжении.]

Шаги Джеймса резкие и нетерпеливо-быстрые – но Себастиан нагоняет его практически сразу, отставая буквально на полметра. Путь до дома они преодолевают в молчании – но в молчании напряженно-предвкушающем.

[И кажется, что вся Вселенная замирает в таком же звенящем ожидании.]

На подходе к дому ожидание лишь обостряется усилившейся дрожью в кончиках пальцев – в какой-то момент кажется, что время замедлилось в несколько десятков раз, и каждое движение растягивается на сотни световых лет. И кажется, что нереальность происходящего вот-вот вновь захлестнет с головой, но Джим снова и снова слышит уверенный голос Себастиана где-то совсем рядом.

Мы Реальны.

Как если бы один-единственный человек вдруг стал своеобразным мерилом, бессменный ориентиром, ярким отсветом маяка в непроглядной тьме.

Мы  реальны.

И Джеймс снова и снова кивает про себя – да. Это – реальность.
И как только распахиваются двери лифта, эта самая реальность вспыхивает яркими искрами – потому что Моран, Моран хватает его за руку, буквально заталкивая в лифт и тем самым снова отсекая их от всей остальной окружающей действительности.

А поцелуи сейчас окрашены в совершенно иные оттенки – более плотные, более насыщенные и глубокие. И кажется, что Себастиан не целует, а каждый раз проходится по его оголенным нервам. Реальность вокруг них сгущается, пробирается под кожу токсичным ядом – потому и ощущается все в несколько тысяч раз обостреннее. Потому и кажется, что всего чертовски мало – оттого и хочется все больше и больше. И Джим сам не знает, куда деть свои руки, в одно мгновение зарываясь пальцами в волосы полковника, а уже в другое – забираясь ладонями под его одежду, чтобы ощутить жар чужой кожи. В голове шумят раскатистые отголоски грома, а в ту секунду, когда Моран вдруг отстраняется, глядя Джеймсу в глаза, раздается оглушительный взрыв – но это всего лишь останавливается лифт, замирая между этажами. А потом все запускается по новой, разгораясь лесным пожаром – и Джим где-то на периферии сознания улавливает звук расстегиваемого ремня, который поначалу оглушает куда сильнее, чем все предыдущие звуки вместе взятые.

И в какой-то определенный момент само время замирает, создавая вокруг них двоих непроницаемый вакуум. И в голове – тоже вакуум, который с каждой секундой все больше вытесняет из головы всякие более или менее адекватные мысли.
Только и остается, что прохлада металла, когда Джим прислоняется к стенке лифта, да совсем не прохладный взгляд Себастиана – и Мориарти не может даже попытаться считать или хоть как-то идентифицировать его эмоции, потому что с головой затапливает этой невозможной лазурью.
Только и остается, что оглушительный гул в ушах, когда Моран наконец касается его – и Джим, наверное, едва ли бы устоял на ногах, если бы не опирался на стенку лифта. Он резко вдыхает воздух через нос, а пальцами он невольно вцепляется в предплечья полковника – но не в попытке отстранить и оттолкнуть, а пытаясь кое-как удержаться на ногах.

И вся вселенная Мориарти настороженно замирает, когда Себастиан вдруг отстраняется, опускаясь перед ним на колени. Джеймс прекрасно понимает, что именно сейчас произойдет, но вакуум в голове сгущается все сильнее. И потому в тот момент, когда он чувствует прикосновение языка Морана, он даже не в состоянии выругаться – ни на английском, ни на гэльском – потому что Джим чувствует, как вакуум разрывается оглушительной сверхновой. Зажмурившись, Мориарти прикусывает нижнюю губу, невольно откидывая голову назад и ударяясь затылком. Пальцы уже по инерции тянутся к волосам Себастиана, зарываясь в них и сжимая чуть сильнее, чем нужно – а когда Джеймс распахивает глаза, то захлебывается очередным рваным вздохом. Потому что он видит, как в зеркальном потолке лифта отражается склоненная голова Морана и он сам – растрепанный, с лихорадочно сверкающим взглядом. И еще в течение нескольких долгих секунд Джим не может оторвать взгляд от того за движениями их собственных двойников в этом диковинном Зазеркалье. 

Несдержанный полустон-полувздох все же срывается с его губ, сразу же резонируя от стен лифта, когда Себастиан берет глубже, заставляя Мориарти чуть дернуться, вжимаясь сильнее в прохладный металл. Рвано выдохнув, Джим вновь глядит на свое отражение, криво ему усмехаясь, а потом опускает взгляд на макушку Морана.

– Се-бас-с-с-ти-ан… – вдруг полушепотом тянет Джеймс, облизывая нижнюю губу, и прикрывает глаза, упираясь затылком в стенку.

+1


Вы здесь » iCross » Альтернатива » I ran to the devil [he was waiting]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно